Российских начальников, очевидно, не на шутку испугало то, что вчерашние политзаключенные — Михаил Ходорковский, Надежда Толоконникова, Мария Алехина — заявили о намерении посвятить себя правозащитной деятельности. И вот уже некто Владимир Осечкин, руководитель рабочей группы Госдумы по развитию общественного контроля и защите прав граждан в местах принудительного содержания, эксперт рабочей группы по содействию ОНК в Совете при президенте по правам человека, предложил членам СПЧ и Общественной палаты собрать в феврале заседание по вопросу создания этического кодекса правозащитника. В интервью «Известиям» Осечкин не скрывает, что его целью является попытка отделить «правильных» правозащитников от тех, кто, о ужас, занимается политической деятельностью, то есть рискует прямо критиковать российские власти.
Надо понимать, что просто правозащитники всегда существуют рядом с так называемыми государственными правозащитниками. Это было и в советское время. Диверсификация довольно проста — и сами правозащитники, и население всегда понимают, кто есть кто. Есть правозащитники, которые противостоят власти в тех случаях, когда она нарушает права человека в стране, а есть так называемые ГОНГО. Эта аббревиатура и по-русски, и по-английски расшифровывается одинаково: «Государством образованные негосударственные общественные организации (Government Organized non-Government Organization)». Понятное дело, что эти ГОНГО наезжают на настоящих правозащитников и предложение Осечкина есть не что иное, как очередной такой наезд.
С 2000-х годов ГОНГО стало больше и они заняли более агрессивную позицию. Их можно сравнить с советскими профсоюзами. Профсоюзы в СССР, здесь не надо никого убеждать, никогда не защищали права трудящихся. Они были приводными ремнями власти, «школами коммунизма». Тем более что и сами трудящиеся качать права не собирались. Но при этом профсоюзы раздавали, например, социальные путёвки. Полезное дело, чего с ними особенно воевать? ГОНГО тоже иногда делают полезные дела, тот же Осечкин делает кое-что полезное.
Нормальным правозащитникам, тем, кто борется с властью не как политик, а в случае нарушения прав человека, кто идёт на передовые рубежи, никакие внешние моральные кодексы не нужны. Мы знаем всех внутри нашей среды, да и те люди, которые к нам обращаются, думаю, тоже понимают, к кому и зачем нужно идти.
Вообще правозащитная деятельность — это призвание. Человек вынужден закрывать глаза на свои проблемы, семейные или какие-то ещё, чтобы защищать других людей. Правозащитником человек должен родиться. Я наблюдаю за большим числом правозащитников по всей стране, они к нам приезжают из сёл, из маленьких городов, иногда совсем необразованные люди, но в них есть тяга к этому делу. У меня, например, есть знакомый правозащитник — бывший боксёр. Иногда мне кажется, что это отчасти даже русская черта. Такие немного юродивые, готовые бороться за правду несмотря ни на что. Мы им помогаем, обучаем, воспитываем. Некоторые российские правозащитники выступают в судах и выигрывают их, даже не имея юридического образования. Многие обнаруживают в себе такие качества, защищая себя, а потом к ним обращаются люди и они начинают защищать других. Конечно, когда меняется среда, меняются и правозащитники.
Особенно нелепо выглядит, когда подобная инициатива исходит из Государственной думы и Общественной палаты. Здесь всё понятно, по-моему, и не надо никому объяснять, какие правозащитники в первую очередь с ними сотрудничают. Безусловно, когда мне нужно защищать человека, я обращаюсь в Общественную палату, но настоящие правозащитники туда идти отказались, не стали баллотироваться просто потому, что палата создавалась Кремлём. Мы взаимодействуем с Общественной палатой, но не сотрудничаем с ней.
Безусловно, кодекс может создать правозащитникам дополнительные трудности, но на нас и так регулярно наезжают. У нас были проблемы с законом об «иностранных агентах», будут и другие, власть постоянно ищет возможности создать нам новые трудности. Но, мне кажется, волноваться не стоит. Если уж от «иностранных агентов» удается отбиваться, то и от этого как-нибудь отобьёмся.
Фотография ИТАР-ТАСС