Император Иоанн Кантакузин предлагал папскому послу вместе взойти на костер. Кто добровольно претерпит страдания до смертной муки, тот докажет свою правоту в вопросе о филиокве (filioque), то есть в вопросе о том, от кого исходит Святой Дух. Посол сдрейфил. То была в истории христианского мира эпоха (и такая эпоха была только в истории христианской цивилизации), когда абстрактные, теоретические истины считались предельно важными для человеческой жизни. Если власть была бы в руках Джордано Бруно, он, в разрезе перспектив спасения человечества, отправил бы на костер поэта и мыслителя кардинала Беллармина. Но власть была у Беллармина. Исходит ли Святой Дух от Сына, вокруг Земли вращается Солнце или Солнце вокруг Земли – верность правильному ответу определит спасение твоей души.
Найдется ли сейчас такой православный народный вождь, который за filioque не то что на костер взойдет, а хотя бы согласится постричься наголо? Сомнительно. Сейчас цену имеет материальное, и не только в грубом смысле, но и материальное благоденствие, земное счастье людей. Ценность абстрактных истин девальвирована на несколько порядков. Теперь и все исторические конфликты постепенно переоцениваются по новому тарифу.
Ватикан за многое должен быть благодарен Лютеру. Благодаря ему он очистился, после Лютера средневековые безобразия папства стали невозможны. Образование стало католической ценностью (до сих пор католические школы во многих странах – лучшие). Не будь Лютера, заставившего католическую церковь исправляться, может быть, дождался бы западный мир своего 1917 года. А ответ на главный богословский вопрос, разделявший лютеран и католиков, – спасение делами или верой, для католиков перестал быть столь бесспорным. Автор в «Таймс» ищет чисто конъюнктурные объяснения заявлению папы, но оно очевидно являются результатом внутреннего развития католического мировоззрения. Конъюнктура в данном случае – дело второстепенное.
К сожалению, Русская православная церковь, прельщенная реставрационными мечтаниями, совершенно не стремится с высоты исторического опыта оценить прошлое. Считая себя частью народа, она, тем не менее, воспринимает катастрофу 1917 года как нечто совершенно для себя внешнее и видит себя только жертвой трагедии. Равно как и во всех прошлых исторических конфликтах считает себя лишь безвинно страдающей стороной. Не берет на себя за нее ни толики ответственности. Психологически это самая удобная позиция, но история учит нас, что она же – и самая опасная.
