Конечно, я расцениваю эту премию как врученную не нам троим, а, как и сказано, представителям «Мемориала» и других российских правозащитных организаций. На самом деле, в нашем лице это премия российскому правозащитному движению. Мне кажется, это очень правильно. Поэтому я испытываю внутреннее удовлетворение: правильно именно сейчас, именно в это время дать премию — не важно, в чьем лице — российским правозащитникам. Верно сказал глава Европарламента, объявляя лауреатов: «Мы надеемся внести свой вклад в то, чтобы была разорвана бесконечная цепь страха и насилия, окружающая правозащитников в России». Это верный посыл российским властям, это сказано вовремя. Потому что некоторые вещи уже совсем нестерпимы. Работать в некоторых регионах Северного Кавказа нам почти невозможно и связано со слишком большими рисками. С другой стороны, эта премия вызывает двоякие чувства. Нам премия, а Россия движется в совсем другом направлении, чем мы себе представляли. Это наверняка и наша вина. Горько, что и Наташа Эстемирова номинировалась на эту премию в 2004 году, не получила ее. Тогда ее получили вполне достойные люди, но тем не менее. А теперь она получила пулю, а мы — премию.
Конечно, надеяться на то, что какая-то, пусть и такая замечательная премия разорвет этот круг, да и вообще какое-либо давление, воздействие или любые сигналы извне окажутся решающим фактором влияния на ситуацию в России, по-моему, просто бессмысленно. Единственная реальная возможность что-либо менять — это менять изнутри. Наши внешние партнеры — партнеры России, партнеры российского гражданского общества — могут либо помогать в этом, либо мешать. Нынешний шаг — всего лишь один из возможных шагов в помощь нам. Чего мы хотели бы от Евросоюза? Уже довольно давно, несколько лет, большая коалиция российских правозащитных организаций, общаясь с представителями Евросоюза, отдельных европейских стран, все время говорит о том, что в готовящемся соглашении Евросоюз—Россия права человека не должны быть упомянуты только в преамбуле, в качестве каких-то общих принципов: сказали и забыли, а дальше идет подробное описание вопросов торговли, энергоносителей, борьбы с терроризмом и так далее. Должен быть такой же отдельный раздел по правам человека, нормально, подробно прописанный, с взаимной ответственностью. У Россия также должна быть возможность спрашивать и получать четкие ответы по ситуации, например, с правами русскоязычного меньшинства в странах Балтии, подобно тому, как у Европы должна быть возможность интересоваться ситуацией с правами человека в России. Мы наталкиваемся на разную реакцию. В том числе, и на откровенное нежелание: как это, мол, так, с какой стати Россия должна у нас спрашивать? У других еврочиновников и политиков мы встречаем своего рода разведение руками: мы бы рады, мол, но у нас же нет возможности влиять на Россию, мы ничего не можем сделать. Есть и сочувствие, и желание идти в этом направлении, но мы понимаем, что у европейских структур реальной политической воли добиваться появления именно этого раздела в соглашении с Россией. Это означает только одно: на самом деле, к сожалению, Евросоюз не хочет принимать реальных, серьезных шагов для демократизации России. Мы же не предлагаем исключительно давление, а выработку механизма именно взаимной ответственности в этом плане. А тот механизм, который существует сейчас, уже совсем выхолостился. Раз в полгода происходят консультации между Евросоюзом и Россией в области прав человека. Мы, российские правозащитники, поначалу отнеслись к этому механизму с большим интересом: включились в него, стали писать обеим сторонам, участвовали в консультациях с представителями Евросоюза накануне этих встреч. Но потом мы убедились, что происходит разговор глухого со слепым: обе стороны ведут его просто ради процесса. Идет вялый процесс, вопросы задают, не очень интересуясь ответами. И это, конечно, опять же показывает недостаток политической воли со стороны Европы к тому, чтобы вырабатывать механизмы взаимной ответственности. Это печально. У Европы должно появиться осознание того, что это в ее интересах, чтобы находящаяся рядом довольно мощная и сильная Россия была демократическим государством. На самом деле, они понимают, что это в их интересах. Но многие другие интересы — газовая труба, нефтяная труба — начинают превалировать. По-моему, это ошибочный приоритет.
