Главными темами минувшей недели были Украина, «Дождь» и предвкушение Олимпиады. Все три темы очень живые, поскольку речь идет об очень интересных объектах: и Украину, и «Дождь», и Олимпиаду, при всей несопоставимости этих явлений, объединяет наличие внутреннего драматизма, источника саморазвития — они являются открытыми системами с высокой степенью неопределенности результата. Все это и есть жизнь, которая делает эти три темы крайне привлекательными для журналистского освещения.

Тем чудовищнее выглядит стремление федеральных телеканалов омертвить их, лишить внутренней динамики, закидать пропагандистской дохлятиной.

Люди «Дождя» и люди камней

О ситуации с «Дождем» написано и наговорено много, в том числе и автором этих строк в колонке под названием «Туман вокруг «Дождя». Но поскольку тема не только не закрыта, но и обрастает новыми гранями, в ее обсуждение включаются все новые персонажи, а сам предмет обсуждения становится одним из главных инфоповодов недели, мне придется вернуться к этой теме в данном обзоре.

Краткое содержание предыдущей серии. Ситуация с опросом на «Дожде» имеет 5 аспектов: социологический, исторический, журналистский, этический и политический. С социологической стороной все ясно. Конструкция вопроса: «Надо ли было сдать Ленинград, чтобы спасти сотни тысяч жизней?», очевидно кривая, поскольку кривым является любой «матрешечный» вопрос, то есть включающий в себя два или более вопросов. В данном случае, вопрос о достаточности сдачи Ленинграда для спасения жизней. Один из вариантов более корректного вопроса мог звучать так: «Надо ли было провести тотальную эвакуацию жителей и после этого сдать Ленинград, чтобы избежать сотен тысяч голодных смертей?» Но кривизна в вопросе «Дождя» не больше, чем в подавляющем большинстве опросов в СМИ и во многих профессиональных опросах общественного мнения.

Исторический и журналистский аспекты этой ситуации предельно ясны. Суть работы историка – пытаться реконструировать и понять мысли и поступки людей прошлого. Одна из функций журналистики – ставить острые проблемы. И с точки зрения историка, и с точки зрения журналиста вопрос о цене победы и о возможности иных вариантов развития событий вполне закономерен. Если, конечно, историю и журналистику не рассматривать как разделы пропаганды.

В предыдущем тексте о «Дожде» я сознательно опустил этический и политический аспекты события, поскольку мне было немного странно и стыдно доказывать, что дважды два – четыре и что никакого оскорбления ничьих чувств в вопросе «Дождя» нет, а политика, наоборот, присутствует. Однако всю прошлую неделю все федеральные каналы и все остальные СМИ державно-государственнической ориентации обсуждали эту тему в такой истерической тональности, что если не знать в чем дело, можно решить, что журналисты «Дождя» в тот злосчастный день лично пробрались на Пискаревское кладбище и осквернили там все могилы. Причем психической атаке подверглись не только, и даже не столько журналисты «Дождя», сколько их защитники.

Дмитрий Киселев в «Вестях недели», например, сообщил, что писатель Виктор Шендерович предложил сдать Гитлеру 300 тысяч ленинградских евреев. Попытки Шендеровича объясниться в блоге на «Эхе» и в «ЕЖе», что он ничего такого Гитлеру не предлагал, выглядели неубедительно хотя бы потому, что совокупная аудитория этих двух достойных интернет-ресурсов соотносится с аудиторией России-1 примерно, как мышь со слоном.

Особенно ярким и обличительным было выступление журналиста «Коммерсанта» Андрея Норкина: «На мой взгляд, телеканал «Дождь» сделал нечто настолько мерзкое и отвратительное, что сравнить это можно только с преступлением». Потом, в конце довольно длинной колонки, Норкин обратился к журналистам «Дождя» с призывом, который прозвучал как приговор: «Если вы журналисты, мне кажется, вам стоит написать заявление об уходе и взять паузу. Для размышления. Потому что у каждого журналиста должно быть одно обостренное чувство. Оно сейчас встречается не так часто, как хотелось бы потому, что очень неудобное. Это совесть. Та самая, которая по ночам спать не дает». Конец цитаты.

А в середине Норкин много говорил о патриотизме, о Родине, которую надо защищать, о духовных путинских скрепах, над которыми нельзя смеяться. Кроме того, он призвал коллег-журналистов к скромности, упрекнул Константина Эггерта в злоупотреблении пафосом и привел в пример Познера с его менторским назиданием по отношению к уничтожаемым журналистам «Дождя», которых Познер призвал быть менее надменными и иметь меньше чувства превосходства по отношению к другим.

Я так и не понял, почему Норкину можно предаваться патриотическому пафосу в своей колонке, а Эггерту запрещается допускать в своих колонках пафос либеральный, а также в чем конкретно проявляется надменность журналистов «Дождя», которые последнее время все больше извиняются и кланяются. Не понял, ну да ладно, это не так важно. Важнее, что, внимательно прочитав Норкина, посмотрев Дмитрия Киселева и Соловьева, ознакомившись с массой оскорбленных текстов в «Комсомолке», «Известиях» и тому подобных изданиях, я так и не нашел там внятного описания самого состава преступления, которое вменяется «Дождю». Где именно проходит та самая «великая красная черта», которую, по мнению президентского пресс-секретаря Дмитрия Пескова, так бесповоротно переступил «Дождь»?

Очевидно, что мы имеем дело с психологией истерического самонакручивания, которая описана в анекдоте: «Муж жене: «Ты моя рыбка!» «Жена: «Ах, я рыбка, то есть акула, то есть зубастая и кусачая! Значит, я, по-твоему, собака! Мама, он меня сукой обозвал!» Примерно по такой же схеме организуется контролируемая истерика у приблатненных шестерок, которые способны «докопаться» до любого слова или поступка человека для того, чтобы «предъявить» ему и получить материальную или статусную выгоду. И вот уже вопрос о цене победы методом контролируемой истерики превращается в предложение сдать Гитлеру 300 тысяч ленинградских евреев, а затем и в идею отдать Гитлеру всю страну без боя. Ловить за руку телемошенников некому, поскольку студии федеральных телеканалов не место для дискуссий и оппонентов туда не приглашают.

Отдельный вопрос о журналистской солидарности, планку которой задал председатель СЖР Всеволод Богданов. Отвечая на вопрос о своем отношении к ситуации вокруг «Дождя», он заявил, что его «оскорбляют такие вещи», что журналисты «оскорбили ленинградцев». И объяснил, что «нельзя переступать через святое», а также, что журналистам «Дождя» надо найти способ, чтобы их простили.

Альтернативный вариант журналистской солидарности в эти дни был продемонстрирован 9-м каналом израильского телевидения, который именно в знак солидарности с «Дождем» провел среди жителей Израиля опрос: «Виноваты ли сами евреи в Холокосте?» И, кстати, тот факт, что среди зрителей израильского телеканала оказалось 9% ответивших положительно на этот действительно провокативный вопрос, не вызвало в израильском обществе и у израильских властей стремления немедленно закрыть телеканал.

Все эти слова и поступки важны для формирования института репутации, даже если он сейчас в России сломался. Когда-то же починим. Тогда надо будет вспомнить не только то, что говорили Дмитрий Киселев с Владимиром Соловьевым, это уж никаким топором не вырубишь, но и то, что писали и говорили Норкин с Богдановым. Это важно, потому что на моих глазах забылось предательство Леонида Парфенова, которого в 2011-2012 годах вдруг стали воспринимать как икону свободы слова. Пример потери памяти продемонстрировала на прошлой неделе Ксения Ларина, заявив в передаче «Человек из телевизора» от 1.02. 2014, что сюжет с «Дождем» и сюжет с НТВ 2001 года объединяет отсутствие журналистской солидарности. Мол, люди тогда, в 2001-м, на какие-то митинги выходили, но сами по себе, а журналисты и СЖР никакой солидарности не проявляли.

Я в тот период работал в СЖР и был заявителем, организатором и ведущим обоих митингов. Именно СЖР был инициатором всех специальных выпусков «Общей газеты», которая была символом цеховой солидарности и в ситуации с Андреем Бабицким, и в память Анны Политковской. В знак солидарности с НТВ спецвыпуск «Общей газеты» тоже был. Да, этого было недостаточно. Да, мало. Но это была внятная и однозначная позиция, в отличие от позиции сегодняшнего руководства СЖР.

Политический аспект истории с «Дождем» полностью обнажился в передаче «Воскресный вечер» с Владимиром Соловьевым от 2.02.2014. Я обращаю внимание на дату потому, что на прошлой неделе Соловьев провел три «Воскресных вечера». Один, как положено, в воскресенье, а два других в будние дни. Дело в том, что на период Олимпиады Соловьев временно переходит на светлую сторону бытия, то есть будет освещать Олимпиаду, оставив нас наедине с «Дождем», Майданом и прочими мерзостями. И вот, чтобы мы не подхватили какую-нибудь оранжевую или дождевую инфекцию, население и было подвергнуто тройной усиленной вакцинации на прошлой неделе.

Так вот в воскресном «Воскресном вечере» Владимир Соловьев объяснил, что такое этот пресловутый «Дождь» и почему его необходимо прекратить. Оказывается, при предыдущем президенте этот ядовитый «Дождь» навязали операторам, буквально «пальцем заталкивали», по образному выражению Соловьева. Соловьева поддержал главный редактор «Комсомольской правды» Сунгоркин, который подтвердил, что видел, как это происходило, как вот этот идеологически заточенный либеральный канал заталкивали в кабельные сети, а вот теперь, когда появилась возможность, операторы с облегчением от этой напасти избавляются.

Лютая ненависть к либерализму и к свободе это сейчас, пожалуй, главный тренд и главное отличие: «свой – чужой» в журналистике и политике. То, что либерал – это враг, которого надо уничтожать, не нуждается в доказательстве. Вот, например, Соловьев утверждает, что «либералы ненавидят все здоровое в обществе». Адвокат Генри Резник, который вместе с Ириной Хакамадой вдвоем против семерых мракобесов пытались что-то сказать даже не в защиту «Дождя», а просто что-то вменяемое, так вот, Генри Резник попытался разобраться в том, что такое либерализм, но был прерван на полуслове репликой Соловьева: «Не употребляйте слова из «Википедии»!»

Последнее время на державных телеканалах появилась новая мода на прямые личные оскорбления лиц либеральной политической ориентации. Причем, в основном женщин. Что понятно, поскольку от мужчин можно и на ответ нарваться. Дмитрий Киселев второй эфир подряд упражняется в мерзостях в адрес Ксении Собчак. На этот раз он мило шутил о числе абортов телеведущей и о ее, якобы, пристрастии к тяжелым наркотикам. Надеюсь, Максим Виторган знает, что именно надо сделать при встрече с Киселевым, поэтому обойдусь без советов. Александр Проханов в эфире у Владимира Соловьева предложил Ирине Хакамаде в качестве утешения дозу кокаина. Я понимаю, почему он не попытался оскорбить стоящего рядом Генри Резника, который также представлял в студии либеральные ценности. Генри Маркович мужчина крупный, да к тому же бывший спортсмен, поэтому Проханов вовремя сообразил, что хамство надо направлять в более безопасное русло.

У меня давно нет вопросов к Соловьеву и прочим державно-патриотическим ликам российского ТВ и все больше претензий к тем либеральным мальчикам и девочкам для битья, которые, приходя на эти державно-патриотические эфиры, создают им, этим эфирам, иллюзию объективности.

Есть еще одно, сугубо человеческое, почти физиологическое наблюдение над процессом превращения человека в державника и профессионального патриота. В свое время Виктор Шендерович очень точно поймал этот момент мутации у Олега Добродеева, который вдруг стал многозначительным и пафосным, когда принял внутреннее решение предать старое НТВ. Читая текст Норкина, я увидел, как буквально на клеточном уровне эта мутация превращает человека в каменного истукана или в бронзовое изваяние. Всегда, когда журналист вдруг становится государственником и начинает публично и с пафосом говорить о своей любви к Родине и о государственных интересах, это означает, что журналистом он быть перестает и его единственной целью, строго по заместителю министра Волину, становится покупка хороших машин, хорошей одежды и поездки в приличные страны.

Журналистский спецназ

На прошлой неделе произошло еще одно событие, знаменующее некоторые качественные изменения в журналистской среде. 31 января в программе «Чрезвычайное происшествие» на канале НТВ был показан сюжет захвата и погрома офиса Общества защиты прав потребителей. Этот офис использовался как место сбора вещей для участников киевского Майдана, что было объявлено накануне членами Комитета солидарности с Майданом. Погромщики, часть которых были в масках, изображали из себя казаков и с характерной блатной распальцовкой махали руками у лиц сотрудников захваченного офиса, швыряли мебель, надевали сотрудникам на головы полиэтиленовые пакеты, рылись в офисных документах и открыто угрожали расправой.

Все это снимали журналисты НТВ, прибывшие вместе с погромщиками. Учитывая тот факт, что именно журналисты НТВ накануне на конференции Комитета солидарности с Майданом настойчиво выясняли статус офиса, который должен служить местом сбора вещей для участников Майдана, можно с уверенностью предположить, что журналисты не просто освещали погром, а как минимум участвовали в его организации.

Статья УК РФ 213 часть вторая («хулиганство по мотивам ненависти, совершенное по предварительному сговору») до вступления законного приговора в силу должна как-то проявляться, если не рядом с логотипом НТВ, то уж рядом с логотипом «Чрезвычайного происшествия» обязательно. Поскольку дизайнеры НТВ вряд ли получат задание на разработку данного макета, полагаю, что это должны сделать представители гражданского общества и правозащитники, и всегда, когда журналисты НТВ появляются на их мероприятиях, их, этих журналистов НТВ, необходимо снабжать бейджиками: «Статья УК РФ 213, ч.2». Это может стать одним из факторов формирования адекватного самосознания и усвоения профессиональных норм у представителей 4-го Антиукраинского информационного фронта. Да и у представителей остальных трех антиукраинских фронтов тоже.

Если персональное дело «Дождя» на федеральных каналах обсуждалось с какими-то имитационными признаками иной точки зрения, то уж в вопросе о Майдане, как в главном вопросе кремлевской повестки дня, никакого плюрализма и отступления от генеральной линии ни один телеканал себе не позволил. От Украины — только депутаты Партии регионов, или коммунисты, или политологи той же ориентации; от России — дискуссия в максимальном диапазоне от Сергея Маркова до Вячеслава Никонова. И даже когда на сто процентов провластный и пророссийский политолог Михаил Погребинский, понимая, что Соловьев с Марковым в Москве останутся, а ему, Погребинскому, на Украину ехать, попытался робко заметить, что украинцев с националистическими взглядами никуда отселить невозможно и с этим надо как-то научиться жить в одной стране, Соловьев ему строго напомнил про Нюрнберг. А когда упрямый политолог Погребинский попытался сказать, что в приговорах Нюрнбергского трибунала ничего не сказано про украинских националистов, Соловьев тут же очень вовремя включил технологию управляемой истерики по методу «мамаонменясукойназвал». В данном случае технология аналогичная: «майдановец, значит бандеровец, значит эсесовец, а значит Нюрнберг». И точка. То, что каждое «значит» в этом уравнении ровно ничего не значит, значения не имеет никакого.

В религии путинизма главное не логика, а вера. Сказал же Путин, что причиной трагедии в 263 школе, где школьник взял заложников и убил двух человек, стало отсутствие у подростков художественного вкуса и плохой репертуар московских театров. Значит, чтобы такого кошмара больше не было, надо закрыть всякие альтернативные «Дожди», МХАТы и во главе всех СМИ и всех театров поставить проверенные кадры. Желательно из своего родного ведомства. А главное — верить, верить и еще раз верить, а не размышлять и не задавать вопросы всякие провокационные.


Фотография ИТАР-ТАСС