Отец Виталий — выдающийся человек, конечно, такой человек-оркестр, который, как и многие люди его времени, нес в себе очень много возможностей, но использованы они были отнюдь не в полную силу. Он мечтал написать серьезную историю Русской церкви, он вообще был несколько загипнотизирован фигурой церковного историка Василия Болотова, мечтал продолжить его дело и создать что-то подобное по современности, как у Болотова по древности. Но церковное руководство заставляло его больше заниматься внешней деятельностью, представлять церковь за рубежом, и он добился здесь больших успехов, потому что ему верили, видели, что это человек живой, искренний. Однако из-за бесконечных дипломатических поручений ничего ему почти не удалось исполнить из своих мечтаний. И его лучшее духовное наследие — это его проповеди. Мы их потихоньку на магнитофон записывали еще в 70-е годы, делали это так: магнитофон «Романтик» в портфеле, через пальто снизу пропускается шнур, микрофон в руке, так что почти ничего не видно. Потом проповеди перепечатывались на машинке, первый том мы издали в свое время еще самиздатом. А вот сейчас Свято-Сергиевское братство выпустило его уже нормальным печатным образом. Он сам недооценивал это свое наследие, но оно очень серьезно. Он иногда смеялся и говорил: «Я официально доктор богословия, а на самом деле я фельдшер богословия».

Я начал ходить в Елоховский собор с начала 70-х годов, еще до отца Виталия. Когда он в 1973 году появился, мы его сразу увидели и оценили — все-таки человек невероятной мощи. До него был такой старичок маленький, отец Иоанн Соболев, которого не видно было. А тут вдруг явился человек, который во время проповеди кричит, бьет кулаком по аналою, без истерики, но очень эмоционально. Причем с жутким белорусским акцентом. Он немножко юродствовал, конечно, косил под белорусского мужика, хотя был человеком глубоко образованным, знал несколько иностранных языков. Ему это помогало — все думали, ну это человек особенный, не от мира сего, и сильно его не трогали. Но он натерпелся: то взлетал наверх, был настоятелем патриаршего собора, протопресвитером, а то его просто лишили всего, назначили «почетным настоятелем». Он любил шутить: «По четным я настоятель, а по нечетным — нет». И опять гоняли по всем этим поручениям, он был зампредом ОВЦС, но в конце концов его фактически отрешили от дел.

В последние годы он очень помогал нашему институту: читал лекции, приходил в часовню произносил проповеди. Когда предпринимались попытки институт разогнать, он не боялся и патриарху писать, и в Синодальной богословской комиссии на совещаниях выступал, защищая нас. Конечно, вызвал к себе большое раздражение начальства, но вот здесь он уже не боялся, говорил: «Я всю жизнь боялся, но уже все, хватит».

Последние несколько месяцев было ясно уже, что жизнь уходит, он уже почти ничего не видел, лежал на кровати почти без движения. Но когда я последний раз к нему пришел, буквально неделю назад, он так с ехидцей мне говорит: «Ой, вы нашли время, оторвались от своих занятий». То есть, как всегда, со своим таким, немножко, ерничеством. Вспоминал, как он в 1944 году был рукоположен настоятелем собора в Гомеле и его довольно быстро перевели с такой формулировкой: «Вы слишком хорошо общаетесь с прихожанами, вас слишком любят, поэтому вы нам мешаете».

Александр Копировский — преподаватель Свято-Филаретовского православно-христианского института