Тот факт, что в России растёт число актов вандализма на религиозной почве, специалистам хорошо известен и отнюдь их не удивляет: это такой же однозначный, хорошо читаемый симптом, как и пресловутое «дыхание Чейна-Стокса», некогда возвестившее миру о приближающейся кончине И.В. Сталина.
Как правило, подобные акты означают, что в данном конкретном обществе достигнут очень высокий уровень так называемой латентной агрессии – готовности напасть на любого человека, с которым приходится иметь дело в повседневной жизни. Попросту говоря, люди в массе своей раздражены, тогда как причины этого раздражения множественны, размыты и очень плохо поддаются идентификации. На практике, в повседневном действии такое раздражение прорывается как этническая, гендерная или возрастная фобия – беспричинная и неконтролируемая ненависть к «чужакам», «старикам», «мужикам» или другим вероятным партнёрам по бытовому конфликту.
В этом ряду «предметов ненависти» наиболее заметное место, безусловно, занимают индивиды с нетипичной для местного населения внешностью — вот почему диаспора – это всегда «избранный народ», а «рыжий» всегда виноват; если же нападение непосредственно на сами «предметы ненависти» сопряжено с какой-нибудь реальной опасностью (например, сколько-нибудь серьёзного отпора или уголовного преследования), объектом агрессии становятся чужие святыни, прежде всего — памятные знаки, могилы предков и храмы.
Как правило, общество справляется с подобного рода проблемами, с одной стороны — понижая уровень собственного этнического, гендерного, возрастного и прочего разнообразия (попросту говоря, уничтожая физически или подвергая остракизму каждого, кто так или иначе выделяется на общем фоне – такова, судя по всему, мотивация, порождающая эпидемию доносов), а с другой — конструируя какой-нибудь специфический, однако достаточно эффективный «образ врага», который затем становится предлогом для устройства политической «зачистки», развязывания войны и других подобных действий.
Ну и, конечно, свято место пусто не бывает – как и в 30-е годы в Германии или СССР, в нынешней России вполне может обнаружиться какая-нибудь достаточно влиятельная «заинтересованная публика», готовая поставить энергию латентной агрессии на службу собственным корыстным интересам – политическим, экономическим и даже чисто личным.
Как правило, подобные акты означают, что в данном конкретном обществе достигнут очень высокий уровень так называемой латентной агрессии – готовности напасть на любого человека, с которым приходится иметь дело в повседневной жизни. Попросту говоря, люди в массе своей раздражены, тогда как причины этого раздражения множественны, размыты и очень плохо поддаются идентификации. На практике, в повседневном действии такое раздражение прорывается как этническая, гендерная или возрастная фобия – беспричинная и неконтролируемая ненависть к «чужакам», «старикам», «мужикам» или другим вероятным партнёрам по бытовому конфликту.
В этом ряду «предметов ненависти» наиболее заметное место, безусловно, занимают индивиды с нетипичной для местного населения внешностью — вот почему диаспора – это всегда «избранный народ», а «рыжий» всегда виноват; если же нападение непосредственно на сами «предметы ненависти» сопряжено с какой-нибудь реальной опасностью (например, сколько-нибудь серьёзного отпора или уголовного преследования), объектом агрессии становятся чужие святыни, прежде всего — памятные знаки, могилы предков и храмы.
Как правило, общество справляется с подобного рода проблемами, с одной стороны — понижая уровень собственного этнического, гендерного, возрастного и прочего разнообразия (попросту говоря, уничтожая физически или подвергая остракизму каждого, кто так или иначе выделяется на общем фоне – такова, судя по всему, мотивация, порождающая эпидемию доносов), а с другой — конструируя какой-нибудь специфический, однако достаточно эффективный «образ врага», который затем становится предлогом для устройства политической «зачистки», развязывания войны и других подобных действий.
Ну и, конечно, свято место пусто не бывает – как и в 30-е годы в Германии или СССР, в нынешней России вполне может обнаружиться какая-нибудь достаточно влиятельная «заинтересованная публика», готовая поставить энергию латентной агрессии на службу собственным корыстным интересам – политическим, экономическим и даже чисто личным.
