Джинсы как символ российского транзита

Основу нынешней властной элиты (прошу прощения у тех, кто оправданно сочтет использование этого термина лестью) составляют мужчины, много реже – женщины в возрасте от 45 до 55 лет. Это поколение, которое пик социализации проходило в семидесятые годы, что позволяет применить к ним термин «семидесятники».

Тому периоду нашей новейшей истории были свойственны две фундаментальные тенденции. Первая: в общественное сознание начали проникать частные ценности, первые признаки индивидуализма. В условиях слабеющего тоталитаризма начали формироваться пока зыбкие границы privacy. Конечно, власть не позволяла заходить слишком далеко, но уже не так беззастенчиво лезла в душу каждому. Эскапизм в умеренных дозах и в невызывающих формах не был наказуем.

Вторая тенденция, сопряженная с первой: начали формироваться хилые зачатки общества потребления. Неэффективная экономика, исчерпанная мобилизационная идеология, ослабленный репрессивный пресс, все это побуждало власти искать иные средства поддержания лояльности. Тут и подвернулись шальные деньги от выгодной продажи нефтегазовых запасов. Потек импорт. И вместе с ним – первые образцы западного быта в их поверхностных проявлениях.

Одним из центральных символов этого быта стали тогда джинсы. Вы помните их!? С каким восторгом мы наблюдали их способность стоять на полу без наших ног и задов внутри? Как соблазнительно бронзовели заклепки с древними письменами! А кожаный лейбл на заднем кармане! Ради него можно было продать душу дьяволу.

Джинсы, как известно, натягивают, вдевая ноги в две брючины. Эти две брючины несут в себе два универсальных смысла. Первый – джинсы как символ противопоставления себя всему советскому и официальному, начиная с пионерских сатиновых шаровар и заканчивая мешковатыми брюками от не менее мешковатого советского костюма. Джинсы – это внутренне бегство на Запад от опостылевшего официоза. Это протест, выраженный в неопасной форме.

Второй смысл – джинсы как признак успеха в потреблении. Вспомним, что мужское, прежде всего, население, четко делилось на две категории. На заднице одних ошарашено скалился Волк из «Ну, погоди!» или победно смеялся его антипод Заяц. Обладателями этого советского суррогата были ребята не от мира сего. Физики, можно сказать. В лучшем случае, запоздало начинающие поэты.
Другие же гордо носили ниже поясницы тисненные по коже таинственные заклинания, напечатанные неразборчивой латиницей. Вот это был успех! Его можно было достичь, либо удачно родившись у выездных родителей, либо энергично пофарцевав сначала у «Метрополя», потом у «России», потом у «Космоса». Эти шли по другой части – от торговли до ИМЭМО.

Я не знаю, как назвать эти два смысла, две брючины. Предположим, условно, – романтизм и прагматизм. Важно, что обе надевались на один зад. То есть два начала были по-разному намешены во всех нас. Мы все читали одно – от Хэмингуэя до Булгакова. Вместе дрейфовали от героев Урбанского к героям Даля. Слушали и пели Галича, Визбора, Окуджаву, Высоцкого. При разном уровне интенсивности мы имели единый вектор скепсиса.

Джинсы начали трещать по швам с началом российского транзита. Первыми ринулись во власть наименее расчетливые, нередко движимые романтическими представлениями о власти, о целях, о себе самих. Но испытание оказалось не из легких. Тощие зады мэнээсов быстро толстели в чиновничьих креслах. Швы трещали. Вторая брючина душила первую, потребление – романтизм. Потребление душило и побеждало.

Да! Это все джинсы! Они, проклятые, раздвоенные, раздваивавшие нас. Это они превращали романтиков в прагматиков, а прагматиков – в вульгарных хапуг. Надпись «Ну, погоди!» тускнела, и отчетливо проступало: «Wrangler». И это не метафора. Смыслы, создаваемые нами, отчуждаются, обретают самостоятельную жизнь и начинают управлять нашей.

Да. А в это время, пока романтики формировали первую волну транзита, ребята, уже носившие «Wrangler», прибивали к своим дверям доски с названиями кооперативов, совместных предприятий, экспортных контор. Они сразу увидели свой смысл в этой новой жизни.

А потом началась вторая волна. Ребята пошли захватывать власть. И даже туда они шли, как в ЗАО: четко видя цель, без сантиментов, и не снимая джинсов. Это важно. Две брючины должны работать вместе, и романтическая должна служить прагматичной.

Вы видели, что наш-то носит на неформальных международных мероприятиях? «Джинсы»! Это их школа. Тут даже швы не трещат. Все видят: он свой в доску! Он с нашей кухни, и все понимает! И значит, он думает о нас!

Это тоже джинсы. Это они помогают одним обеспечивать «операции прикрытия», а другим – очаровываться. Время проходит, глаз замыливается: и уже трудно издали отличить «Wrangler» от «Ну, погоди!». Это прагматично. Чем гуще дымовая завеса, тем вольготнее и обильнее воровство.
Что же делать!? Еще раз: наша жизнь управляется смыслами, которые мы сами конструируем. А значит, в рецепт должно быть вписано разрушение устаревшего смысла.

Джинсы. Это очень неудобно. В них хорошо сидеть в седле, слегка согнув ноги. Джинсы не протираются, даже если стадо надо гнать за пятьсот миль на бойню. Их не обязательно стирать перед обратной дорогой. К ним легко прибить кобуру не очень большими гвоздями. И все.

В джинсах трудно нанести удар стопой в подбородок. Трудно жонглировать футбольным мячом. Если вы можете присесть в них на корточки, это имитация, а не джинсы. Но именно такая имитация обтягивала конечности американских актеров в вестернах, порождая мировую моду.

Хватит. Джинсы — это просто такие штаны. И носить их лучше, не придавая этому смысла, выходящего за пределы функционального предназначения одежды. Что постепенно и происходит вместе со стиранием политических границ и преодолением дефицита. Значит, вместе с отдалением семидесятых тает влияние сдвоенного смысла джинсов.

Но остаются сами недоосознанные семидесятые, в которых были не только джинсы. Прошлое может по-разному влиять на настоящее и будущее. Отчасти это зависит от нас. Мы вольны манипулировать своими воспоминаниями, возвращать и использовать атрибуты прошлого. Мы свободны в их отборе и интерпретации. Осознавая это, мы обретаем способность влиять на будущее.

P.S. Это все-таки Интернет, и я хочу этим воспользоваться.
Коллеги! Мои соотечественники по семидесятым!
Я не отношу себя к тем, кто хает или восхваляет прошлое. Прошлое всегда всякое, как настоящее или будущее. И потому есть шанс улучшать будущее, если осознанно просеивать прошлое и отбирать с собой то, что нам нужно. Поэтому вопрос к вам: а что нам нужно оттуда? Что нам может помочь сегодня из нашей молодости? Ведь не все же было впустую!
Другие вопросы придумайте сами.
Я объясню, к чему я все это пишу. Не хочу, чтобы символом фантастических преобразований в России были джинсы при всем моем искреннем уважении к ним как к разновидности брюк. Точно ведь есть что-то более плодотворное. Надо только поискать.

Автор — президент Фонда ИНДЕМ