Допрос прошел нормально. Длился четыре часа, хотя основное время заняло оттачивание формулировок при ознакомлении с протоколом. Вопросы подчас были странными, но, видимо, дознаватель должна такие вопросы задавать. Например, «Осозновали ли вы, что нарушаете  презумпцию невиновности человека, когда заявляли о причастности его к совершению преступления?». Вопрос сам по себе такой, что ответить можно только «нет», потому что я не то, что не осознавал — я просто этого не говорил: посыл всех моих слов был другим, и презумпция невиновности и соответствующая статья Конституции к тому, что я говорил, не имеет никакого отношения. Приходится каждый раз объяснять, что я говорил о политической ответственности Рамзана Кадырова, это для меня не подлежит сомнению, весь комплекс документов это подтверждает. А также я говорил, что в качестве одной из серьезных версий должна рассматриваться и причастность. Но что есть прямая причастность, я никогда не утверждал. Приходится все время в разных формах это повторять.
Главное, что удовлетворили два наших ходатайства: о допросе свидетелей со стороны защиты и о приобщении к материалам уголовного дела большого комплекса материалов, документов, включая и запись с чеченского телевидения, где, что очень важно, публично разные должностные лица  — и Кадыров, и многие его подчиненные — делают те или иные заявления, рассказывая о работе, которые очень ярко характеризуют реальное положение дел в Чеченской республике, ответственность властей Чеченской республики за создание там атмосферы беззакония и безнаказанности, а также тяжелое положение неправительственных организаций.
Я, как и Генри Маркович, считаю, что никаких правовых перспектив у этого дела нет и не может быть, если решать по нормам права, это дело даже невозможно довести до суда, оно развалится — просто потому, что недоказуемо наличие состава преступления, которое они мне инкриминируют. Но поскольку в России очень часто решения принимаются не на основе норм права, а в противоречии с ними, то ожидать можно, конечно, чего угодно. Но это было, по-моему, довольно глупое решение — даже возбуждать уголовное дело.
Мер пресечения по отношению ко мне никаких не принято.