Позиция академиков небезупречна — они откровенно путают научное и материалистическое мировоззрение, что наводит на мысль об идеологической ангажированности. Ну и исторической справедливости ради стоит заметить, что культура аргументации в рамках публичного диспута и соответствующая шкала ученых степеней сформировалась именно в теологическом контексте. Доктора теологии появились раньше докторов наук. Однако беспокойство ученых можно понять: на самом деле речь идет об опасности того, что знание будет путаться с невежеством. Потому что, если говорить серьезно, введение предмета «Основы православной культуры» — помимо попыток утвердить свое идеологическое влияние, чего исключить, к сожалению, нельзя — шаг достаточно безграмотный. Если отнестись непредвзято к самому названию «Основы православной культуры», то придется признать этот термин, по меньшей мере, логически несообразным. Что такое «православная культура», каковы границы этой сферы — кто это всерьез обсуждал? Почему православная, а не христианская, если речь идет о мировоззрении? Что такое православное мировоззрение, если речь идет о различных сферах человеческой жизни? Естественно, что на эту тему мы имеем одно только молчание. И понятно почему. Потому что если бы подобный шаг был действительно серьезным мероприятием, то ему бы предшествовала определенная концептуальная, в том числе, в здоровом смысле, идеологическая подготовка. Ничего подобного мы не наблюдаем, что уже должно наводить на подозрения: или это делать некому, или не существует даже такой установки, сколько-нибудь серьезно обосновывать свои действия. А тут уже приходится предполагать ровно один мотив — демонстрация своей идеологической востребованности, чем церковная институция действительно всерьез озабочена. Понятно почему: не будет востребованности — не будет денег. А институция без денег существовать не может.
Поэтому ежели бы академики на самом-то деле всерьез знали о том, насколько безобидно это мнимое вторжение в общественные дела, то они бы, конечно, с таким пафосом к президенту не обращались. Поскольку ни одна из озвученных на Соборе инициатив ничем всерьез не обеспечена. А если не обеспечена, то она просто обречена, на провал или на профанацию, что, в общем-то, одно и то же.
Что касается позиции Лукина, то мне она представляется, декларативно, по крайней мере, более взвешенной и адекватной. Боюсь только, что она несколько утопична, потому что — диалогизировать некому и не с кем. Существует, к сожалению, трагическое противоречие между институциональными интересами церкви и реальными задачами христианства, или, скажем так, Церкви Христовой. Поэтому чаще всего приходится иметь дело не с христианскими по содержанию выступлениями, инициативами и пр., а с декларациями политико-идеологического свойства. Но если господин Лукин всерьез готов выстраивать диалог, то он должен не бросать в никуда достаточно необязательные фразы, а предложить тематику, сформулировать проблемы, заранее выявить подходы. А потом спросить: есть заинтересованные люди в том, чтобы вести такой диалог, или их нет? Пусть люди выскажутся. Людей нужно к диалогу подвигать.
Давид Гзгзян — завкафедрой богословских дисциплин и литургики Свято-Филаретовского православно-христианского института
