Не знаю, интересно ли вам, почему я решил поддержать митинг против вранья, который пройдет в Москве 13 апреля, но я чувствую потребность объясниться. Не скрываю: я рассчитываю, что мое объяснение поможет вам принять решение, участвовать в митинге или нет.

Первое фундаментальное утверждение в сфере лингвистики записано в Библии: «Сначала было Слово». Глубинный смысл этого, казалось бы, слегка полемического утверждения был переоткрыт современными лингвистами во второй половине XX века, когда они объяснили нам: наш язык и наша жизнь (точнее, социальная жизнь) неразрывно взаимосвязаны. Несколько позже специалисты на стыке наук установили, в чем состоит наше, человеческое, отличие от приматов — в нашем языке как инструменте коммуникации. Приматы, каждый по отдельности, используют коммуникацию, чтобы получить то, что нужно каждому из них для себя. Наш язык возник как инструмент взаимопонимания с целью кооперации, взаимопомощи, совместного решения общих проблем. Только позже мы (люди) поняли, что такое эффективное средство, как язык, может не менее успешно использоваться для получения личной выгоды, в том числе с помощью лжи. И это сближало нас с приматами. Тут нет ничего удивительного: множество наших изобретений, первоначально предназначенных для общего блага (или увеселения, как порох), становились позже средствами вражды и личной выгоды.

Ложь пронизывает нашу жизнь. Каждый из нас нередко прибегал к ней, «во благо», для упрощения жизни или из корысти. Но самое страшное — это тотальная ложь, монополизированная властью. Когда обычный человек постоянно отовсюду слышит одно и то же вранье, он в конце концов проникается убеждением: раз все об этом говорят, значит, так оно и есть. И когда подобным образом начинает рассуждать большинство, ложь становится реальностью. И эта виртуальная реальность разрушает нас, нашу мораль, разрушает общество и страну. В условиях лживой реальности становится возможным все, что превращает нас в обезьян, а общество — в безумное стадо. Если все и дальше пойдет так, как катится нынче, мы обречены. Обречена и Россия на исторический крах. В этих словах нет ни капли полемического задора. Увы, в них уже не такая уж далекая перспектива.

Я не буду писать о наглой лжи, которая прет из всех информационных щелей. Она очевидна многим. Опаснее лукавая ложь. Это ложь, эксплуатирующая общепринятые заблуждения, мифы, предрассудки. Их не мало, и дальше я буду писать о некоторых из них, усиленно эксплуатируемых путинской пропагандой.

Миф о большинстве

Нетрудно заметить, что диктаторские режимы безумно любят убеждать всех в том, что их поддерживает большинство. И чем омерзительнее диктатура, тем больше усилий она тратит на получение поддержки этого большинства, тем убедительнее должно быть это большинство и тем меньше стеснений в средствах для получения нужных цифр. Напоминаю тем, кто забыл: нерушимый блок коммунистов и беспартийных всегда побеждал на выборах во времена СССР с результатом, превышающим 99%; почти до самого своего краха, от которого не спасли такие уникальные любовь и «поддержка».

А вот прочные демократии не заморачиваются по поводу убедительности большинства. Для них, к примеру, победа на выборах с разрывом в несколько десятков голосов столь же легитимна, как и победа с внушительным преимуществом. Более того, они не считают, что демократия есть власть большинства. Они говорят по другому: демократия — это власть, при которой уважаются права меньшинства. Потому что все знают, что через некоторое время большинство может оказаться в меньшинстве. Или еще так говорят: демократия — это власть процедуры. Поэтому честность выборов там важнее результата, и уж тем более — важнее внушительности победы. Именно тут разница: у них легитимность избранной власти определяется чистотой процедуры; у нас процент голосов, независимо от того, как он был получен, должен подтверждать легитимность власти — чем выше ложь в цифрах, тем, как бы, легитимнее. И чем больше не хватает настоящей легитимности, тем больше вранья в цифрах.

Обсуждая роль большинства на выборах, мы вспомним не только о том, каково оно было на «выборах» в СССР, и о том, что это как-то не спасло империю. Мы обязаны также вспомнить, что Гитлера тоже поддерживало некое большинство. И Муссолини тоже. А уж как большинство поддерживало Каддафи! Давайте при этом не будем вспоминать, как они закончили. Важнее помнить, что все эти случаи не имели никакого отношения к реальной власти большинства, если мы хотим мыслить себе таковую. Во всех случаях, не только этих, липовая власть большинства была лишь прикрытием для обеспечения несменяемости власти конкретных лиц или группировок. Со всеми вытекающими последствиями для лиц, группировок, несчастных людей и стран.

Описанная мною любовь диктаторов к большинству и пропаганда этого большинства эксплуатирует миф, который можно сформулировать так: большинство всегда право. Но вот ведь беда: это неверно ни с какой точки зрения. Если бы в 1616 году Святой престол провел бы опрос, включив в него вопрос о том, что вокруг чего вращается, то итог был бы стопроцентно очевидным: все вращается вокруг неподвижной Земли, являющейся центром бытия. Это предельный пример. Из него, конечно, не следует, что всегда право меньшинство. Просто вопрос физической истины, и даже социальной истины, не решается голосованием.

То же самое касается выборов. Лауреат Нобелевской премии Кеннет Эрроу известен не столько своим вкладом в математическую экономическую теорию, сколько своей знаменитой Теоремой Эрроу. Он ввел аксиоматику справедливого согласования мнений (голосование с выбором из нескольких альтернатив — одна из таких процедур) и доказал, что если опираться на эту систему аксиом, то справедливая процедура согласования невозможна. Иными словами: как бы вы ни придумали согласовывать мнения, какой-то аспект справедливости будет ущемлен. Правило большинства — всего лишь одна из множества простых процедур, обладающая своими недостатками, так же как и все остальные. Просто у него есть свои преимущества, имеющие отношение не к справедливости, а к нашей склонности к простым решениям. Важно только одно: если мы договорились, что будем использовать именно это дефектное правило, а не какое-либо другое, то его дефектность будет распространяться на всех, кто бы ни победил. И наша возможность компенсировать дефектность заключается только в том, что мы будем свято соблюдать процедуру, чтобы дефекты распространялись поровну на всех. Альтернативное решение принадлежит Аристотелю, который считал, что лучше всего сменять власть с помощью жребия.

Так вот. Когда власть озабочена наличием и размером какого-либо большинства, это ее личное дело. Она имеет на это право для планирования и осуществления своей политики. Но как только она пытается манипулировать общественным мнением с помощью какого-либо своего большинства, это уже наша проблема. Здесь мы сразу должны делать стойку: нам дурят голову!

Читатель вправе возразить: мифы и вранье суть вещи разные. Не спорю. Но я пишу не про мифы как таковые, а про их монопольную эксплуатацию властью в своих целях. Как-то так получается в нашем случае, что эксплуатация мифа неотделима от лжи. Такая манипуляция опасна, поскольку легко сглатывается, ибо использует миф, рассчитывая на реакцию примерно такую: ну конечно, ведь большинство же. Что тут поделаешь, большинство... И нам кажется вполне нормальным признание выборов состоявшимися, «если объем выявленных нарушений не исказил волю избирателей». Если, скажем, при набранных 70 процентах выявлено 15 процентов подтасовок, то воля избирателей не искажена. Большинство ведь. А потом от имени этого большинства можно творить все что угодно. А что поделаешь, большинство ведь…

Итак, относительно небольшая ложь, эксплуатирующая миф, умножает свою мощь силой мифа. И тем опасна, хотя привычна и не столь бросается в глаза, как запредельное вранье телевизионных шоуменов.

(Окончание следует)

Фотография EPA/ИТАР-ТАСС