Возникает вопрос к прокуратуре: на каком же основании уголовное дело было возбуждено в 1990 году? Военная коллегия Верховного суда исходила из квалификации, которая была дана делу Главной военной прокуратурой при прекращении расследования в 2004 году, а именно квалификации согласно действовавшему в 1940 году Уголовному кодексу, который был принят в 1926 году, по статье 193-17 пункт «б», предусматривающей ответственность за превышение власти, повлекшее особо тяжкие последствия при наличии отягощающих обстоятельств, лиц из начальствующего состава Красной Рабоче-Крестьянской армии, то есть всех офицеров. Эта квалификация сегодня была принята Военной коллегией как данность. На самом деле, это произвол Главной военной прокуратуры, и эта квалификация ни разу не исследовалась и не была принята никаким судом. То есть Главная военная прокуратура в 2004 году, когда решила прекратить расследование, своей волей приняла такую квалификацию и приняла решение, что применяет Уголовный кодекс 1926 года.Насколько я понимаю, норма о том, что преступление можно квалифицировать согласно тем нормам права, которые действовали в момент совершения преступления, вполне резонна и естественна. Однако мы знаем довольно много случаев, когда в порядке большего или меньшего отступления от этой нормы принимались и другие решения. В частности, для того чтобы судить нацистских военных преступников в 1945 году был образован специальный Международный военный трибунал и разработан и принят его устав, по которому их и судили. Это было сделано в некотором чрезвычайном порядке. С тех пор этот устав вошел как составная часть в международное право, и сейчас уже не требуется специальных чрезвычайных решений, чтобы применить этот устав для некоторых преступлений, которые никак не вмещаются в уголовный кодекс. Те же советские законодатели, которые в 1926 году принимали Уголовный кодекс РСФСР, никак не могли себе представить, что в период действия этого кодекса будет совершено настолько беспрецедентное преступление. И поэтому никто не мешал прокуратуре в данном случае применить, например, устав Международного военного трибунала. И скажу больше: пятнадцать лет назад, в 1994 году, основная активная фаза расследования некоторым вынужденным образом была закончена, то есть, согласно опубликованным воспоминаниям участников расследования, в частности, руководителя следственной бригады прокурора ГВП А.Яблокова, был попросту нажим со стороны руководства, чтобы свертывать расследование, и тогда тот же Яблоков вынес постановление о прекращении расследования в связи со смертью виновных, но в этом постановлении дал этому преступлению другую юридическую квалификацию, именно в соответствии с уставом Международного военного трибунала по пунктам “a”, “b” и “c” статьи 6, то есть как преступление против мира, военное преступление, совершенное в отношении военнопленных, и преступление против человечности. Так что в случае катынского преступления обращение к уставу Международного военного трибунала не новость. Правда, то постановление Яблокова было отменено через три дня, сначала главным военным прокурором и тут же генеральным прокурором, а сам Яблоков был отстранен и вскоре изгнан из ГВП.Адвокаты Анна Ставицкая и Роман Карпинский в качестве основного обоснования своего требования возобновить расследование приводили такое соображение: предоставление статуса пострадавших – это компетенция следствия, а если следствие прекращено, то нет возможности предоставить статус потерпевших. Они говорили, что не добиваются возобновления расследования для того, чтобы рассуждать об адекватности или об отсутствии меры наказания, или чтобы привлечь в качестве обвиняемых более широкий круг лиц. Расследование необходимо, прежде всего, для того, чтобы предоставить статус потерпевших родственникам, чтобы они получили хоть какие-то процессуальные права. Потому что даже если бы дело было рассекречено, родственники не имели бы возможности ознакомиться с материалами дела.«Мемориал» тоже инициировал дело в связи с постановлением о прекращении расследования «катынского дела». Мы ставили вопрос несколько более узко: мы не требовали признания прекращения расследования незаконным, потому что мы не видели это постановление, и не требовали возобновления расследования на этом этапе. Единственное, чего мы требовали, это рассекречивания этого постановления и возможности ознакомления с ним на том основании, что, хоть это постановление и является процессуальным документом, который вроде бы должен быть доступен только сторонам в деле, оно является и источником сведений о преступлениях тоталитарного режима, то есть его значение более широко. Наше заявление было отклонено судами первой и второй инстанции, и мы будем обжаловать его в порядке надзора в российских судах.
Александр Гурьянов — руководитель польской комиссии Международного общества «Мемориал»