Речь о решении Лондонского арбитражного суда по поводу иска компании «Вендорт», которая находится в юрисдикции Великобритании, к компании моего мужа, которая тоже находится в юрисдикции Великобритании, по поводу спорных акций. Процесс длился два года, в январе 2011 года было заседание, и в начале прошлой недели было принято решение, которое мы сейчас и получили. Я лондонским судом не занимаюсь — соответственно, я пропустила момент, когда лондонский суд получил документ о гибели моего мужа в пермской зоне. И вот мы узнали из решения суда, что он погиб. Этот документ, как я понимаю, апостилированный, нотариально заверенный перевод свидетельства о смерти моего мужа. Причем там написано именно, что он убит.
У нас и до этого была информация о том, что моего мужа хотят убить, но мы до сих пор не предавали ее огласке.
Не могу сказать, как возможно свидетельство о смерти, если человек жив. Но могу сказать, чем в принципе «хороша» смерть Алексея в этой ситуации. Во-первых, это очень неплохой воспитательный эффект: «не стойте у меня на пути» — для Слуцкера, «не боритесь с системой» — для системы. Во-вторых, дело в том, что на сегодняшний день все судебные решения по делу Алексея отменены Верховным судом, дело находится во втором процессе, то есть все сначала. Это означает, что если Алексея опять осудят, я по уже хорошо мне известному пути в течение полугода дойду до Верховного суда, который безусловно отменит все решения, потому что суд идет ровно с теми же нарушениями, на которые Верховный суд указывал, отменяя предыдущие решения, — все эти нарушения не устранены. Первый раз наше дело было под надзором судьи Ольги Егоровой в Мосгорсуде пять раз, и пять раз она не видела этих нарушений в упор. И когда я дойду до Верховного суда по второму разу, дело будет у Егоровой уже девять раз. Это очень серьезная угроза для нее в отношении сохранения должности. Кроме того, это, конечно, угроза для судьи Олега Гайдара, который нас заведомо неправосудно осудил. И, конечно, это угроза для следователя Натальи Виноградовой, поскольку именно она занималась фальсификацией документов — соответственно, и она подпадает под очень серьезную уголовную статью. По статьям о фальсификации документов и о вынесении неправосудного приговора полагается очень большой срок.
Если Алексея оправдать сейчас, то произойдет ровно то же самое. «Извините, а где вы были?» Поэтому самый удобный вариант для всех — чтобы не было собственно субъекта. Как с Магнитским. Он же ничего больше не может нам сказать. Очень сложно что-то делать, очень сложно бороться одной, когда муж сидит в тюрьме — но он жив. А когда его нет и никто не может подтвердить твои слова, то это практически невозможно. Таким образом, во-первых, слишком много лиц, заинтересованных в таком развитии событий, а во-вторых, сам завод «Искож» (ответчик по делу Слуцкера — ЕЖ) находится в России, несмотря на британскую юрисдикцию. И все равно конечное решение будет принимать российский суд, для чего опять же очень удобно, чтобы не было сопротивления. Так что что бы ни решил лондонский суд, суд московский может решить как угодно, наплевав на все. Что он судя по всему и будет делать в этот раз. Это очень удобно. Но для этого нужно, чтобы сопротивляющийся субъект не существовал.
