Подвиг или перверсия? Кто про что…
Художник Павел Павленский, прибивший в минувшее воскресенье свои гениталии к брусчатке Красной площади, стал фигурантом уголовного дела о хулиганстве, сообщили в пресс-службе московской полиции. В СМИ сообщается, что художнику вменяется 213 статья УК часть вторая, предусматривающая максимальное наказание в 7 лет лишения свободы.
В первую очередь скажу, что комментировать это событие или участвовать в жарких дебатах вокруг него, у пишущего эти строки нет ни малейшего желания. Скромные намерения мои состоят исключительно в том, чтобы, отбросив эмоции и переживания, попытаться ответить на вопрос: с чем в действительности мы имеем дело? И что же на самом деле произошло 10 ноября на Красной площади в Москве?
Для неосведомленных, а таких, я полагаю, меньшинство, напомню, что Петр Павленский прибил свою мошонку гвоздем к брусчатке на Красной площади. Нешуточные споры, их градус и масштаб выявили колоссальную поляризацию мнений в реакции на это событие. Каково содержание этих споров? В какой точке происходит непримиримое столкновение между восторгами и порицанием? Полагаю, что именно там, где не сходится заявленное и содеянное. И это несоответствие, этот разрыв имеет корень в самом событии, которое так жарко обсуждается.
С одной стороны, слышны возмущения местом действия: Красная площадь, Кремль — средоточие и символ власти, захоронения сильных мира сего и брусчатка, измученная парадами — удачное ли место для политического протеста? Тем более протеста, выраженного посредством телесного низа, психических и сексуальных отклонений, перверсивных практик, связанных с членовредительством и тюремным бытом? С другой — нередки ссылки на опыт школы венского акционизма, а также более поздней его версии, акционизма московского.
Однако следует признать, что когда автор выходит из художественного пространства, то неминуемо, самим фактом этого выхода, он ставит себя в зависимость от общей юрисдикции и ссылки на условность, метафору и всякое «как бы» и «понарошку» уже не работают. Здесь начинается реальность, поступок и сфера закона отнюдь не художественного свойства.
Интересная деталь: для всех дебатов характерно то, что сама акция, сам инцидент не анализируется как он есть, но вытесняется, замещается ссылками, аналогиями, фигурами умолчания либо переходом на тюремную лексику, вульгаризмы и блатной жаргон. Иными словами, означающее никак не свидетельствует об означаемом, а указывает на нечто иное. Содержание самой акции трещит по швам и не выдерживает явного внутреннего несоответствия заявленного и содеянного. Этот разрыв зеркально отразился на многочисленных дебатах по этому поводу,в которых этический аспект перекрывает все остальные аргументы, в том числе эстетические.
Действительно, если граждане повсеместно сталкиваются с беззаконием, с произволом и насилием власти против личности и это вынуждает их к тем или иным формам протеста, то, наверное, ими движет нечто возвышенное и благородное, забота об общественном благе, жажда гражданского права, равенства всех перед законом, чести и достоинства, наконец. Но когда во имя всего этого демонстрируется насилие над собой, причем в какой-то чудовищной, почти извращенной форме, то неужели это может символизировать какие-то идеалы и соответствовать им? По-моему, никак. Более того, ни подобное, ни любое иное насилие не может являться метафорой чего бы то ни было. Отчаяние и апатия, на которые указывает Павленский и которые, по его словам, послужили мотивом для акции, не могут являться убедительным поводом и причиной к проявлению насилия по отношению к себе, что, надеюсь, не стоит даже доказывать. Цель не оправдывает средства, а метафора, заявленная в этой акции, неразличима из-за случившегося.
В истории художественных и религиозных практик, а также политического протеста всегда имели место самопожертвование, мученичество, акты отчаяния и даже самоубийства. Но в каждом конкретном случае это всегда определялось личным выбором и сопрягалось с персональной ответственностью за содеянное. И чтобы разобраться в том или ином событии, наверное, стоит внимательно и скрупулезно исследовать все обстоятельства, все известные факты произошедшего, не делая при этом поспешных выводов. Будь то летописи о житиях юродивых и блаженных или экскурс в историю художественного перформанса и акционизма. Кроме того, с чем бы мы ни сталкивались, не стоит забывать, что порой то, о чем заявляется, не всегда соответствуют тому, с чем в результате мы имеем дело.
Мне показалась интересной фраза, которая прозвучала в одной из дискуссий: «Я тоже, надеюсь, художник, но это не повод все мои действия называть искусством». Я бы развил эту мысль: даже акт искусства не может служить оправданием неблаговидного поступка, а выходя из художественного пространства в публичное, каждый автор несет равную ответственность с другими за то, что совершил. Вместе с тем надо отдавать себе отчет, что уже наметившаяся нынче традиция уголовного преследования за такого рода радикальные действия еще больше усугубит политическую ситуацию, в которой мы оказались, и не только ее. Это, как я полагаю, не прибавит уверенности, что все еще можно изменить, никому. И понятно, что против такого преследования следует протестовать.
Никто не гарантирован от ошибок и заблуждений, в том числе на свой счет. Поэтому стоит терпимо и снисходительно относиться к разного рода событиям, неважно, позитивными или крайне негативными они нам видятся, а крайностей, избыточных восторгов, а также возмущений, ненависти и криков проклятия стараться всячески избегать. Всего этого и так с избытком хватает в нашей повседневности, где злоба и подозрительность мило соседствуют с чудовищными шутками и остротами, почерпнутыми, например, из весьма популярной программы Comedy Club. В каковой царит ржание и скрежет зубовный. Поэтому лучше иногда промолчать и не реагировать на откровенную агрессию и, тем более, провокацию; может, когда-нибудь им всем станет стыдно.
Фото ИТАР-ТАСС/ Артем Геодакян
