С первого раза пройти не получилось… Худенький мальчишка в черной вязаной маске, натянутой на голову, внимательно нас оглядел, потом полистал мой паспорт и важно произнес: «На пресс-конференцию, говорите? Журналистов не пускаем». «А для кого же пресс-конференция?» — поинтересовался я. «Так то для других журналистов… которых мы знаем. А вы что за люди?» — паренек покосился на моего спутника, и взгляд его стал еще решительнее и жестче. Что, впрочем, меня не удивило…

Пробиться в здание донецкой областной администрации, захваченное «сторонниками федерализации», я пытался вместе с известным киевским пиарщиком и журналистом Алексеем Ковжуном, который сейчас работает советником местного губернатора Сергея Таруты. Так вот, Алексей, скажу я вам, не очень похож на русского националиста или донбасского ополченца — у него по сережке в каждом ухе и все пальцы унизаны серебряными перстнями. Да и лицо… как бы это сказать… не совсем соответствует канонам национально-освободительного движения Донбасса… (Надеюсь, он на меня не обидится.) Другими словами, в этих местах «жидобандеровцев» и «правосеков» представляют себе именно так.

Через десять минут, однако, караул у первой линии баррикад сменился и мы предприняли вторую попытку.

В Донецк из Киева, где проходил украинско-российский конгресс под обнадеживающим названием «Диалог», я прилетел по приглашению донецкого губернатора Сергея Таруты, который возглавил область около двух месяцев назад и с тех пор пытается в ней рулить, что в нынешних условиях, мягко говоря, не просто. Зачем это нужно Таруте, маталлургическому магнату и одному из богатейших людей Украины? На мой прямой вопрос Сергей Алексеевич ответил более-менее предсказуемо: дескать, наступило время, когда приходится делать выбор не в пользу личных интересов. Трое его советников, стоя за спиной шефа, мрачно кивали головами... Команда Таруты, кстати, несмотря на экстравагантный вид Ковжуна, производит самое положительное впечатление: компетентны, работают четко, демонстрируя широту взглядов и умение вести переговоры, свободно общаются по-английски.

Вторая попытка проникнуть в здание донецкой обладминистрации неожиданно оказалась успешной. Боец, сменивший на посту своего непреклонного товарища, оказался не столь суров. Он мельком глянул на мой паспорт и лаконично кивнул головой. Вообще российский паспорт (но только внутренний, а не заграничный, который называют фальшивым из-за наличия в нем латинских букв) — главный и самый почитаемый документ внутри Донецкой республики. Правда, там его называют «русским»… В какой-то момент, в очередной раз воспользовавшись паспортом как пропуском, я даже испытал чувство неловкости. Не то чтобы я в полной мере осознал себя национал-предателем, но резануло ощущение, что я, как обладатель этого волшебного документа, обманываю (или непременно обману) ожидания людей, с таким благоговением берущих его в руки. Как будто мне этот паспорт выдали в каком-то шпионском центре, а не в паспортном столе в родных Черемушках…

Итак, мы поднимались на одиннадцатый этаж, где должна была пройти пресс-конференция руководства «республики». На каждом этаже нас останавливали, досматривали, расспрашивали, разглядывали мой паспорт и пропускали дальше… Очевидно, срабатывал эффект цепной реакции: не тормознули раньше, значит, все правильно, имеем право идти. Где-то между пятым и шестым этажом Алексей процедил мне в спину: «Если меня обыщут, нам копец. Забыл выложить пропуск… А в нем написано, что я советник губернатора Таруты».

Сегодня в российских СМИ общим местом стал тезис о ментальной тяге жителей юго-востока Украины к так называемому русскому миру. Опираясь на это утверждение, апологеты российского вмешательства в украинские дела спешат оправдать любую форму «братской помощи». Между тем, на общеукраинском референдуме 1991 года на вопрос «Поддерживаете ли вы Акт о независимости Украины?» почти 84 процента жителей Донецкой области ответили утвердительно. Да и сегодняшняя социология вовсе не свидетельствует о пламенном желании большинства людей в одночасье очутиться в России. За такой сценарий выступает не более 20-ти, от силы 30 процентов местного населения. Но, пожалуй, отдельно стоит поговорить о позиции шахтеров, которых сепаратисты всеми силами пытаются затащить в свои ряды. Пока, впрочем, совершенно безуспешно…

Один из главных пропагандистских мифов последнего времени гласит, что индустриальный Донбасс кормит запад Украины. Дескать, простые русскоговорящие работяги вынуждены ишачить в шахтах, чтобы прокормить бандеровских бездельников, которые только и могут, что майданы устраивать. Тем временем ежегодные дотации в областной бюджет составляют более миллиарда долларов. (А это больше трех процентов от всей доходной части украинского бюджета.) Причем дотируется именно государственный сектор угольной промышленности, где себестоимость угля почти в два с половиной раза выше, чем на частных предприятиях. Однако здесь шахты все же работают. В отличие, скажем, от соседней Ростовской области, где они позакрывались повсеместно. Сегодня там работают только шахты, принадлежащие богатейшему магнату Украины Ринату Ахметову. Так с чего бы донецким шахтерам стремиться в Россию?

Надо признать, что вполне взвешенную и разумную позицию демонстрируют лидеры шахтерских профсоюзов. Они отлично понимают, что отрасли требуется реструктуризация, и отдают себе отчет в том, что лучше ее проводить в рамках европейского тренда, который нынче выбрала Украина. Над перспективами выживания в формате независимой Донецкой республики они смеются точно так же, как любые здравые люди в Донбассе. Кроме того, все прекрасно понимают, что разговоры про независимость — чистейшей воды блеф и, если Донецкая республика действительно победит, ее присоединение к России — дело нескольких дней.

Когда мы наконец добрались до одиннадцатого этажа и вошли в небольшой зал, там уже началась пресс-конференция. Первыми словами, которые мы услышали, было заявление главы правительства Донецкой республики Дениса Пушилина о том, что с этого дня «пленных» они просто так больше не выдают, а будут их обменивать на «политзаключенных»… «Удачно мы зашли», — прошептал мне на ухо Алексей Ковжун.

Всего за время пребывания в здании оккупированной областной администрации нам встретились 58 местных обитателей (специально считал). И ни одного из них я не готов идентифицировать как даже возможного представителя российских силовых структур. (Впрочем, нужно учитывать, что мы видели только часть первого этажа, пару комнат на одиннадцатом этаже и лестницу.) В основном облсовет сегодня населяют люди двух категорий: во-первых, это малолетняя шпана, которая балдеет от черных масок, поигрывает цепями и битами, смачно плюет на пол через прорези и посматривает на всех с высоты своего революционного положения. Вторая категория — пузатые дяденьки, что называется, «под полтинник». Они ходят в камуфляже, все увешаны разными значками, говорящими об их славном боевом прошлом, бит не носят и отдают короткие распоряжения гопникам. Правда, ветеранов заметно меньше, чем их молодых коллег по набегу.

На встрече с местными силовиками говорю начальнику областного УВД генералу Пожидаеву:

— Если вы и дальше не будете оказывать никакого сопротивления этим бандитам, они начнут наглеть и будут отвоевывать у вас позицию за позицией.

— А что мы можем сделать? — пожимает плечами генерал.

— Сколько у вас людей? — Называет число.

— Так этого вполне достаточно, чтобы оцепить здание, обрубить все коммуникации, заглушить мобильную связь и далее действовать по принципу «Всех выпускаем, никого не впускаем». Половина уйдет за первый же день блокады, а остальные перегрызутся и, глядишь, сами друг друга перебьют. И не надо никакого штурма, никакой пальбы…

— Мы не можем так поступить, — не соглашается Пожидаев. — Нельзя исключать, что Москва только и ждет от нас решительных действий, чтобы отдать приказ войскам на границе.

Аргумент о российском факторе, разумеется, серьезный. Нет никаких сомнений в том, что все происходящее сегодня в Донецкой области — результат массированной и тщательно разработанной спецоперации России против Украины. Цели очевидны. Дестабилизация в краткосрочной перспективе всего региона и срыв майских выборов главы государства. А в дальнейшем — присоединение юго-восточных областей Украины, позволяющее прорубить сухопутный доступ к Крыму. (Не думаю, что в Кремле всерьез рассматривают сценарий обретения этими областями реальной долгосрочной «независимости». Все же времена формата Южной Осетии и Абхазии прошли. Нынче на повестке задачи совсем иных масштабов.) Экспансия идет сразу в нескольких направлениях. Как это, собственно, было и в Крыму, но с существенными корректировками…

Ни у кого в Донецке нет сомнений в том, что российские военнослужащие в области есть. Только, в отличие от Крыма, речь идет не о рядовом составе, а, прежде всего, об инструкторах и спецах. Всю грязную работу (в первую очередь в Славянске) выполняют наемники. Причем областное руководство уверено, что основная часть денег поступает не от Кремля, а от «семьи». Так здесь называют клан Виктора Януковича.

На 11 мая сепаратисты наметили референдум. Вопрос на рассмотрение выносится один: одобряете ли вы создание Донецкой народной республики? По утверждению агитаторов, снующих в толпе на площади перед облсоветом, бюллетени уже напечатаны, списки составлены и агитационные материалы развезены по всем районам. Те же люди непрестанно говорят о том, что «Россия нас не бросит» и в «решительный момент» предпримет все необходимые действия, чтобы прийти на выручку «восставшему Донбассу».

Излишне говорить, что больше всего люди боятся вторжения, боятся войны. Все боятся — от обычных горожан до губернатора. И это, конечно, главный на сегодня вопрос: решится ли Владимир Путин на прямую агрессию против Украины? Впрочем, мне кажется, что здравые люди и в России понимают, что если такое несчастье действительно случится, то и их жизнь изменится радикально. И совсем не в лучшую сторону.



Фотографии предоставлены автором