Не буду много рассуждать об очевидном—разладе между властью и модернистскими группами населения. Не будем, потому что этот разлад произошел еще задолго до случившегося и власть вовсе не считает его трагедией. Напротив, делая ставку на лояльное большинство, она стремится дискредитировать непослушное меньшинство, что наглядно проявляется в многочисленных телепрограммах. Не буду говорить и о сильнейшей травме, нанесенной чувствам многих простых украинцев, традиционно позитивно относящихся к России—похоже, что подобные материи проходят по разряду «излишних сантиментов». Обращу внимание на проблемы, которые могут считаться значимыми самой властью.

Первая проблема—утрата Россией доверия в сообществе ведущих мировых держав. Это как минимум, если кризис удастся разрешить относительно быстро и с минимальными издержками (без прямых санкций). Россия окажется в роли страны, которой неформально будет закрыт путь к серьезным сделкам на мировых рынках. Если сейчас такие факты имеют место лишь в некоторых случаях, то возникает перспектива «универсализации» подобного подхода с вполне очевидными негативными последствиями. Неформально дискриминируемый в современном мире обречен на увеличение технологического отставания, связанное с перекрытием доступа к инновациям, которые можно получить от солидных иностранных партнеров.

Вторая проблема — перспектива перехода к элементам «мобилизационной экономики», которая свойственна странам, ощущающим себя в окружении врагов. Подобная психология толкает к ускоренному (даже по сравнению с нынешними высокими темпами) перевооружению, которое очень плохо сочетается с экономической рецессией и необходимостью выполнять основные социальные обязательства, чтобы не потерять поддержку собственных сторонников. Другого способа, кроме мобилизации (перекачка средств в ВПК из других секторов экономики, ужесточение дисциплины, существенное сокращение относительно второстепенных социальных мандатов), для проведения подобного курса еще не придумано.

Но возникает закономерный вопрос: готово ли российское общество к мобилизации? Ответ на него можно получить, вспомнив об истории с повышением пошлин на ввозимые иномарки — это привело к выходу на улицы жителей Приморского края в условиях общего спада протестной активности. Россияне, как правило, не протестуют против несправедливости в отношении посторонних людей (несмотря на рост благотворительности и волонтерства, подобный альтруизм все же свойствен явному меньшинству населения), но готовы активно защищать собственные интересы. Мобилизационная экономика возможна либо в условиях доминирования идеи, захватывающей значительную часть общества (религиозной или квазирелигиозной вроде коммунизма), либо при масштабном применении принудительных мер к недовольным. Нетрудно заметить, что сталинский режим сочетал оба фактора — и так же ясно, что все это не имеет отношения к современной России. Об идее говорить не приходится, а попытка широко использовать насилие быстро приведет к тому, что «резьба сорвется».

Третья проблема — Россия берет на себя функции патрона Крыма (и, возможно, претендует на аналогичную роль для немалой части украинского Юго-Востока). Ставка делается на маргинальные группы, которые не имеют реального влияния в своих регионах, но готовы в любой момент взять в осаду местную администрацию под пророссийскими лозунгами. Похоже, именно в них российская власть видит истинных представителей Украины. В результате удалось добиться того, что враждовавшие украинские элиты сблизились на почве неприятия российского вмешательства. И теперь на стороне России — дискредитированный Янукович и люди, полностью от нее зависимые. Впрочем, есть еще жители Крыма, немалая часть которых с воодушевлением приветствует «неизвестных» вооруженных лиц, но это неудивительно. На этих людей долгое время никто особо не обращал внимания: Партия регионов была уверена, что получит на президентских выборах «русские» голоса, а оппозиция так же понимала, что это не ее электорат. Теперь же за ними ухаживают российские депутаты от всех партий, для них бесплатно поют артисты. Но как бы дальше ни сложилась судьба Крыма, праздник закончится и начнутся будни. И готова ли Россия принять на себя ответственность за этих людей с их нынешними повышенными ожиданиями — большой вопрос.

Четвертая проблема — отношения с исламским сообществом, которые могут быть серьезно осложнены, если будут всерьез затронуты интересы общины крымских татар. Речь идет не только о Турции (которая неформально патронирует эту общину), но и о других суннитских странах, которые и без того не симпатизируют России из-за ее поддержки алавитского режима в Сирии. При этом отсутствуют реальные механизмы, которые позволили бы совместить российские и крымско-татарские приоритеты.

И наконец, пятая проблема — судьба Украинской православной церкви, входящей в состав Московского патриархата. В концепции «Русского мира» роль одной из главных «духовных скреп» славянских народов отводится как раз православию. Но сейчас украинские православные (в том числе в лице одного из самых авторитетных архиереев, митрополита Онуфрия, ныне стоящего у кормила церкви) выступают против российского вмешательства. Угроза церковного раскола побудила даже патриарха Кирилла, традиционно полностью лояльного российской власти, дистанцироваться от ее действий.

Однако образ «московской» все равно будет для церкви большой проблемой в современных украинских условиях — особенно если многочисленные оппоненты будут цитировать «военно-православные» формулировки протоиерея Всеволода Чаплина и некоторых других ревнителей политического православия. Дистанция между православными в России и Украине, видимо, будет расти — и это создает почву для сближения между каноническим и неканоническим украинским православием, которое еще недавно казалось невозможным.

Но жизнь быстро меняется — мало кто еще недавно мог представить себе столь драматичные события в Крыму. А сейчас это реальность.