25 марта я был депортирован из Белоруссии. Меня сняли с поезда, потому что режим Лукашенко очень не любит активистов «Обороны». Они решили, что я туда еду, чтобы совершить что-нибудь противоправное, хотя я ехал к друзьям – активистам белорусской оппозиции. Бумаг никаких не писали, просто депортировали меня в Россию. Второй случай – акция на мосту в поддержку Ходорковского 3 марта, когда мы с товарищем по «Обороне» развернули транспарант. По этим двум случаям были на меня наводки, поэтому он и приходил ко мне. Он именно о них упоминал.
Рано утром меня разбудила комендантша общежития и сказала, что мне срочно надо идти в паспортный стол, прямо сию минуту. Я туда пришел, он там сидел, она оставила нас наедине. Он представился, показал удостоверение сотрудника ФСБ. Он начал меня расспрашивать о моей деятельности в «Обороне» и «Солидарности». Строил из себя друга моего: «Понимаете, Центр «Э» заставляет меня вами заниматься, мне это, конечно, на фиг не надо, но я просто вынужден как-то разузнать». Расспрашивал: «А на мосту это вы были? А из Белоруссии тоже вы депортировались?» Потом он начал говорить: «А что же нам тогда делать? Надо же какой-то компромисс искать. Я должен Центру «Э» что-то ответить: либо что их опасения о том, что вы экстремист, подтверждаются, либо что нет. Я с вами разговариваю и вижу, что вы адекватный человек, что вы никакой не экстремист. Давайте найдем какой-нибудь компромисс. Например, я скажу им, что они ошиблись, а взамен вы будете нам помогать в борьбе с терроризмом». Я спросил его: «А что вы подразумеваете под терроризмом?» Он замялся сразу, сказал: «Ну, понимаете, взрывают же иногда». Но я-то понимаю и мы оба понимаем, что он имел в виду под борьбой с терроризмом. Я, конечно, сказал, что не буду этим заниматься. Тогда он сказал: «Ну что, тогда мы оставляем все, как есть?» Я сказал: «Да, оставляем все, как есть», — и мы разошлись.
Про сессию было так. Он начал говорить: «Вы понимаете, ведь руководство МГУ все в «Единой России», и оно очень не любит политиков среди студентов, поэтому оно будет очень недовольно». Дело в том, что недавно «Оборона» провела граффити-акцию без моего участия: надписи «Обороны» на территории МГУ, на подсобных помещениях, не представляющих культурной ценности. И он начал намекать, что это можно связать со мной: известно, что я активист «Обороны», и якобы руководству университета (как он говорит) очень не понравились эти надписи. Он сказал, что Центр «Э» собирается написать бумагу руководству МГУ и упомянуть все эти действия – акцию на мосту, депортацию и, возможно, граффити. «Вы же понимаете, что будет несложно, учитывая, что у МГУ вполне лояльное руководство…» Я ответил, что никаких законных оснований для этого нет: во-первых, ни одно дело не было доведено до суда, а во-вторых, меня в принципе могут отчислить либо за неуспеваемость, либо за нарушение Устава университета. Не могут меня отчислить за мою политическую деятельность. На что он сказал: «Вы же понимаете, что все это легко делается: вы просто не сдадите сессию. И давайте с нами сотрудничать, потому что вы же понимаете, что отныне вам на каждом шагу будут вставлять палки в колеса и свободно пройти не дадут».Я думаю, что процентов на девяносто это просто запугивание. Университет себя никак не запятнал. И не думаю, что какие-то бумаги есть и вообще будут.
Он был очень доброжелателен, говорил: «Я не понимаю, зачем Центр «Э» этим занимаются, вместо того, чтобы бандитов ловить, они ловят молодых ребят». Строил из себя дурачка, спрашивал: «Что такое «Оборона», что такое «Солидарность»? Я в этом не разбираюсь, расскажите мне о себе, чего вы хотите, какими методами вы этого добиваетесь?»
