Момент для увольнения был выбран, мягко говоря, крайне неудачный. Андрей Ерофеев сейчас находится под уголовным делом, и то, что он сотрудник Государственной Третьяковской галереи, могло быть для него какой-то поддержкой, защитой. Несмотря на все претензии к Ерофееву как к сотруднику, нужно было сначала его защитить, а потом, хоть на следующий день после суда, — уволить (если так уж невтерпеж). А Родионов в этой ситуации повел себя не как директор музея, а как бюрократ, держащий «нос по ветру».
Тут, мне кажется,  уместно вспомнить, как Родионов стал директором Третьяковской галереи: когда шло строительство инженерного корпуса, возникла идея, что музею нужен не директор-искусствовед, а директор-строитель, чтобы завершить наконец работы. Тогда пришел Родионов, и все думали, что, как только стройка закончится, он уйдет. Но то ли благодаря дружбе с Лужковым, то ли по каким-то еще причинам он устоял. Однако директором музея он так, по сути, и не стал, кодекс чести так и не усвоил. И я его своим коллегой считать не могу.
Ведь эту историю даже невозможно объяснить, допустим, моим западным коллегам — они просто не верят, что такое возможно. Думаю, Родионов — единственный директор музея в мире, которые так поступил. Я прекрасно понимаю, что Андрей Ерофеев — трудный сотрудник, он очень талантливый и очень сложный человек, я верю, что там были какие-то конфликты, возможно, инициируемые и самим Ерофеевым. Но в данной ситуации, в ситуации, когда человек находится под судом, все эти аргументы не должны работать, не могут работать. Сначала надо было защитить.