На минувшей неделе главное медийное событие произошло в Екатеринбурге, где состоялся суд над руководителем интернет-СМИ Znak.com Аксаной Пановой. Суд приговорил ее к двум годам лишения свободы условно, выплате 300 тысяч рублей и запретил заниматься журналистской деятельностью в течение двух лет. Из шести уголовных дел, возбужденных против Пановой, по пяти она была оправдана, а то, по которому она была осуждена, переквалифицировано из «вымогательства» в «принуждение к заключению договора». Журналистку обвинили в том, что 7 лет назад она, угрожая публикацией компромата, вымогала миллион рублей.

Главными доказательствами стали показания бизнесмена Кремко, который через 7 лет молчания «вспомнил» о «преступлении» Пановой, правда, в качестве места «преступления» указал дом Пановой, по адресу которого в то время был котлован. О безупречной репутации Кремко свидетельствует и тот факт, что свидетель был сам судим как раз за ложный донос.

В качестве другого неопровержимого доказательства вины Пановой обвинение предъявило типовой договор на информационное обслуживание, в котором есть уличающий Панову раздел «блокировка негатива».

Приговор Аксане Пановой — это диагноз, который власть поставила себе, а реакция на этот приговор видных представителей российской общественности стала приговором этой самой общественности.

Солидарность и чувства

Писатель Леонид Радзиховский, отвечая на вопрос, не связан ли «мягкий» приговор Пановой с Олимпиадой в Сочи, уверенно объяснил: «Не думаю, что если неизвестную никому в мире Аксану Панову посадили бы в тюрьму, президент Болгарии или великий князь Лихтинштейна отказались бы ехать на Олимпиаду». Ничего не могу сказать о реакции президента Болгарии, а тем более великого князя Лихтинштейна, но вот представитель ОБСЕ по свободе СМИ Дуня Мияшевич, оказывается, не только знает Панову, но и весьма озабочена ее судьбой, а приговор, запретивший Пановой заниматься журналистской деятельностью, представителя ОБСЕ по ее словам «просто ужаснул».

В отношении Радзиховского уместна немного перефразированная реплика героя бессмертного булгаковского романа: «Сегодня ты никому в мире неизвестное лицо, а завтра, глядишь, очень даже известное. А бывает и наоборот, Леонид Александрович. И еще как бывает». В том смысле, что еще вчера ты уважаемый журналист и даже, оказывается, писатель, а сегодня уже бог знает что такое, что и определить-то в условиях запрета на использование четырех заветных слов нет никакой возможности.

Но гораздо важнее реакция председателя Союза журналистов России Всеволода Богданова, который в интервью «Эху Москвы» заявил, что он не удивлен, что Пановой запретили работать по профессии. Добавил так же, что он не чувствует по отношению к ней журналистской солидарности и убежден, что Панова занималась незаконной деятельностью.

Давайте разберемся, кто такая Аксана Панова, почему Всеволод Богданов действительно не может испытывать к ней чувства журналистской солидарности и почему вся эта история приобрела далеко не местное, екатеринбургское значение, а стала рентгеновским снимком всего российского журналистского цеха со всеми его болезнями и болями.

По данным «Медиалогии» за ноябрь прошлого года (последний на сегодня посчитанный месяц), возглавляемое Пановой информагентство Znak.com занимает 13-е место в общероссийском рейтинге цитирования среди всех интернет-ресурсов страны. По другим месяцам результаты близкие, месяцем лучше, месяцем чуть хуже. По уровню цитирования Znak.com опережает такие общероссийские СМИ, как Slon.ru, Polit.ru, Grani.ru, Ridus.ru, Inosmi.ru, Inopressa.ru и другие.

Для москвоцентричного медиаполя России это явление уникальное. Ни одно региональное СМИ не показывает даже близко похожих результатов потому, что не умеет делать ничего похожего. Бандитский рейд в поселок Сагра и отпор граждан бандитам благодаря публикациям в СМИ Пановой получил всероссийскую известность, а бандиты получили заслуженные сроки. Противостояние фонда «Город без нарокотиков» и областного начальства благодаря Пановой стало публичным, а фигура Ройзмана приобрела федеральный масштаб, что позволило ему выиграть выборы мэра Екатеринбурга. Кроме того, материалы Znak.com это, как правило, просто хорошая качественная журналистика. Есть серьезные основания полагать, что практически в каждом российском регионе есть свои ройзманы, и уж точно в большинстве субъектов РФ случаются местные сагры. Но далеко не везде есть свои аксаны пановы, и поэтому местное начальство в лучшем случае оставляет население своих сагр разбираться со своими бандитами (в худшем становится на сторону бандитов), а местных ройзманов по-тихому закатывает в асфальт.

Политолог Евгений Минченко, в связи с успехом избирательной кампании Ройзмана, назвал Аксану Панову грамотным пиарщиком. Если смотреть на ситуацию с горних высот норм профессиональной этики, то работа журналиста в избирательном штабе вещь неприемлемая и профессионально недопустимая. Впервые в массовом масштабе такие безобразия случились в 1996 году, когда руководитель НТВ Игорь Малашенко вошел в избирательный штаб Ельцина, а силами ведущих журналистов «Коммерсанта» издавалась 10-миллионным тиражом антизюгановская газета «Не дай Бог!».

Сегодня многие столичные журналисты из вполне приличных изданий кривят губы, мол, с этой Пановой все не так просто, вот заключала же она договоры на информационное обслуживание. И как это совмещается с независимой журналистикой? А еще там в этих договорах есть раздел, который так и называется: «Блок на негатив». Вот ведь ужас-то!

В Кодексе профессиональной этики российского журналиста говорится, что «журналист … не должен принимать ни прямо, ни косвенно никаких вознаграждений или гонораров от третьих лиц за публикации материалов и мнений любого характера», а «получение при любых обстоятельствах платы за распространение ложной или сокрытие истинной информации» журналистский кодекс вообще «рассматривает как тяжкие профессиональные преступления». Так что преступница получается Панова — с точки зрения норм профессии.

Но прежде чем произносить сакраментальное «вон из профессии!», давайте посмотрим на то, что в этой профессии происходит, откуда, собственно, «вон». Вот, например, в стране около 4 тысяч районных (городских) газет, которые по факту являются придатками местных администраций, и договоры на информационное обслуживание для них также естественны и так же необходимы, как жабры для рыбы. Содержание этих изделий из бумаги таково, что большую часть из них трудно считать средствами массовой информации, а людей, там работающих — журналистами. Исключения, конечно, есть, и их немало, но большинство государственных и муниципальных СМИ и большинство людей, работающих в этих СМИ, заняты делом, к журналистике отношения не имеющим. Вот к этим людям у руководства СЖР есть глубокое и, надо сказать, взаимное чувство «журналистской солидарности».

Чтобы выпускать любое СМИ, нужны деньги. Я не знаю, какими силами производится Znak.com, но, судя по контенту, там должно работать не менее 30 человек. Откуда Аксана Панова должна была брать деньги? Рынок рекламы такие СМИ вообще не видит, а даже если какой рекламодатель и разглядит, ему тут же объяснят, что для сохранения его бизнеса ему лучше нести свои деньги в другое место. Платить за контент в интернете российский читатель, тем более региональный, не привык и в обозримом будущем не будет.

Сама Панова утверждает, что «договорной контент» составляет не более 10-15 процентов, и коллектив всеми силами дает понять, подмигивает читателю, чтобы он различал, какая именно публикация является журналистской, а какая «договорной».

Журналистика — это творческое ремесло, а СМИ — это производство. Заниматься в России производством и не нарушать нормы закона и профессии невозможно. Хорошо помню лицемерие политиков и журналистов, в том числе и вполне демократических взглядов, которые после убийства НТВ утверждали, что тут конфликт свободы СМИ и священного права частной собственности. После «первого дела ЮКОСа» многие с виду вполне человекообразные существа твердили, что Ходорковский-то закон обходил, налоги минимизировал и еще что-то про дым без огня.

Я знаю нескольких отечественных журналистов, которые руководствуются в своем творчестве исключительно нормами профессии и собственной совестью. Подрабинек, Бабченко, Надеин, Пионтковский, Панюшкин, еще с десяток-другой могу, наверное, назвать. Поскольку знаю далеко не всех, предположу, что сотни две на страну наберется. Те, кого назвал, это безлошадные фрилансеры, перекати-поле, да к тому же еще и публицисты, то есть люди, которым для производства продукта нужны только мозги и ноутбук. Для новостников и журналистов-расследователей уже необходимы какие-то дополнительные средства и инфраструктура, а значит, почти неизбежны поиски точки компромисса между журналистом, редакцией и источником денег.

Весь вопрос в том, насколько далеко за флажки профессиональных норм готовы зайти журналист и редакция и ради какого контента это делается. В случае Аксаны Пановой и ее СМИ есть ощущение, что некоторый очевидный периодический заход за флажки позволяет им производить уникальный журналистский контент, имеющий не только региональную, но и федеральную ценность. На фоне тысяч СМИ и десятков тысяч журналистов, к которым никакие нормы профессии приложить невозможно за неимением точки приложения, компромисс Пановой выглядит ценой не только приемлемой, но и гарантирующей ей и ее СМИ весьма достойное место в журналистском поле.

Зубатовские союзы

Вот не будет в этой колонке никаких возгласов про «прокурорский сапог на прекрасном лице свободной прессы», никаких «доколе!», вообще никаких упреков в адрес власти. Ну да, сапог на лице имеется, ну да, запрет заниматься журналистской деятельностью выглядит несколько шизофренически, поскольку непонятно, как этот запрет писать и разговаривать (а именно в этом суть журналистской работы) совместим с Конституцией РФ. Непонятно и то, кто и как этот запрет будет контролировать. Но все это неважно, поскольку количество странных и чудовищных законов и судебных решений только за последний год мы видели столько, что ужасаться и удивляться еще одному как-то неприлично.

Когда говорят об источниках несвободы СМИ в России, кто-то указывает на власть, кто-то винит диспропорции рынка прессы. И тот и другой факторы несвободы присутствуют, но, полагаю, главная причина в другом, а именно — в состоянии журналистского сообщества, а точнее в его полном отсутствии в России.

Люди власти в России сами по себе мало чем отличаются от своих коллег в США или Европе. Вспомним поведенческие рефлексы Никсона хоть в ситуации с разоблачительными материалами о вьетнамской войне (знаменитые «бумаги Пентагона»), хоть во время «скандала Уотергейта». Как и наши властители, американский президент пытался любой ценой заткнуть рот прессе. И получил укорот сразу со всех сторон, и прежде всего — со стороны прессы, американских журналистов, готовых отстаивать свою свободу с Первой поправкой наперевес.

В России пространство свободы прессы сжимается, как шагреневая кожа, год от года вот уже 15 лет подряд. Статья 29-я Российской Конституции с точки зрения гарантий свободы ничуть не слабее Первой поправки, но, в отличие от американского закона, наш не действует, поскольку его некому взять в руки и с его помощью что-то менять.

Солидарность, как и любой другой продукт, требует определенной технологии производства. В России этой технологии не было никогда, однако, всегда были машины и технологии разрушения солидарности.

Я пишу эту колонку в день Российской печати — праздник, учрежденный в память об издании первой российской печатной газеты, основанной Петром Первым. Заложенная Петром модель прессы, в корне отличная от модели европейской и американской, доминирует в России и сегодня. Именно на воспроизводство этой модели работает главная псевдокорпоративная журналистская организация нашей страны — Союз журналистов России.

Практика создания подконтрольных власти псевдообщественных организаций сложилась в России в начале ХХ века — как только всерьез о себе стало заявлять гражданское общество. Это явление получило название «зубатовщина», по имени Сергея Васильевича Зубатова, полицейского чина, которому принадлежали идея и реализация идеи создания лояльных начальству рабочих организаций. С помощью «зубатовщины» власть тогда смогла разрушить рабочее движение. Правда, результаты вышли прямо противоположными замыслу, поскольку из-под обломков разрушенного рабочего движения выползли маргиналы во главе с Лениным и Троцким, взявшие курс на кровавый захват власти и еще более кровавый передел страны.

Это, конечно, уже история не про журналистику, хотя Троцкий и Ленин были, прежде всего, публицистами и членами первого Союза журналистов России, созданного, в том числе и по их инициативе, в ноябре 1918 года. Тот первый СЖР был ликвидирован в конце 20-х годов, когда с его помощью на пепелище российской печати была возведена пирамида советской печати и журналист получил главное призвание — быть подручным партии.

Второй раз Союз журналистов был создан уже в конце 50-х, когда руководство КПСС и госбезопасности создали в ходе «холодной войны» Международную организацию журналистов (МОЖ) и понадобилась структура внутри СССР для представительства и управления этим инструментом «холодной войны». С управлением и контролем над журналистами внутри страны успешно без всяких помощников справлялись партийные органы, а вот в качестве агента внешнего влияния КПСС и КГБ выходить было не с руки. Для этой цели и была создана зубатовская журналистская организация нового типа — Союз журналистов СССР.

Как это часто бывает, структура, созданная под вполне определенные цели, в качестве побочных эффектов оказалась способна выполнять и иные функции, как правило, это удовлетворение растущих потребностей аппарата структуры. В данном случае СЖ СССР, как и другие творческие союзы, обзавелся немалой собственностью, от которой Союзу журналистов России по наследству достались довольно жирные куски в виде, прежде всего, двух зданий в центре Москвы: на Зубовском и на Никитском. Именно эти здания, каждое из которых имеет площадь несколько тысяч квадратных метров, а вовсе не интересы журналистов, не качество журналистики являются главной целью и основой экономического процветания руководства нынешнего СЖР.

Организационный фундамент нынешнего СЖР составляют региональные союзы, подавляющее большинство членов которых — журналисты муниципальных и государственных СМИ — хотят только одного — расположения своего начальства. Именно это расположение местного чиновника, а не доверие аудитории является залогом выживания большинства местных газет и других СМИ.

Основной продукт, который вырабатывают зарубежные союзы журналистов, которые на самом деле являются обычными профсоюзами работников СМИ, это солидарность и навыки совместных действий. Основной продукт, который выделяет СЖР, это лояльность к власти. Отдельные члены СЖР и даже отдельные секретари могут фрондировать, критиковать власть, говорить о праве СМИ, как Михаил Федотов, или писать резолюцию о том, что дело против Аксаны Пановой является заказным, как это сделал секретарь СЖР Леонид Никитинский. А потом Всеволоду Богданову позвонит Александр Левин, председатель Свердловского областного СЖ, бывший до этого руководителем администрации главы области, и объяснит председателю СЖР, что губернатору это заявление очень не нравится. А то, что не нравится губернатору, очень плохо отражается на его, Левина, здоровье. А то, что отражается на здоровье Левина, а значит, и на здоровье Свердловского СЖ, в перспективе, на очередных выборах может плохо сказаться на здоровье самого Богданова. Последняя фраза вряд ли была произнесена в этом разговоре, но Богданов человек бывалый и прекрасно понимает, что его выборщиками являются региональные делегаты, чьими голосами управляют местные председатели — такие как Левин, а не какой-то там Никитинский. Поэтому Богданов и заявил Левину, что резолюция, которая висит на сайте СЖР и в которой говорится о заказном характере суда над Пановой — это бумага, которую повесили какие-то хакеры, взломав сайт СЖР, и что никакой такой резолюции он, Богданов, не согласовывал, а по «делу Пановой» он, Богданов, наоборот, все разделяет и никакой солидарности с ней не чувствует.

Что, кстати, истинная правда, поскольку Панова — журналист, а Богданов — чиновник, промышляющий бизнесом, основанным на эксплуатации недвижимости СЖР. Какая уж тут между ними может быть солидарность, тем более журналистская.

Два с лишним постсоветских десятилетия показали, что на базе советских учреждений построить что-либо живое и полезное практически невозможно. Пример Союза журналистов России тому подтверждение. И реформировать такие структуры невозможно. В этом я убедился, увы, на собственном опыте. Но главная проблема в том, что СЖР не стоит на месте. Он деградирует и мутирует вместе с деградацией и мутациями власти. Пять – шесть лет назад эта организация была более-менее безвредной. Сегодня она становится прямо враждебной журналистам и журналистике. Еще в начале нулевых трудно было представить себе, что председатель СЖР Всеволод Богданов предпримет попытку принять в члены союза Рамзана Кадырова, человека, не просто весьма далекого от журналистики, но и, по мнению многих, причастного к убийствам журналистов.

Вряд ли еще десять лет назад Богданов рискнул бы публично заявить то, что он сказал в отношении журналистки Аксаны Пановой. Сегодня такая позиция востребована, а в условиях полного разрушения института репутации, такое холуйство по отношению к власти и соответственно предательство интересов журналистики не влечет никаких социальных санкций.

В последние дни власть четко расставила ориентиры, что в журналистике с ее точки зрения хорошо, а что такое плохо. Владимир Соловьев получил орден. Дмитрий Киселев и Маргарита Симоньян — новые перспективные назначения. Михаил Леонтьев обосновался в руководстве "Роснефти". Аксана Панова получила два года условно, штраф и запрет на занятие журналистикой.

Со дня рождения российской прессы прошло 311 лет.

С праздником вас, дорогие коллеги!


Фото ИТАР-ТАСС/ Антон Буценко