Патриархия, естественно, стремится получить свои святыни не только в пользование, но и в собственность. Особенно это касается крупнейших в России монастырских комплексов. Церкви уже переданы комплексы Ипатьевского монастыря и в процессе фактического захвата руководством местной епархией находится музей-заповедник «Рязанский кремль», где обустраиваются покои рязанского архиерея. В обоих случаях музейные коллекции были выставлены на улицу, за исключением церковных ценностей. Несмотря на то, что музейным сотрудникам были обещаны новые здания, в Костроме музей в реальности на время прекратил свое существование, пока не получил помещения. В Рязани этот вопрос еще стоит, а сотрудники устраивают антиепархиальные демонстрации с плакатами и лозунгами. Единственный положительный пример взаимоуважительного сотрудничества музея и крупного богатого монастыря — это сосуществование музея и Троице-Сергиевой лавры. Это произошло только благодаря корректной и взвешенной позиции наместника Троице-Сергиевой лавры епископа Феогноста, интеллектуала и дипломата.

Интеллектуалов, умеющих общаться с щепетильными музейными работниками, которые годами «чахли» над своими сокровищами, мало. Об этом говорят конфликты музеев и церковных властей, церкви и отдельных граждан на Соловках, на Валааме (откуда со скандалами выселяют людей), в Пскове, где епархия требует себе Мирожский монастырь, а за раскрытие подробностей жизни и хозяйственной деятельности насельниц Спасо-Елеазаровского монастыря анафеме был предан журналист Олег Дементьев. Скандалы возникают вокруг икон, как, к примеру, вокруг возможного переноса «Троицы» Рублева в Сергиев Посад или, как сейчас, вокруг временной передачи Торопецкой иконы «Богоматерь Одигитрия» из Русского музея. Церковные деятели не желают слышать голос музейщиков, многие из которых — верующие православные люди. Новые русские игумены и архиереи почему-то обращаются с музейными хранителями как с большевиками, которые отбирали ценности у Церкви в 1920-х годах, и сами отбирают их примерно таким же образом.