Вадим Клювгант, адвокат:

Я участвую только в одном деле под председательством Натальи Никишиной и оценивать всю её работу не могу. Это очень важная оговорка: я могу говорить только об этом процессе, а в целом о ней как о судье я рассуждать не вправе.

Что касается «болотного дела» — оно длится шесть месяцев без нескольких дней, и это вполне достаточный срок  для того, чтобы можно было оценить председательствующего судью. Ей уже неоднократно заявлялись отводы, в том числе и моим подзащитным Николаем Кавказским, именно потому, что суд в её лице — и я считаю, что это было уже достаточно убедительно установлено в ходе процесса — не выполняет своей главный задачи и не соответствует основным требованиям к суду, если иметь в виду суд беспристрастный и руководствующийся законом. Это проявляется в том, что одной стороне, а именно стороне обвинения, создаётся не просто режим наибольшего благоприятствования, а позволяется абсолютно всё, что ей заблагорассудится, вне зависимости от того, насколько это соответствует закону. Более того, неоднократно суд подправлял, подчищал за стороной обвинения огрехи и недоделки, пытаясь придать более-менее благообразный вид тому, что происходит.

В то же время сторона защиты поставлена, мягко выражаясь, в крайне жёсткие условия, и эта жёсткость определяется не требованиями закона, а их трактовкой судом, которая, по моему убеждению, довольно-таки часто с законом расходится. Свобода действий защиты всячески ограничивается, а то и пресекается, в то время как по закону суд не должен вставать ни на одну из сторон, должен быть беспристрастным, давать участникам процесса равные условия для реализации их прав и выполнения их обязанностей и поправлять любую сторону, если она не выполняет возложенные на нее законом обязанности должным образом. Эту главную и практически единственную свою задачу суд подменил той, о которой я сказал. Примеров тому масса, каждый день, на каждом заседании. Достаточно посмотреть публикующиеся хроники процесса и выбрать самый яркий и понравившийся случай из множества.

Я могу сказать о трёх. Первый — причина, по которой мой подзащитный, Николай Кавказский, заявлял отвод. Это было в самом начале процесса, когда гособвинитель изложил так называемое существо обвинения, а подсудимые высказывались по поводу того, понятно ли им обвинение, признают ли они себя виновными и так далее. Тогда Николай Кавказский, со ссылкой на конкретные формулировки обвинения, заявил, что оно ему не понятно — ни по смыслу, ни по причине огромного количества противоречий, ни в том отношении, что какие-то действия неизвестных лиц приписываются ему, хотя сам факт этих действий не доказан и он к ним никакого отношения вообще не имеет.

Кавказский ходатайствовал перед судом, чтобы тот обратился к стороне обвинения и она дала разъяснение по конкретным вопросам, без которых человек не может понимать, от чего ему защищаться. Суд по сути проигнорировал эту просьбу, никакой реакции по существу не было, и это вызвало необходимость в заявлении отвода. Но поскольку отвод дается самим судьёй, которому он заявлен, то, понятно, каким был исход.

Второй пример — ходатайство продлить содержание под стражей. Обвинение дважды вносило такое предложения, хотя люди уже полтора года в заключении, и при этом обвинение не дает себе даже труда сказать больше двух фраз. Первый раз даже фамилии не были названы, сейчас, буквально позавчера, фамилии назвали, но, кроме этого, не было никакого обоснования, ни правового, ни фактического. Беспристрастный суд, руководствующийся законом, такое ходатайство, строго говоря, даже обсуждать не может, не говоря уже о том, чтобы удовлетворить. Тем не менее, в данном случае это никому не помешало и всё было сделано так, как хотели обвинители.

Ну и третий пример. Если посмотреть, сколько и под какими предлогами было снято вопросов к потерпевшим, которые ставит сторона защиты, это, в общем, говорит само за себя. Все вопросы, которые представляются сколько-нибудь опасными или нежелательными для обвинения, не допускаются и снимаются под любыми предлогами, надуманными или какими угодно. Лишь бы только на них не отвечали. Думаю, этих трёх примеров вполне достаточно, чтобы вынести суждение о судье, хотя реально их гораздо больше.

Вадим Прохоров, адвокат:

Я не знаю, как Кривов оформил свою голодовку, и в любом случае считаю, что это — беспредел. Если человеку плохо, то ему всегда и везде должна быть оказана медицинская помощь, поскольку нет ничего дороже человеческой жизни и здоровья. В каком бы состоянии он ни находился — в тюрьме, на Колыме или где угодно. Тем более — если он не признан виновным. Так что рассуждения о том, как именно была подана голодовка, являются издевательством. Вне зависимости от голодовки, даже если человеку стало плохо по каким-то другим причинам, необходимо пускать медицинских работников. Если уж на то пошло, есть уголовная статья «неоказание помощи», можно в какой-то мере отыскать и признаки преступной халатности. То есть в целом совершенно ясно, что ни с морально-этической, ни с правовой точки зрения никакой критики это не выдерживает.

Я слышал, что да, нужно подавать заявление начальнику, но вопрос не в этом. Если человеку становится плохо, то ему должна быть оказана квалифицированная помощь. По-моему это совершенно очевидная вещь, и не нужно иметь высшего юридического образования для того, чтобы понимать: когда человек в опасности, ему нужно помочь, особенно если ты — должностное лицо, в распоряжении которого этот человек находится. Это и моральный, и юридический долг. Если так себя ведёт судья Никишина, то какие претензии можно предъявлять к начальникам изоляторов, отделений полиции, где происходят нарушения?