Медиафрения. Клиническая смерть журналистики. Как избежать биологической?
После 2020 года журналистики не будет. Такой диагноз поставили эксперты «Сколково», которые составили Атлас 100 профессий будущего и 30 профессий-смертников, приговоренных к исчезновению в связи с наступающей тотальной автоматизацией. Журналисты — в расстрельном списке. К сколковским «экспертам», их прогнозу, а также к тому, кто на чьих похоронах простудится, «Сколково» на похоронах журналистики или журналисты на похоронах «Сколково», мы вернемся чуть позже, а сначала посмотрим, как напоследок проявила себя приговоренная к смерти профессия.
Ложь как основа профессии и социальный лифт
Телеканал «ТВ Центр» 15 августа, после благостного освещения встречи Собянина с населением, мимоходом, с нескрываемым злорадством отметил: «А вот встречи Мельникова и Навального с избирателями не состоялись, причина проста, на них не пришли люди». Навальный в тот же день разместил в Интернете и, в частности, на сайте «Эха Москвы» фотоотчеты с трех встреч, проходивших в тот день с интервалами 2-3 часа. В каждой встрече участвовало от полутора сотен до полутора тысяч избирателей. То есть в одном с журналистами «ТВ Центра» городе находится много живых свидетелей, которые могут многотысячным хором поздравить их, журналистов, соврамши. Кто-то из знакомых, может, даже членов семьи или других родственников.
Почему я выделяю этот, казалось бы, мелкий факт вранья из общего потока медийной лжи. Потому что это уже принципиально иное отношение журналиста с аудиторией. Когда нам врут про то, что американцы спят и видят, как бы уничтожить Россию, понятно, что большинство граждан в США не были и, кто их знает, может, они, эти пиндосы, и впрямь там все такие ненормальные. Когда лгут про то, как Ходорковский хотел продать Россию той же Америке, а когда сорвалось, выпил всю нефть, то эта ложь, во-первых, хорошо ложится на стереотипы об олигархах «лихих 90-х», а во-вторых, для понимания всей ее, этой лжи, несусветности, необходимо потратить целых 5 минут, чтобы разобраться в материале, а это для значительной части наших сограждан совершенно неоправданные усилия. В случае с враньем про то, что граждане не пришли на встречи с Навальным, когда очевидно бывшее объявляется небывшим, мы имеем дело с полным разрывом журналиста с аудиторией. То есть человек говорит: я вам вру, и знаю, что вы знаете, что я вам вру, и мне на это плевать, потому что у меня такая работа.
Возвращение короля лжецов
Главным внутрицеховым событием прошлой недели стало возвращение на телевидение Сергея Доренко, авторская программа которого получила прописку на том же канале «ТВ Центр». Резонанс в прессе был сопоставим с реакцией футбольного мира на возвращение в 1965 году Эдуарда Стрельцова после тюремной отсидки (Олег Кашин, кстати, в своей колонке обращается именно к этой аналогии) или, например, с реакцией мира бокса на возвращение в 1970-м на ринг великого Мухаммеда Али. Интонации журналистов охватывали диапазон от восторга искренних поклонников, радующихся возвращению кумира, до искреннего же сожаления, что кумир уж не тот, что прежде.
Материал «КП ТВ», посвященный возвращению великого Доренко, надо, конечно, смотреть, а не читать о нем, поскольку в нем главное то, КАК журналисты «Комсомолки» смотрят на вернувшегося в эфир кумира. Особенно когда в заключение передачи Доренко взял в руки гитару и с надрывом спел: «Па-а тундре-е, па-а железной дароге-е, где мчится по-оезд ''Воркута – Ленинград''…» — и в этот момент журналист «КП», глядя на него влюбленными глазами, догадливо спросил: «Это Вы про будущее одного из кандидатов в мэры Москвы?». «Нет, — ответил кумир, чуть улыбнувшись усталыми от мудрости глазами, — это про нас всех».
С журналистами «Комсомолки» все было ясно и ожидаемо, а вот Олег Кашин своим материалом «Экзистенциальный Доренко», опубликованным 16 августа в «Свободной прессе», не то чтобы сильно удивил, но многое сказал и о себе самом, и о той, достаточно влиятельной в журналистском мире, тусовке, к которой принадлежит и в составе представителей которой вошел, например, в КС оппозиции. Доренко для Кашина — это «один из двух героев телевидения девяностых (второй Парфенов), чьи старые передачи я пересматриваю целиком и подряд даже годы спустя, это действительно было очень здорово». И далее, с болью и ностальгией: «Тем, кто рос на программах Сергея Доренко 1998-2000 годов, кто почтительно слушал потом его утренние эфиры на радио, кто просто помнит его лицо и голос — тем, мне кажется, лучше не смотреть его изготовленные для телеканала ТВЦ ролики на тему того, что Навальный плохой. Может быть, так играл футболист Стрельцов после тюрьмы, или Любовь Орлова в «Скворце и Лире», или Брежнев после 25-го съезда — я не знаю с чем это сравнить, но видеть это физически неприятно».
Олег Кашин ставит диагноз: «Таких людей называют сбитыми летчиками». Я бы назвал журналистов, для которых Доренко девяностых был кумиром, людьми со сбитыми профессиональными ориентирами. Доренко не был журналистом в девяностых и не является им сейчас. Просто в девяностых он мочил чуждых и, возможно, неприятных Кашину Лужкова и Примакова, а сейчас делает то же самое с близким ему Навальным. Стиль, приемы и технологии, уровень мастерства остались теми же.
Когда я смотрел, как с помощью вырывания из контекста отдельных фраз, жестов и даже звуков Доренко пытается изобразить идиотами всех пятерых участников дебатов, мне вспомнился мой собственный первый опыт общения с этим кумиром. Начало 1995 года. Березовский уже украл «Останкино» и уже успел пошутить про Общественное российское телевидение, но Листьева еще не убили. Я был избран председателем парламентской комиссии по расследованию обстоятельств акционирования «Останкино» (так на парламентском языке называлась эта крупнейшая афера Березовского). После нескольких личных встреч и неудавшихся попыток договориться со мной «по-хорошему» Борис Абрамович решил разгромить комиссию морально и политически.
Я был приглашен в программу Доренко «Версии» с гарантией, что это будет разговор с ведущим один на один в прямом эфире в течение 10 минут. Придя в студию, я обнаружил там представителя ЛДПР, с которым нас постоянно пытались посадить как можно ближе друг к другу, чуть не в обнимку, ссылаясь на то, что иначе камера не может взять нужный ракурс. С первых минут передачи стало ясно, что это запись, в которой совершенно никакого значения не имело, что именно говорят участники, поскольку когда я увидел то, что осталось в результате монтажа, то это были какие-то отдельные междометия, обрывки фраз и жесты, записанные еще до эфира. Основное время передачи составляли реплики Доренко про то, какие тупые все депутаты, как они мешают работать, как эти тупые депутаты держатся за свои кресла (в этот момент камера показывала, как я по требованию оператора двигаюсь вместе со студийной мебелью), и его заключительная фраза о том, что «мы теперь знаем, что «Яблоко» (я был членом этой фракции, хотя у самой фракции не было солидарной позиции в вопросе акционирования «Останкино») и ЛДПР против Ельцина.
Доренко имеет такое же отношение к журналистике, как Петрик к науке, Онищенко к охране здоровья граждан, Жириновский к законотворчеству, а Мединский к культуре и истории.
Балканизация и колонизация журналистики
Главной задачей официальной пропаганды на прошлой неделе было высмеивание и вышучивание участников дебатов. Кроме Доренко в этом деле преуспели менее именитые Любовь Проценко из «Российской газеты», в материале «Какие кандидаты, такие и дебаты», и Роман Чуйченко, «Коммерсантъ FM».
Чуйченко в дебатах все было очень смешно. Потеха началась с самого слова «Москва». Вот смотрите: «Мос – ква». Убираем первый слог, получаем: «ква». Правда, смешно? Ну, ведь смешно же? Нет, вы не поняли. «Ква» — это не аксеновская лягушачья дразнилка, это без одной буквы КВН. А раз так, то и дебаты это тоже исключительно чтобы поржать. Говорит кандидат о метро, значит — Манилов, помните, тот ход подземный хотел из дома провести? Если про эстакады вспомнит, опять же, маниловщина, ведь гоголевский персонаж тоже о мосте через пруд мечтал.
В материале Чуйченко нет ни одной фамилии кандидатов, они все смешные безликие кавээнщики. Все, кроме одного. Все чувство юмора Чуйченко исчезает, когда он говорит о Собянине. Здесь голос твердеет, при произнесении ключевых слов «он при должности» слышится звон металла канцелярских скрепок. Какой может быть юмор, когда человек «сутками напролет управляет гигантским мегаполисом. Проводит совещания, принимает решения»!?
Роман Чуйченко, как и большинство людей в нашей стране, на которых, по закону «О СМИ», распространяется статус журналиста, не имеет никакого отношения к этой профессии. Вся трудовая биография Чуйченко формально выглядит как прыжки с поля журналистики на поле власти и обратно. Работал в газете «Комсомольская правда в Саратове», потом возглавлял пресслужбу губернатора Саратовской области, затем переброшен в ЦИК партии «Единая Россия», оттуда — на руководство «Областной газетой» в Екатеринбург, затем — в советники губернатора, только теперь уже Свердловской области. Формально выглядит как череда прыжков и смен профессии. На деле профессия и род занятий всегда одни и те же: политтехнологии и пропаганда. Эта та же профессия, что и у тысяч людей, работающих на федеральных и региональных государственных телеканалах, у большинства сотрудников муниципальных газет, а также многих частных СМИ, обслуживающих власть, типа холдинга Арама Габрелянова. Процесс вытеснения журналистов и журналистики из СМИ, получивший с легкой руки Филиппа Дзядко элегантное название «звенья гребаной цепи», на самом деле есть нарастающая колонизация и балканизация медиа со стороны власти.
Один из руководителей «Белого движения» Антон Иванович Деникин в 1946 году в меморандуме правительствам Великобритании и США использовал термин «балканизация России» для обозначения негативных последствий распада страны. Он писал о недопустимости смешения советской власти с русским народом, палача с жертвой. Процесс «балканизации журналистики», ее торпедирования чуждыми сферами, а также ее колонизации, подчинения со стороны политтехнологий, пиара и пропаганды начался не сегодня и не вчера, но сегодня он приобретает нормативный и институциональный, статусный характер.
В рамках большинства журфаков созданы отделения пиара, джиара и связей с общественностью. На мой взгляд, это гораздо более разрушительная вещь, чем создание кафедры теологии в МИФИ, что является несомненным издевательством и идиотизмом, но вряд ли приведет к тому, что выпускники МИФИ в своей работе будут массово использовать религиозные практики вместо математических расчетов. Хотя участившаяся практика освящения ракет как-то подозрительно совпадает последнее время с частотой их падения.
Разговоры о неизбежной и скорой смерти журналистики в связи с развитием Интернета и сопутствующих технологий очень напоминают реплики одного весьма пошлого персонажа советского фильма «Москва слезам не верит», который всю свою никчемную жизнь повторял: «Встретимся с вами через 20 лет, ничего не будет, ни книг, ни газет, ни театра, ни кино, одно сплошное телевидение».
Путинский режим является антижурналистским, так же как он является антисоциологическим, антинаучным, антиправозащитным и, более широко, антиобщественным в том смысле, что он создает крайне неблагоприятные условия для развития этих сфер жизни и деятельности людей. Но окончательно убить никакую из этих сфер он не сможет, так же как советская власть, как ни старалась, не смогла убить ни генетику, ни кибернетику, ни ту же социологию. Затормозить развитие, погрузить в летаргический сон, устроить даже подобие клинической смерти — да, это власть могла в прошлом и может сейчас. Но окончательное искоренение, биологическая смерть любой сферы не под силу ни одному режиму, а тем более такому слабому, как путинский.
Вытесняемая искусственно из СМИ, журналистика временно уходит в блогосферу, создает новые формы вроде «Политвестника» Саши Сотника или «Телевидения на коленке» Лазаревой – Шаца. Очевидно, что это все паллиативы, как и Интернет в целом, не способные заменить СМИ и профессиональную журналистику, функция которых производна от института репутации, создающего доверие к качеству информации и позволяющего аудитории считать события, из которых журналист сформировал повестку дня, действительно самыми важными на сегодня.
Когда же люди видят «ножницы» между тем, что вполне очевидно является самым важным событием, например, выборами мэра Москвы, и информационной политикой власти, которая загоняет дебаты кандидатов на 8 утра на канал «Доверие» с рейтингом в доли процента, функции журналистики поневоле начинают выполнять другие формы коммуникации. Трудно что-либо возразить штабу Навального, который, посчитав такую организацию дебатов открытым издевательством, предпочел отказаться от них и выбрал прямые встречи с избирателями или дебаты на площадке таких СМИ, которые смотрит кто-либо помимо организаторов.
Возвращаясь к прогнозу сколковских «экспертов» о смерти журналистики к 2020 году, хочу отметить некоторую разницу в природе могильщиков и приговоренных. Проект «Сколково» является типичным карго-культом российской власти, культом меланизийских самолетопоклонников, считающих, что если из тростника и дерева построить макеты самолетов и взлетных полос, то эти муляжи обязательно приманят настоящие самолеты, которые привезут вожделенные грузы консервов и бижутерии. Так и кремлевские мыслители думают, что если в Подмосковье создать муляж Кремниевой долины, то эффект будет тот же, что и от той, которая выросла на принципиально иной социально-экономической и культурной почве.
Российская журналистика, несмотря на все свои многочисленные социальные, экономические и прочие профессиональные хвори, своей пуповиной связана с обществом и вырастает из общественной потребности, в отличие от выращенного в кремлевской пробирке «Сколково». Поэтому я не сомневаюсь, что журналистика, пережив путинский режим, вылечится от своих болезней, а вот многочисленные гомункулусы этого режима типа Общественной палаты, ОТР или «Сколково» имеют шанс своих политических родителей не пережить.
Коллаж ЕЖ
