«В России необходимо ввести уголовную ответственность за экстремистские преступления с использованием интернет-пространства…», — с таким заявлением, которое уже можно назвать ожидаемым, а вовсе не сенсационным, выступил в минувшую среду на заседании Совета Федерации министр внутренних дел Владимир Колокольцев.

Нет никаких сомнений в том, что предложение ретивого министра найдет отклик в сердцах законодателей обеих палат российского парламента, для которых борьба с экстремизмом, трактуемым ими широко и привольно, давно стала одним из любимых занятий. Легко предположить, что через какое-то время (скорее всего, не слишком продолжительное) под уголовным преследованием можно будет оказаться за трехстрочный пост в ЖЖ или в «Фейсбуке», в котором наши бдительные правоохранители углядят признаки «экстремизма».

Геннадий Гудков, политик, предприниматель, полковник ФСБ в запасе:

Если есть экстремизм, то совершенно не важно, где он проявляется — в Интернете, на планете, под водой или, извините, в туалете. Если есть экстремизм, посягающий на основы государства, общественного строя и так далее, то кто мешает Колокольцеву реагировать и расследовать? Интернет сегодня — просто форма, экстремизм может проявляться на площадях, на вокзалах, на базарах, где угодно. На Кавказе мы видим экстремизм последние 18 лет как минимум — что мешает победить экстремизм на Кавказе? Не хватает статей уголовного кодекса? Давайте еще примем закон об уголовной ответственности за экстремизм в горно-рудной промышленности. Потом за экстремизм при возведении сооружений. Если есть преступление, изнасилование или убийство, оно и в Африке изнасилование или убийство, грабёж во всех странах грабёж, кража во всех странах кража, терроризм во всех странах терроризм. И только мы в очередной раз пытаемся изобрести велосипед. Я не очень понимаю, какая разница, где проявляется экстремизм, и не понимаю такие инициативы.

Кроме всего прочего, у нас чрезмерно расширенное толкование всех статей, в том числе экстремизма. Теперь скажи о власти что-нибудь нелицеприятное, запросто можешь схлопотать «экстремистское высказывание», и такие случаи были.

Не надо вести расследование «в отношении Интернета». Если есть преступление, которое совершается с помощью Интернета как способа, задача МВД — найти преступника. Если они могут это сделать, в том числе в Интернете, слава Богу. У них есть специальное управление, секция «Р», для борьбы с преступлениями в сфере высоких технологий, как с финансовыми, так и с любыми другими. Подчёркиваю, у МВД сегодня больше полномочий, чем было раньше. А результат их работы весьма плачевен.

Как у нас работает полиция по защите прав граждан? Моя помощница некоторое время назад была избита, получила травму — ни охрана, ни полиция не вмешались, в результате преступники с места преступления просто ушли, спокойно, с гордо поднятой головой. Полиция не работает, они заняты какими-то другими делами: то ли очень много пишут, то ли очень активно пополняют свои карманы, то ли ещё что-то. Больше миллионаполицейских не могут навести порядок в стране, уступающей по населению и Нигерии, и Пакистану, и Бразилии, не говоря уже о США, где полицейских в полтора раза меньше, населения в два раза больше, а порядка больше в пять раз. ВСША 800 000 полицейских, маленькое Федеральное бюро расследований, и справляются.Поэтому не знаю, зачем эти нововведения полиции нужны. Может, дело не в полиции, а это инициатива самой власти, может быть, так посмотреть на ситуацию.

Следственный комитет увеличен в полтора раза, больше миллиона полицейских, огромный штат различных спецслужб, таможня с огромными полномочиями... Давайте, ребята, расследуйте. Не понятно, какие ещё полномочия им нужны, чтобы они начали работать. Если у них не хватает ни сил, ни средств — это плохая организация, и плохая организация власти как таковой. У нас скоро уже каждый пятый будет силовиком.

Фото ИТАР-ТАСС/ Максим Шеметов