В сообщении, которое попало в СМИ, – ошибка. Речь идет не о рекордном количестве преступлений, а о рекордном количестве убийств. И это важно: преступлений, по нашим данным, больше не стало – просто они стали более жестокими. Этому факту есть два объяснения.
Первая версия: это запоздалый эффект банды Артура Рено. Поскольку наши СМИ восторженно рассказывают об этом деле, естественно, нет ничего удивительного, что среди неонацистов появились подражатели. И их задачей является не избить, а именно убить человека, потому что только так можно прославиться.
Второй момент, мы связываем эту чрезмерную жестокость с тем, что (как ни парадоксально это звучит) правоохранительные органы Москвы наконец-то начали активно преследовать неонацистов, и поскольку в Москве уже существует неонацистское подполье, то оно реагирует на репрессии как может, а может оно реагировать только убийствами. Подполье пытается продемонстрировать, что оно сильно и что сиюминутные меры не помогут. В некотором роде это моральное противостояние. Если давление будет систематическим, законным и последовательным, я думаю, что ресурс в какой-то момент будет исчерпан, тогда волна убийств пойдет на спад (она уже, собственно, идет на спад).
Возвращаясь к вопросу о СМИ, нужно отметить, что медийные истории, в которых героем выступает убийца, безусловно влияют на ситуацию. Потому что это поддерживает уже существующие ксенофобные настроения в обществе и создает почву для одобрения расистского насилия. История с боксером Кузнецовым – она вообще очень странная, но тем не менее не преминули отметить, что человек, которого он убил, не славянин. Фактически опосредованными приемами идет оправдание насилия. Неважно, что в данном случае это насилие не расистское, важно, что фактически идет оправдание, или даже одобрение, суда Линча (что, на мой взгляд, абсолютно недопустимо), а подчеркивание «нерусскости» преступника перенаправляет это оправдание на этническую почву.
Вообще наши СМИ играют значительную роль в возбуждении ненависти и в поддержании очень мощного ксенофобного уровня, который существует в обществе: и некорректными публикациями, и какими-то провоцирующими историями, а временами просто непрофессионализмом. Когда рассказывают, например, о том, как действовал Артур Рено, часто эти рассказы, мягко говоря, неадекватны.
Главное, что нужно понять, что в подавляющем большинстве случаев журналисты – не расисты, они просто пытаются честно делать свою работу – рассказывать людям о событиях. Но поскольку профессионализма не хватает, то соответственно, те события, о которых они рассказывают, не получают должной моральной оценки. Причем делается это не умышленно – есть, конечно, журналисты, которые разделяют ксенофобные убеждения, но таких людей единицы, специалисты их знают по именам. В большинстве случаев журналисты абсолютно ненамеренно провоцируют рост расистских настроений в обществе – и это очень страшно, потому что человек абсолютно убежден, что ничего плохого он не делает и объяснить ему, в чем проблема, очень сложно.
Говорить об этих убийствах нужно и должно – общество должно знать, что происходит. И говорить о национальности потерпевшего, если это имеет отношение к делу, тоже нужно.
Это, собственно говоря, канон профессиональной журналистики – должна даваться та информация, которая имеет отношение к делу. Если человека убили потому, что он таджик, или потому, что он русский, – то, конечно, эта информация должна быть донесена до общества. Но если кто-то ограбил палатку и оказался кем-то (таджиком или русским), то информация о его национальности  не имеет никакого отношения к тому, что он ограбил палатку. И вот в этом случае упоминать о его национальности совершенно не следует. Но проблема в том, что то, что экспертам и специалистам кажется абсолютно логичным и естественным, очень трудно донести до профессионального журналистского сообщества. Поэтому говорят о том, что «давайте будем регулировать», но такие вещи нельзя регулировать законодательно. Это исключительно проблема внутренней профессиональной саморегуляции – у нас этого, к сожалению, нет.