Идеи революционного толка возникали всегда и везде. Это происходило с разной интенсивностью, объяснялось разными причинами, по-разному реализовывалось и приводило к разным последствиям. Февральская революция на Украине интересна тем, что в ней проявились две различающиеся причины, нередко порождающие революции. Первая причина характерна для индустриальных обществ, вторая — для обществ, обладающих важными постиндустриальными чертами.
Во второй половине XX века была сформулирована теория «относительной депривации». Это красивое название обозначает следующее: люди бунтуют, когда их распространенные и устойчивые позитивные ожидания сталкиваются с реальностью, обманывающей эти ожидания. Многие революции, начиная с Великой французской революции, описывались этой теорией. Надо понимать, что этот фактор срабатывает, когда дополняется конкретными особенностями момента. Важно то, что он является общим для многих ситуаций.
Конец XX века пришелся на неравномерный по географии и темпам переход к постиндустриальному обществу. Для него характерен резкий рост интенсивности горизонтальной коммуникации, что, конечно, было связано с появлением спутниковой связи, компьютеров, интернета. И по всему миру постиндустриальный переход готовился расширением географии и распространением образования, особенно высшего. Оба признака были характерны не только для состоявшихся постиндустриальных обществ, но и для стран Третьего мира, использующих достижения постиндустриальной цивилизации.
Опуская промежуточные фазы, перейду к конечному следствию. Темпы социальных изменений в целом начали резко расти. Но, что важнее, горизонтальное устройство общества и коммуникации в нем обусловило то, что изменения в обществе стали происходить существенно быстрее, чем изменения во власти (если только власть не заботилась об устранении этого разрыва). Общество опережало власть в развитии, и этот новый разрыв создавал социальное напряжение, чреватое (при некоторых дополнительных условиях, связанных с конкретными ситуациями) революционными взрывами. Алексей Салмин именно по этой причине назвал драматические изменения, произошедшие с нами с конца 80-х до середины 90-х годовXXвека, Первой великой постиндустриальной революцией. Те же причины во многом обусловили многие революции последнего пятилетия.
Февральская революция на Украине отличается отчетливым проявлением обеих причин. Оранжевая революция 2004 года создала позитивные ожидания. Сначала они были обмануты политическими силами, победившими на этой протестной волне. Но затем режим Януковича усугубил ситуацию не только беспредельным даже по сравнению с Россией воровством, но и безоглядным подавлением украинского малого и среднего бизнеса. Неслучайно его представители составили мощную силу в нынешнем протесте. Их ожидания, формировавшиеся до 2010 года, были не просто обмануты, но буквально изнасилованы. Одновременно личное богатство семьи Януковича и его окружения выросло за короткое время не в разы, а в десятки и сотни раз.
В то же время стремительно взрослело украинское общество. В 2004 году общество искало новых лидеров из предложенного им меню, а сейчас они берут власть в свои руки, выдвигают своих лидеров и свою программу государственного строительства. Говорить о том, что власть отставала от общества, даже неприлично. Она стремглав бежала в противоположную сторону, формируя абсолютно криминальный режим, готовый защищать себя любыми средствами. К этому добавились игры Януковича в евроинтеграцию. На нее надеялись очень многие в республике, полагая, что интеграционный процесс создаст некие ограничивающие рамки для власти. Отказ от евроинтеграции привел к взрыву разочарования и негодования. Все вместе сформировало глубочайший и неустранимый разрыв между властью и обществом. И тут уже очень просто: такая власть обречена. Наращивание насилия в попытках сохранить власть радикализует оппозицию и не достигает своих целей. Мы это видели везде на протяжении нескольких лет без всяких исключений. Было бы странно, если бы это не случилось на Украине.
Теперь подумаем, что это означает для нас. Бесспорно, российское общество взрослеет и модернизируется быстрее власти. Я видел признаки отставания власти с конца второй половины 90-х годов. Потом общество на некоторое время заснуло. Смена поколений и формирование среднего класса его разбудили, а, проснувшись, оно увидело себя в новом качестве и, что гораздо важнее, протерев глаза, смогло разглядеть власть, которая к тому моменту уже рванула в прошлое не хуже режима Януковича. Активная часть общества, протестующая против путинского режима, не уступает по гражданской зрелости украинскому обществу, но уступает ему количественно, организационно и степенью активности. Поэтому постиндустриальный фактор современных революций, связанный с критическим отставанием власти от общества, не может рассматриваться в ближайшее время как источник революционных потрясений в России. В еще большей степени это касается фактора относительной депривации. В российском обществе попросту нет позитивных ожиданий, разве что у зомбированных официальной пропагандой. Значит, не может возникнуть и разочарований, а следовательно, относительной депривации, даже весьма относительной.
Значит ли это, что Путину не надо нервничать по поводу революционных событий на Украине? Конечно, нет. Ситуация в России стремительно меняется; меняются общество, власть, финансово-экономическая ситуация. Украинские события резко изменили внешнеполитическую ситуацию и за пределами республики. Любой из перечисленных трендов несет потенциальные угрозы режиму, а позитивный эффект от Сочинской олимпиады имеет краткосрочный эффект.
В качестве примера, даже иллюстрации, можно рассмотреть угрозы, возникающие в связи с финансово-экономическим кризисом. Мы видим сокращение импорта при отсутствии свободного бизнеса, способного компенсировать потери, как это было в конце 90-х; рост инфляции, закрытие производств, невозможность государства в полном объеме реализовывать свои социальные обязательство. Как следствие — угроза социального недовольства в широких слоях населения (я при этом еще не учел риск падения цен на углеводороды). Тут появляется очевидная развилка, власть может по-разному реагировать на очевидные для нее угрозы.
Первый путь — усиление репрессий для самосохранения режима. Но рост властного насилия неизбежно ведет к радикализации протеста. Если это будет происходить на фоне расширения социальной базы протеста и приусугубляющемся разрыве между властью и обществом, то мы получаем условия для революционного взрыва, подобного украинскому, если не по форме, то по содержанию.
Второй путь — режим ищет спасения в попытках самосовершенствования, которое в условиях тотальной деградации государственных институтов имеет очевидное содержание: перезапуск работы и совершенствование базовых государственных институтов. Это потребует новых кадров, новых идеологических обоснований и т.п. Все вместе породит позитивные ожидания. При благоприятном (хотя крайне маловероятном) развитии такого сценария произойдет не только постепенное восстановление институтов, но и легальное обновление политической элиты. Все это — почти единственный мирный вариант выхода из того тупика, в который катится наша страна.
Но много вероятнее, что сценарий самосовершенствования сорвется. Тому есть немало причин. Укажу только одну: суд как реально независимый институт верховенства права является открытой и серьезной угрозой для подавляющей части нынешнего истеблишмента. Срыв этого сценария приведет к резкому росту общественного разочарования, и в данной ситуации — к росту относительной депривации. Сформируется один из описанных выше важных факторов нестабильности, чреватой революционным взрывом.
Таким образом, если исключить возможность маловероятного благоприятного сценария, финансово-экономические проблемы создают для власти ситуацию цугцванга, когда любая реакция приводит к одному и тому же драматическому финалу. Его неизбежность усугубляется, если финансово-экономические проблемы рассматривать во взаимодействии с другими источниками угроз.
Вопрос тут не в исходе, а во времени его наступления. Для сравнения: вся история вокруг евроинтеграции на Украине заняла чуть больше года.