В МХТ имени Чехова с 2004 года идет спектакль «Лес» по Островскому, где один из героев произносит свой монолог, пародируя интонации Путина. И это не выглядит неуместным. Прогнозирую, что в ближайшее время интерес к творчеству Островского будет расти. Ведь он описывал «суровые нравы» николаевской дореформенной эпохи, черты которой приобретает современная Россия. По ряду признаков мы возвращаемся в «темное царство», где, по словам критика Добролюбова, «нет простора и свободы для живой мысли, для задушевного слова, для благородного дела; тяжкий самодурный запрет наложен на громкую, открытую, широкую деятельность». А в отсутствие публичной политики и полноценной общественной жизни, как объяснил нам тот же критик, «у Островского чрезвычайно полно и рельефно выставлены два рода отношений, к которым человек еще может у нас приложить душу свою, — отношения семейные и отношения по имуществу».

Вот в таком ограниченном пространстве, заданном семейно-имущественными координатами, театральным режиссерам, возможно, вскоре придется искать ответы на проклятые русские вопросы. Телевизионные сериалы сегодня — это уже «производственный роман», любовные истории, вплетенные в спор хозяйствующих субъектов, — тот же Островский, только сильно упрощенный. Но для самых талантливых и это пространство не будет тесным. Тем и хороша классика: в зависимости от ситуации она может стать как открытым воззванием, так и фигой в кармане. И всегда — поводом к тому, чтобы покопаться в сегодняшнем дне с исторических позиций. Если, конечно, из Кремля не поступит указание сбросить классику с корабля современности. В связи с этим почитайте, если будет время, что писал Добролюбов о самодурстве в «темном царстве», о печальной участи его узников, о злокачественной эволюции деятельных натур, о том, что честные люди в этом царстве — это люди в основном обломовского типа.

Есть расхожее мнение: Островский — это «русский Шекспир». Действительно, Островский да Чехов — «наше всё» русского психологического театра. Первый важен как бытописатель «темного царства» и запертых в нем человеческих страстей, второй — как драматург-экзистенциалист, лучше всех выразивший психологию человека на сломе эпох. Неудивительно, что этих двоих в России чаще всего и ставят. Но если постановка Чехова требует недюжинного творческого замаха, дерзания и жизненного опыта — уж слишком он сложен, глубок и подчас склонен к абсурдизму, то к Островскому у режиссеров отношение более панибратское, как к старому знакомому: вроде все понятно, поэтому, как ни поставь и ни сыграй, «темное царство» не испортишь. Но эта обманчивая легкость мстит, что показали спектакли нескольких провинциальных театров, которые мне довелось недавно посмотреть на театральном фестивале «Дни Островского в Костроме».

«Вечнозеленый» Островский соблазнителен для театров тем, что он, во-первых, «наш», во-вторых, в нем заведомо нет пошлости, поэтому его можно показывать детям и подросткам, его даже «проходят» в школе, в-третьих, он проверен временем, не вызывает отторжения, публика к нему приучена. Наконец, не надо платить авторские отчисления. В отношении Островского провинциальные режиссеры прибегают к двум крайностям: ленивые и неталантливые просто иллюстрируют текст с помощью актеров (полагая, что текст сам себя вытянет, в итоге получается скучно и ходульно), другие начинают «креативить», прибегают к какому-либо формальному приему, чтобы выделиться из массы «традиционных» постановок. И в том, и в другом случае теряется послание современнику, уходит даже простая мораль, которая у Островского есть всегда. Конечно, остается возможность «насладиться текстом». Но сам драматург предупреждал: «Люди ходят смотреть игру, а не самую пьесу — её можно и прочитать». А если нет режиссерской оценки, нет и актерского проживания.

В частности, спектакль «Таланты и поклонники» Городского драматического театра «Студия» из Омска был похож на публичную читку пьесы в лицах: он напомнил книжку-раскраску, где зрителю предлагается на свой вкус заполнить цветом контуры персонажей. Комедия «Поздняя любовь» в Смоленском драмтеатре имени Грибоедова решена как мистический триллер и похожа на журнал комиксов, где кое-как удается проследить развитие сюжета. «Правда хорошо, а счастье лучше» Рязанского областного театра драмы (на  фото) — это «история одного урожая», в данном случае урожая яблок, и эти поролоновые яблоки вместе с советскими эстрадными мелодиями погребают под собой смысл того, что «хорошо», а что «лучше».

«Бесприданница» Костромского драмтеатра отличается тем, что здесь нет «островской» любви и страсти. Даже финальное убийство Ларисы происходит не в состоянии аффекта, а похоже на умышленный расстрел: Карандышев целится в нее секунд двадцать и — какая неожиданность — попадает! Но мало кто прольет по ней слезу: Лариса здесь не влюбленная романтичная натура, а расчетливая стерва, которая хочет охомутать Паратова. Самая сильная сцена в этом спектакле — «романс» Ларисы: режиссер Сергей Кузьмич лишил героиню не только ее жертвенной любви, но и голоса, что логично, и свой романс Лариса поет беззвучно, лишь открывая рот под монотонный хип-хоп. Этот немой хип-хоп становится символом постановки (а может быть, и нашего времени): можно наслаждаться остроумием постановщика и сменой ярких картин, но внятного послания зритель не получает.

Сказанное не означает, что в России вообще разучились ставить Островского. Например, в Казанском академическом русском театре идет «Глумов» (по пьесе «На всякого мудреца довольно простоты») в постановке Александра Славутского. Это довольно жесткий спектакль, передающий общественную атмосферу лицемерия и холодного расчета. Там даже декорации представляют собой лестницы, символ карьеры: можно взлететь, но легко и навернуться. Спустя какое-то время начинаешь сочувствовать Глумову (его играет Илья Славутский): а ведь не грех проучить «мажорную тусовку» самодовольных светских олухов, которые, как вампиры, питаются лестью. В холодном Глумове местами появляется что-то привлекательное, нечто от Остапа Бендера: он красив, молод, уверен в себе, изобретателен, тонкий психолог, его встречают овациями, как поп-звезду. Неминуемое крушение планов не лишило его самообладания: его финальный монолог не защита, а нападение. Глумов в этом спектакле — не жертва собственного честолюбия, но умный циничный лидер, тем он актуален и опасен.

Театральный процесс — важная часть общественной жизни. Он зависит от социально-политической обстановки. И если в обществе идет отрицательная селекция, не избежать ее и театру. Но Россия и в этом удивительная страна: несмотря ни на что, она продолжает рождать таланты, актерская школа не скудеет, и на фоне массы обыкновенных или «никаких» театров, словно горные вершины, высятся великолепные театры — и в обеих столицах, и в провинции (главным образом это те, кому повезло с главным режиссером и директором).

Профессор РАТИ, социолог и экономист Геннадий Дадамян говорит, что в тоталитарном государстве художник — это голос безголосого народа. «Пока россияне поменяли свободу на стабильность, — говорит он, — но кризис может эту систему поломать. Придет время, когда театр снова начнет превращать толпу в народ. За последние три-пять лет в театр начинает возвращаться молодой интеллигентный зритель. Его привлекает постановка тех проблем, которые, как правило, на телевидении и в кино не ставятся. Сегодня театр — последний бастион той истинной русской культуры, которая болела за народ, за «маленького человека», за униженных и оскорбленных».

Рыночная медийная культура, ориентированная на развлечение, привела к тому, что большинство наименований в театральных афишах — спектакли «для отдыха»: они делают кассу и обеспечивают экономическое благополучие театров. Так было во все времена. Но театр не является точным слепком жизни. Выполняя помимо прочего вполне утилитарную миссию (развлечение и трансляция культурного наследия), театр остается прежде всего искусством: он обеспечивает важное «приращение смыслов», осваивает новые культурные территории. И с этой точки зрения театр может идти в авангарде общественных процессов — вместе с Чеховым, Островским, Гоголем, Шекспиром и другими исследователями пространства человеческих отношений. Верю, что можно так актуализировать того же Островского, что его герои шагнут на сцену, словно с экрана телевизора или из вагона метро, и помогут нам понять что-то важное о времени и о себе.

Фотография сайта www.rzndrama.ru