«…Написала письмо Наде Толоконниковой. У нас похожая ситуация. Я ее понимаю, тем более на общем режиме все еще сложнее, чем на колонии-поселении. В СИЗО-1 мне удалось свободно вздохнуть от «дагестанской Санта-Барбары». Другого названия произошедшего со мной дать не могу. В СИЗО-1 я была год назад, и меня вспомнили и дружественно встретили сотрудники. На вопрос: «Откуда приехала?» Отвечаю: «Из Дагестана». Все смеются. Пока в камере я одна – никого больше нет с поселений. 3 декабря еду в Верховный суд РК на апелляцию, которую с адвокатом будем переносить, пока Сыктывкарский городской суд РК не назначит день слушания по моему ходатайству по 82-й ст. УК РФ (отсрочка наказания до достижения детьми 14-летнего возраста – Т.Э.). Затем сразу подаем на УДО, а после на ст.80 – замена наказания. Итак – буду судиться по кругу снова и снова в Сыктывкарском городском суде, потому что в других судах РК правды нет. Судьи, по большому счету, юридически безграмотны. Материалы по пережиму меня обратно на общий режим должны быть направлены Удорским районным судом в Сыктывкар. Придется тянуть суды до марта, когда смогу поощрением закрыть ШИЗО.

В прошлом году я подняла статистику освобождений женщин с мест лишения свободы в РК по ст.82 УК РФ. Согласно письму, предоставленному ГУФСИН России по РК, в год освобождаются по две женщины. В 2012 году при мне из СИЗО-1 ушла домой женщина с ребенком с соседней камеры (в которой я сейчас нахожусь). Может, одной из этих двух женщин буду я? На самом деле институт отсрочки отбывания наказания женщинам, имеющим детей в возрасте до 14 лет, практически не работает по России в целом. Я занимаюсь отслеживанием практики применения ст.82 УК РФ с 2009 года на своем (начиная с приговора), и всех осужденных женщин, опыте.

По этой статье отпускают только во Владимирской, Московской, Ростовской, Самарской, Ивановской областях. Это мои наблюдения за 4,5 года. После освобождения, думаю, займусь вопросом право применения отсрочки осужденным женщинам. Оказывается, этим никто не занимается, несмотря на то, что в каждом регионе есть детские омбудсмены и правозащитные организации. А пока – буду готовиться к предстоящим судам – повышать квалификацию дальше. Планирую издать книжку, которую посвятила своим детям.

Когда человек испытывает то, что я испытала за 4,5 года, необходимо срочно подавить это любыми доступными способами и средствами. Занять мозг мыслями о самых ближайших делах. Когда мне тяжело – я пишу. Не важно что. В основном – заявления, жалобы и обжалования полученных ответов (читай, отписок). Когда выливаешь на бумагу весь негатив – становится легче.

Так и увеличивается мое дело, в котором уже 7 томов. Многим не понятно – зачем я все это делаю – все равно бесполезно. А затем сами бегут ко мне и строятся в очередь за помощью и консультациями. Очень верную вещь мне как-то сказал один из моих адвокатов, который тоже «сидел»: «В первые шесть месяцев пребывания на зоне ты работаешь над своим авторитетом, а все остальное время – твой авторитет работает на тебя». Он оказался прав. Везде, где я отбывала наказание, меня уважали. Даже администрация. Самое важное и приятное, когда видишь результаты своей работы.

Я считаю самой большой утопией убеждение, что существующее положение вещей может оставаться в неизменном виде.

Романенкова Ольга, СИЗО-1 Сыктывкар, 02.12.2013».

(Орфография оригинала сохранена.)

Приговор по делу Ольги Романенковой был вынесен еще в 2009 году московским Басманным судом. В отличие от многих других, сталкивавшихся с «басманным правосудием», она признает свою вину – мошенничество, статья 159. Правда, за свои действия Ольга получила изначально 15 лет – больше, чем Ходорковский. Потом суд уменьшил срок до 8,4 лет – тоже, скажем прямо, немало. Тот факт, что у Ольги Романенковой трое маленьких детей, очевидно, не был учтен. Точно так же – впрочем, как и почти всегда – не была использована 82 статья, позволяющая отсрочить наказание женщинам, чьи дети не достигли 14 лет. Помните дочь иркутской чиновницы Анну Шавенкову, консультанта партии «Единая Россия»? Она сбила на своей машине двух женщин, одна из которых погибла, а другая стала инвалидом, и после аварии даже не подошла к ним, а сразу принялась звонить по телефону. Ее приговорили к трем годам колонии-поселения, но так как за время суда у Шавенковой родился ребенок, приговор был отложен на 14 лет. Не подумайте только, что я призываю немедленно бросить Шавенкову за решетку. Совсем наоборот, я бы хотела, чтобы гуманная статья 82 Уголовного кодекса применялась не только к дочерям членов облизбиркома. Несколько лет назад у меня почему-то зашел разговор с таксистом о Светлане Бахминой. Он вдруг невероятно разозлился и стал кричать, что все заступаются за Бахмину просто потому, что она богатая, а сколько еще женщин с детьми и беременных сидят, так пусть, мол, и Бахмина сидит. И почему-то ему не приходила в голову противоположная мысль – и Бахмина не должна сидеть, и другие женщины тоже.

О «мягкости» и «гуманности» наказаний в нашей стране написано столько, что вряд ли стоит снова об этом распространяться. Но все-таки. Недавно одной моей знакомой симпатизировавшая ей молодая девушка-следователь сказала, как само собой разумеющееся, в ответ на вопрос о том, почему все время шьют такие тяжелые статьи: «Так нас же хвалят за это». Вот как получается – чем тяжелее статья, тем серьезнее дело, которое ты раскрыл, вот тебе грамоты, звездочки, награды, уважение коллег. А о тех, кто расплачивается за эти звездочки, можно и не думать.

Но и это еще не все. Мы часто возмущаемся тем, как долго и в каких условиях сидят в СИЗО люди до суда, еще не признанные виновными, которые, может быть, так и не будут ими признаны. А что происходит с тем, кто виноват, кто признан по суду преступником? Тема, увы, волнующая лишь горстку правозащитников. «Вор должен сидеть в тюрьме» – как красиво говорил герой Высоцкого. Мы все, вроде бы, с этим согласны. Но даже Глеб Жеглов не имел в виду, что в тюрьме или в лагере на осужденного должно обрушиваться все то, что на него обрушивается.

С Ольгой Романенковой поступили очень просто. Когда в колонию-поселение N45 поселка Ёдва республики Коми перевели молодую-женщину юриста, начальник колонии Джамалутин Магомедович Шахбанкадиев сразу же понял, что она – человек небедный, что у нее на воле – трое детей, и за возможность свидания с ними, и уж тем более за призрачную надежду на УДО, она будет готова платить. И у заключенной стали вымогать деньги. Она оплачивала ремонт спортзала, покупку сантехники, давала деньги завхозу «на содержание отряда», конечно же, не имея возможности контролировать, куда реально они идут. Кто-нибудь может ее за это осудить? Трое ее деток живут с бабушкой и дедушкой – папа бросил их, как только маму посадили. А мама живет только мыслями о свидании с ними, рассказами о том, как старший мальчик играет на скрипке, как дочка побеждает на конкурсах бальных танцев. Младший сын готовился идти «в первый раз в первый класс» – вот только ни папа, ни мама его туда не проводили.

Потом поборы стали слишком большими. Романенкова отказалась оплатить ремонт клуба. Ее избили. Она пожаловалась. Побои, хотя и были зафиксированы в карте, но, конечно же, их никто не принял во внимание. Она подала документы на УДО, от нее потребовали, чтобы она их забрала, угрожая, конечно же, лишить свиданий. Чем-то Ольга Романенкова досадила начальнику Шахбанкадиеву – может быть, борьбой за собственное достоинство? Понимая, что жалобы местному начальству не помогут, Ольга написала в «Русь сидящую». Такой наглости начальник колонии не ожидал. Когда в августе этого года Ольга Романова и Инна Бажибина попытались встретиться с Романенковой, то их просто не пустили. Объяснений, естественно, никаких не предоставили, на жалобу не ответили. Зато Романенковой объяснили, что, если эти правозащитницы еще приедут, то у нее начнутся проблемы. Та в ответ написала жалобу с просьбой перевести ее в безопасное место. И проблемы действительно начались. Один из сотрудников колонии почему-то передал Ольге продуктовую посылку. В ней была запечатанная банка кофе, а в банке мобильный телефон. Простая, незатейливая провокация. Сотрудника на входе в колонию никто не обыскивал, а вот Романенкову обыскали и тут же нашли то, что было нужно – повод для взыскания. А там, где взыскание, нет надежды на УДО.

Романенкову отправили на 15 суток в штрафной изолятор – огромный срок за такую провинность. Другие заключенные пришли к представителям администрации и попросили: «Оставьте девчонку в покое». Кто-то даже предложил, чтобы нарушение записали на нее, а не на Романенкову. Но начальство уже сосредоточилось на непокорной заключенной. Им надо было свести счеты именно с ней. Романенкова в ШИЗО объявила голодовку. И здесь началось самое страшное – голодовка прошла просто незамеченной, как того и добивалась администрация. Ольга написала все необходимые заявления, в частности, заявление прокурору. Вот только эти бумажки никого не заинтересовали. Как раз во время ее голодовки в колонию приезжал помощник Косланского прокурора Р.М. Мартаков. Но у него не нашлось времени на встречу с голодающей, были, очевидно, более важные дела. Зато у администрации нашлась возможность прямо во время голодовки притащить Ольгу Романенкову на комиссию, где ее признали злостной нарушительницей режима. Вообще-то злостными нарушителями считаются тот, кто грубо нарушил режим три раза, но для Романенковой хватило и одного нарушения. Голодовка продолжалась девять дней, после этого Ольга Романенкова, очевидно, рассудила, что ради детей ей нужно сохранить свою жизнь. Между тем, Шахбанкадиев совершает следующий шаг – начинается суд о «перережиме». Романенкова находилась в колонии-поселении, теперь ее хотят перевести в колонию общего режима, то есть ужесточить условия заключения, уменьшить возможность общения с детьми. Все это из-за мобильного телефона, который ей явно подбросили. Как пишет адвокат Романенковой, нарушения по отношению к ней «носят масштабный характер».

И все это происходило как раз в ноябре этого года – когда готовилась амнистия. Амнистия, под которую, как мы знаем, подпадают матери малолетних детей. А вот Ольга Романенкова, которая и сидеть то сейчас не должна, потому что ее детям нет четырнадцати лет, у которой вымогали деньги, которую избивали, против которой устроили провокацию, подбросив ей телефон, теперь под амнистию не попадает – ведь решение о применении или не применении амнистии принимает начальник колонии, а Романенкова для него – злейший враг. Что-то мне подсказывает, что Анна Шавенкова из города Иркутска уже воспользовалась благами амнистии и может теперь совершенно спокойно продолжать трудиться на посту консультанта местного отделения партии «Единая Россия». А Ольга Романенкова подала прошение о помиловании. В январе 2014 года его будет рассматривать Комиссия по помилованию Республики Коми. Может быть, чудо произойдет?