Приходил один следователь, старший лейтенант Роман Пелипенко, заместитель начальника 3-го отдела управления организации дознания ГУВД Москвы. Он любезно пришел в редакцию, мы разговаривали в присутствии нашего адвоката два с половиной часа.
Понятно, что их прежде всего интересуют наши источники, на что я, естественно, ответила, что в соответствии со статьми 41 и 49 Закона о средствах массовой информации мы не только имеем право не называть источники, но обязаны сохранять конфиденциальность наших источников и только по требованию суда будем рассматривать вопрос об их открытии.
Уголовное дело пока не заведено, проходит дознание, и в процессе дознания решается вопрос либо о возбуждении уголовного дела, либо об отказе в возбуждении. Честно говоря, у меня ощущение, что нас просто очень хотят напугать. Но разговаривал следователь предельно корректно.
Проходила информация о том, что возбуждено дело в отношении одного из омоновцев. По нашим данным, обвинение не предъявлено, и тот же Сергей Таран, один из тех, кто сам себя обнаружил и давал нам интервью, проходит по этому делу как свидетель. Наши источники — действующие сотрудники ОМОН.
Следователя интересовало, как мы собираем материал. Дело в том, что в очень многих СМИ и во всех заявлениях ГУВД содержится ошибка — материал назван статьей, в то время как это интервью, это же прямая речь омоновцев, которые пришли к нам в редакцию. Его интересовало, как это происходило, как мы с ними познакомились, запрашивали ли мы какой-то комментарий в ГУВД — у нас есть запись всех наших переговоров с пресс-службой ГУВД, если надо, мы ее предоставим суду. Обо всем этом я подробно пишу в номере The New Times, который вышел 8 февраля. Следователя интересовало, как мы проверяем информацию. Мы ему объяснили, что обязательно ищем людей, которые могли бы нам подтвердить факты, изложенные в публикации. Мы нашли таких людей, проверили факты, в соответствии с которыми выяснилось, что ОМАН осуществлял коммерческую охрану, участвовал в рейдерских разборках. Опубликована ведь одна шестая часть того, что у нас было.
Я также заявила — и это по моей просьбе записано в протоколе задержания — о том, что и на наших источников, и на наших корреспондентов оказывается очень серьезное давление.
Я считаю, что если бы был открытый судебный процесс, это было бы чрезвачайное полезно. В этом случае мы представили бы своих свидетелей и была бы возможность широкого подробного разговора на эту тему.
Понятно, что их прежде всего интересуют наши источники, на что я, естественно, ответила, что в соответствии со статьми 41 и 49 Закона о средствах массовой информации мы не только имеем право не называть источники, но обязаны сохранять конфиденциальность наших источников и только по требованию суда будем рассматривать вопрос об их открытии.
Уголовное дело пока не заведено, проходит дознание, и в процессе дознания решается вопрос либо о возбуждении уголовного дела, либо об отказе в возбуждении. Честно говоря, у меня ощущение, что нас просто очень хотят напугать. Но разговаривал следователь предельно корректно.
Проходила информация о том, что возбуждено дело в отношении одного из омоновцев. По нашим данным, обвинение не предъявлено, и тот же Сергей Таран, один из тех, кто сам себя обнаружил и давал нам интервью, проходит по этому делу как свидетель. Наши источники — действующие сотрудники ОМОН.
Следователя интересовало, как мы собираем материал. Дело в том, что в очень многих СМИ и во всех заявлениях ГУВД содержится ошибка — материал назван статьей, в то время как это интервью, это же прямая речь омоновцев, которые пришли к нам в редакцию. Его интересовало, как это происходило, как мы с ними познакомились, запрашивали ли мы какой-то комментарий в ГУВД — у нас есть запись всех наших переговоров с пресс-службой ГУВД, если надо, мы ее предоставим суду. Обо всем этом я подробно пишу в номере The New Times, который вышел 8 февраля. Следователя интересовало, как мы проверяем информацию. Мы ему объяснили, что обязательно ищем людей, которые могли бы нам подтвердить факты, изложенные в публикации. Мы нашли таких людей, проверили факты, в соответствии с которыми выяснилось, что ОМАН осуществлял коммерческую охрану, участвовал в рейдерских разборках. Опубликована ведь одна шестая часть того, что у нас было.
Я также заявила — и это по моей просьбе записано в протоколе задержания — о том, что и на наших источников, и на наших корреспондентов оказывается очень серьезное давление.
Я считаю, что если бы был открытый судебный процесс, это было бы чрезвачайное полезно. В этом случае мы представили бы своих свидетелей и была бы возможность широкого подробного разговора на эту тему.
