Часть вторая. Начало см. здесь.

Прежде чем начинать содержательное обсуждение перспектив страны, мне кажется исключительно важным отказаться от навязших в зубах ложных мифологем: за их мнимой и необсуждаемой очевидностью самих проблем либо не видно вовсе, либо реальные проблемы приобретают совершенно фантастические очертания, напрочь закрывающие пути к их разрешению. И разобраться с ограничениями, так сказать, естественного порядка.


II. ЕСТЕСТВЕННЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ

Итак, Россия – страна сравнительно небольшая по численности населения и сейчас едва входящая в первую десятку стран мира, а с учетом демографического тренда в самом близком будущем (уже к середине века, то есть когда нашим детям будет столько, сколько сейчас нам) мы окажемся на 15 месте в мире. Само по себе это ни хорошо, ни плохо – живет же, скажем, Люксембург, и еще дай нам Бог так жить! Но этот фактор упускать из виду совершенно невозможно. В нем и ограничение на нашу роль в мировом разделении труда (весьма скромную даже в самом оптимистичном случае), и наша привлекательность как рынка (очень ограниченная уже в силу не слишком большого населения, даже если мы вдруг или постепенно станем богатыми), и наша зависимость от участия в мировых процессах.

Простейший вопрос: можем ли мы сами производить все? Даже Советский Союз не мог. Точнее, не смог, как только хозяйство стало сложным, не примитивным, современным. Перелом пришелся где-то на 60-70-е гг. прошлого века – с этого времени даже в условиях самоизоляции (а следовательно, искусственного сдерживания и ограничения спроса) СССР не смог охватить весь спектр стремительно усложнявшегося хозяйства. И Россия тем более в ее нынешнем объеме и уже в новые времена не сможет. И никто не может. Даже Соединенные Штаты и Китай с их населением и экономиками. А главное – они и не пытаются подобными глупостями заниматься. Так в американских компьютерах сидят тайваньские, малазийские и еще хрен знает, чьи микрочипы, в половине американских самолетов – британские движки, а во всех «боингах» и «аэробусах» – наш титан.

Сегодня в России всего 140 млн чел., через тридцать лет будет, дай Бог, 110 миллионов – иметь полный цикл и полную номенклатуру современной экономики мы просто не можем хотя бы потому, что у нас на это не хватит ни умных голов (даже если допустить, что гении у нас растут вдвое гуще, чем в Штатах, их все равно окажется меньше), ни рабочих рук. Опять-таки, само по себе это ни хорошо, ни плохо – просто надо отдавать себе отчет, что отделиться от всех, «ощетиниться» на весь мир, спрятаться за «железный занавес» – означает упасть если не в Каменный век, то едва ли не в Средневековье. Средние века – время, кто спорит, очень интересное, во многом привлекательное, романтичное, но если подробно рассказать, как тогда жили-были (могу, поскольку специалист по медиевистике), боюсь, подавляющему большинству туда не слишком захочется – не на экскурсию, а насовсем. Причем самое печальное состоит в том, что мы умеем производить очень мало высокотехнологичных конечных продуктов, а не сырья и полуфабрикатов. Печальное, потому что по-настоящему важно не то, откуда приходят комплектующие и полуфабрикаты, но кто разрабатывает инновации (кто «заказывает музыку») и кто производит конечный продукт, на который приходится львиная доля добавленной стоимости. А вот именно последнее у нас получается плохо. И это серьезно. Потому что именно тот, кто производит конечный продукт, не поленюсь повторить еще раз, тот и имеет возможность намазать масла на бутерброд погуще. Резко нарастить нашу долю в конечном продукте в обозримом будущем нам очень непросто – мировой рынок вполне поделен, а особых конкурентных преимуществ у нас, по большей части, нет: и зарплаты у нас не копеечные, и квалификация рабочих моложе 50 лет (если говорить о промышленности) у нас не ахти, и опыта разработки/продвижения коммерчески успешных продуктов немного.

При этом у нас есть еще одна объективная проблема: расстояния. Это очень приятно ощущать и петь, что «широка страна моя родная…», вот только финансовые транспортные издержки в ней – в силу этой самой «широты» – просто непомерные. И временные, в смысле затрат времени на транспортировку – тоже. Парное молоко еще худо-бедно можно доставить клиенту за 20-30 км, но вот за 200 – уже не получится: остынет. Заказчику партии стального проката специального сортамента, скажем, в Тулузе, привезти его из Люксембурга – это порядка 800 км по прямой (и без таможен), а из Нижнего Тагила – более 4200 км опять-таки по прямой, включая пересечение нескольких таможенных границ. И где клиент из Тулузы постарается закупить металл при прочих равных? А ведь Евросоюз – это 400 млн чел. и экономика несопоставимая с нашей по размеру и развитости (несмотря на все ее проблемы). То есть заказчиков там по определению больше. Я привел пример с прокатом не просто так. «Евраз», владеющий Нижнетагильским металлургическим комбинатом, оказался вынужден покупать среднего размера заводы в Европе, гнать туда свой полуфабрикат (слябы) и там катать из него прокат нужного сортамента: предельный срок поставки по европейским меркам – 45 дней, а из Нижнего Тагила одна доставка занимает (с таможней) до месяца. И где все налоги с этих заводов? Угадали – там. А квалифицированные рабочие места? Там же.

Казалось бы, при наших пространствах нам надо кровь из носу развивать транспортную инфраструктуру. По этому вопросу – едва ли не всеобщий консенсус. Дорог от него, правда, почти не прибавляется, особенно если сравнить с Китаем… Но я о другом. А имеет ли этот консенсус под собой достаточное основание? Хотя бы в том смысле, что всякая ли инфраструктура нам нужна?

Я уже говорил, что с населением у нас не густо. Но и это небольшое население распределено по колоссальной территории до крайности неравномерно. В этом смысле мы даже не Канада: в Канаде все-таки западнее Онтарио (а это приблизительный аналог нашему Зауралью) живет 10 с лишним миллионов из 35-ти миллионного населения страны, т.е. целых 30%. А у нас к востоку от Урала (исключая его самого) – всего чуть больше 25 миллионов человек из 140, что даже меньше одной пятой, притом на Дальнем Востоке – меньше 4,5 % населения. И в отличие от запада Канады, у нас на Востоке население непрерывно и стремительно убывает – на миллион с лишним за 2002 – 2010 гг. Что это означает? А вот что: такими темпами из оставшихся неполных 6,5 млн чел. к середине века на Дальнем Востоке останется что-то около полутора миллионов жителей. То есть – пустыня. Сколько было сказано слов о неоспоримой и неотложной необходимости – просто-таки вынь да положь! – автотрассы аж до самого до Владивостока (ну и, конечно, его апофигея в виде самого большого в мире моста на остров Русский)! Даже «Наше Навсегда» для вящей убедительности по этой мифической магистрали на выводке желтых «Калин» разъезжал – а зачем нам эта трасса? Кто будет по ней ездить, если населения на Дальнем Востоке вот-вот не останется вовсе? Посмотрите на карту плотности населения по переписи 2010г. – между Читой и Хабаровском население столь же редко, как, скажем, в Эвенкии. И как такую трассу обслуживать (содержать, ремонтировать, поддерживать вдоль нее заправки, автосервисы, мотели)? Да Бог с ней, с трассой на Дальний Восток! На куда как более близкой магистрали Р-21 Питер-Мурманск от Кандалакши до поселка Пушной более 350 км – и ни одного населенного места! Слава Богу, сравнительно неподалеку есть Лоухи и Кемь... и всё! А теперь простейшая задачка: за сколько часов удается расчистить эту трассу после очередного и очень даже частого в здешних краях сильного снегопада, если любая техника может базироваться только в Кандалакше, Лоухах, Кеми и Пушном? Потому что больше по всей трассе и возле нее никого нет живых. Но здесь хоть понятно, зачем возить грузы фурами: дальше достаточно плотнозаселенный и развитый питерский регион. А на Дальнем Востоке? Зачем автомобилями перегонять грузы через 1000 пустынных километров, когда очевидно, что по железной дороге такое плечо перевозки дешевле? И не надо думать, что, мол, будет дорога – и люди появятся: вдоль Транссиба и БАМа за 10 лет (с 2000 по 2010 гг.) население только проредилось до пустоты. И вдоль шоссе Вологда-Архангельск тоже. Потому что дело не только в дороге, а в том, что в оторванных от мира поселках (оторванных самой удаленностью) люди жить больше не хотят. Не хотят, потому что практически единственно возможное в них натуральное хозяйство уже никого не прельщает. У нас уже сегодня Россия разорвалась на три части: Европейская часть + Западная Сибирь до Красноярска; Прибайкалье (от Иркутска до Читы) и Дальний Восток (Хабаровск – Владивосток). У нас уже сегодня Русский Север впору вновь новгородским ушкуйникам заново осваивать (только зачем?). И не учитывать этих данностей – значит, планировать жизнь в какой-то иной, вымышленной стране. При том в стране, которой никогда не будет, потому что не может быть.

Мы плохо умеем делать серийку. Почему – вопрос непростой. В силу загадочной русской души? Ответ, может быть, и красивый, только ничего не объясняющий – а душа-то у нас такая откуда? Думаю, здесь много чего сошлось. У нас не было трехтысячелетней традиции рисоводческой культуры (как в Азии) с ее монотонным и однообразным трудом, принудительно формирующим национальный характер в духе готовности и восприятия как нормы такого методичного непрерывного труда. Говоря «национальный характер» я не имею в виду ничего мистического – просто мы воспитываемся поколение за поколением на примере старших, и если для них такой труд – обуза, тягость, то вероятность того, что и мы его будем воспринимать так же, очень высока. А, воспринимая его как обузу, не будем сами в себе (неосознанно, неотрефлексировано) воспитывать соответствующие качества. С другой стороны, и западноевропейские мануфактурно-промышленные традиции (ровно так же приучавшие к методичной, пусть и механической работе) у нас неглубоки по времени. У нас мануфактура появилась позже на добрые 200 лет, да и процесс урбанизации у нас был слишком поздним и слишком бурным, ускоренным и не позволил устаканиться городским производственным традициям. А наше сельское хозяйство (а к пресловутому 1913 г. у нас было более 90% населения занято именно им) требовало работы в импульсе: аврал посевной – пауза, аврал сенокоса – пауза, аврал жатвы – зимняя спячка… Как итог – у нас не сложилось устойчивых культурных стереотипов, как говорят в науке – соответствующей ментальности, чтобы воспринимать однообразный и монотонный труд без очевидного отторжения. И лет 30-40 назад это было катастрофой. Слава Богу, мир сильно изменился! С одной стороны, многое автоматизировалось – посмотрите на заводы «Toyota», с другой – несопоставимо большую ценность приобрело умение делать эксклюзив. А вот тут и есть наш шанс! Да, у нас лучше получаются штучные, эксклюзивные изделия. Вот и надо нам развивать именно такие нишевые производства. Только это никакой не особый путь – это поиск своего места, своей струи в общем потоке глобального развития: все страны занимаются тем же самым – каждая старается делать то, что умеет лучше других.

Можно сколько угодно говорить о возрождении отечественного автопрома – надо только помнить, что возрождать нам нечего: своего автопрома, сопоставимого по уровню и объемам с мировым, у нас никогда не было. Вопрос на засыпку для прояснения ситуации: сколько автомобилей производилось в США 85 лет назад? Ответ: к концу 1929 г. – 5,4 млн автомобилей в год! Для сравнения: в рекордном 2012 г. суммарный выпуск легковых + грузовых автомобилей + автобусов в России составил 2,2 млн штук, т.е. в 2,5 раза меньше, чем в Америке начала прошлого века.

Можно рассуждать о возрождении отечественного станкостроения, но не вредно понимать, что речь не о восстановлении – за последние десятилетия в мире станкостроение изменилось до неузнаваемости, и нам придется начинать учиться практически с нуля. Потому что станок 16К20, родной для всех токарей и фрезеровщиков уже полвека, отличается от современного обрабатывающего центра с ЧПУ примерно так же сильно, как сам 16К20 от деревенской кузницы.

Можно распинаться о возрождении авиапрома, но не вредно отдавать себе отчет в том, что рынок магистральных авиалайнеров давно поделен «Боингом» и «Аэробусом», что они вполне покрывают мировой спрос и что – это тоже не худо бы иметь в виду – мы никогда не производили самолетов уровняDreamlinerили А-380, даже уровня уже древнего Boeing-747, а наш Супер-Пупер-Джет-100 ничуть не лучше и не дешевле канадских и бразильских конкурентов. Достаточно сравнить выпуск гражданских самолетов (пусть даже в штуках, в более показательном количестве мест – картина, поверьте, еще ярче), чтобы понять, что рынок массового гражданского авиастроения нами потерян раз и навсегда. Четыре основные мировые авиастроительные корпорации (Boeing,Airbus,BombardierиEmbraer) в 2012 г. поставили заказчикам 1627 самолетов. А вся наша краса и гордость – Объединенная Авиастроительная Корпорация, в которую включены и Ту, и Ил, и Як, и Ан, и Су, и МиГ, и Бе – так вот, вся она вместе взятая за тот же 2012 г. отгрузила заказчикам ровно 22 самолета. Иными словами, то, что мы ваяли целый год, наши конкуренты делали 5 (пять) рабочих дней. В такой ситуации строить наполеоновские планы о завоевании рынка не приходится, впору вообще закрывать лавочку – себе дешевле будет. И это даже если забыть на минутку, что на наши самолеты уже и сейчас ставятся западные движки и авионика.

Но это о «массовом сегменте». А вот ничего подобного самолету Бе-200 нигде в мире нет. А он, пусть и не в больших объемах, но востребован. Это классический нишевый продукт. Он не решает чрезмерно больших задач, и его канадский конкурент заказчикам привычен, но за эту нишу держаться стоит. И за учебный Як-130 тоже. Опять-таки – как за пойманную нишу. Держаться – и отдавать себе отчет, что это капли из того моря, что нужно наполнить.

Список мечтаний-иллюзий можно продолжать едва ли не до бесконечности. Предвижу возмущенные восклицания: «Но наши ракеты же летают, и космонавтов на МКС вообще возим только мы!» Все так. Только два замечания. Во-первых, после последних аварий стоит оговаривать, что «иногда летают». А во-вторых, слава Богу, что летают! Это снова штучный продукт, то, что нам лучше всего удается – так и надо за эту нишу держаться. При этом не лежа на боку, не почивая на лаврах, а понимая, что весь объем этого рынка далеко не так велик, как представляется очень многим, а конкурентов на нем прибывает год от году – вот уже частная американская компания SpaceX давеча разом 5 тонн груза на МКС закинула. А держаться – и развивать изо всех сил! – за такие вот нишевые продукты надо потому, что это высокотехнологические продукты, это не последнее место в ряду развитых стран. Не первое, конечно, но и не последнее. И здесь даже важнее не само по себе место, а то, в каком оно ряду.

Ну и наконец – о нашем ВСЁ! То есть о нефти и газе. Россия уже очень давно – с 70-х годов прошлого века – живет, в основном, продавая природные ресурсы. В первую очередь – нефть и газ. За один только проданный в Европу газ выручка составляет почти четверть триллиона долларов в год! Здорово! Но уже – увы! – бесперспективно. Мы слишком долго использовали газ в качестве оружия: Европа усвоила урок. И как только начали появляться возможности диверсифицировать газовые поставки и использовать иные источники энергии, сразу же этим занялась. Да, Европа сможет отказаться от российского газа не раньше, чем через 3-4 года, даже если Соединенные Штаты очень постараются (а они постараются). Да, пока Европа привязана к нам 25% потребления газа… но и мы к ней привязаны как бы не в бóльшей степени! И потому что у нас это основной источник валюты, и потому что нам надо куда-то добываемый газ девать. Это на кухне можно просто перекрыть газовый кран – сделать то же на газовой скважине, мягко говоря, проблематично. Сегодня мы продаем газ в Европу за 400 долларов за 1000 кубов. Достаточно упасть цене процентов на 30-35 – и мы будем вынуждены (а куда мы денемся!) продавать газ себе в убыток… А ведь такое падение цены вполне себе реально, как только Штаты начнут поставлять свой сланцевый газ в Европу в достаточных объемах – то есть через те самые 3-5 лет. А со своей стороны Европа уже отладила систему газового реверса (т.е. возможность прокачки газа в обратном направлении – с запада на восток), и соответствующие антимонопольные законы уже предусмотрительно приняла. И все мантры, что нас, мол, так просто не возьмешь, что, мол, не очень-то и нужно, что мы, мол, можем переориентировать свой газовый экспорт на восток, так мантрами пока и остаются: 10 лет переговоров с Китаем ни к чему не привели. В то время как Туркмения уже качает газ в Поднебесную, да и Австралия со своими немерянными запасами на подходе. А вот цены на нефть мы никогда и не могли контролировать. И сегодня тем более не можем. Тем более – потому что появляется и сланцевая нефть, и нефть песков Атапаски, да и с Ирана санкции вот-вот снимут… Да, сегодня никто не заинтересован обрушать нефтяные цены по очень многим причинам. А завтра? А ведь достаточно ценам упасть долларов до 65 за баррель (а такой сценарий вполне возможен), чтобы мы были вынуждены распечатать все наши кубышки. Хватит их всего на год-другой. В самом лучшем случае. И потому духоподъемная доктрина о «Великой Энергетической Державе» (именно так, всё с заглавных букв!) никаких реальных перспектив не содержит – так, звон кимвальный. Не более.

Из всего сказанного следует несколько простых выводов. Во-первых, нам надо забыть – и забыть раз и навсегда – об «особых путях», о том, что «сами с усами», что будто бы мы можем всем необходимым сами себя обеспечить. Можем – на уровне начала XX века, но не XXI. И то не всем. Нам надо раз и навсегда запомнить, что если мы хотим жить сопоставимо с цивилизованными странами – а иначе все, кто умеет и хочет работать, рано или поздно в эти цивилизованные страны уедут – нам надо встраиваться в мировую, глобальную экономику и в мировую, глобальную культуру, трезво осознавая, что мы можем быть в ней не последней, но далеко и не первой скрипкой.

Встраиваться – это значит, что нам надо найти те ниши в мировой экономике, где мы действительно можем быть привлекательны, интересны, конкурентоспособны, где мы располагаем (или можем располагать) редкими, востребованными компетенциями. Но для чтобы быть привлекательными и конкурентоспособными, нужно иметь налоги – как бы это сказать поделикатнее – «подружественней». И права собственности понадежнее (не просто понадежнее, чем сегодня – тут-то чуть смазливей черта – уже красавец, а понадежнее, чем у других). И бюрократические процедуры попрозрачнее, попроще и, скажем мягко – менее затратными (опять же – не чем сейчас, а чем у других!). И перспективу у нас имеют только те виды деятельности, которые либо уникальны, нигде или почти нигде не воспроизводимы (для таких продуктов расстояния не существенны); либо те, что генерируют добавленную стоимость в объемах, за которыми транспортные издержки теряют значение; либо те, для которых локализация производителей не играет никакой роли. И уж конечно те, где надо брать не числом, а уменьем.

Но это только одна сторона вопроса. Другая – во встраивании в современную глобальную культуру в самом широком смысле этого слова. И здесь упования на «особый путь» тоже ведут в никуда. Можно, конечно, гордиться уголовными преследованиями за придуманное кощунство в храме или принимаемыми под фанфары гомофобными законами, можно зачищать, а не подметать центр города по причине обычного праздника, можно полагать, что слово «басманное» может быть эпитетом к «правосудию», что карусели – атрибут выборов, а не парков развлечений, а автозаки – основной и самый современный вид городского общественного транспорта, можно останавливать мегаполисы в многочасовых пробках для проезда очередного чиновника – только вот не надо потом удивляться: куда же все подевались? Да плюнули на все и уехали! И наши сограждане, и уж тем более их зарубежные партнеры. Уехали туда, где нет средневековья и произвола. Туда, где хочется жить.

Уже слышу: «Да это вы о совершенно другой стране!». Именно так. Вопрос только в том, что или мы станем этой другой страной (и быстро!) – и выживем, или не станем никогда (потому что не выживем).

Я ведь о стране – о нас, людях, на этой, на нашей земле.

А что при этом станется с государством, сохранится ли оно и в каком виде – мне как-то не слишком интересно: «не человек для субботы, а суббота для человека».

P.S. Все, что я говорил выше, категорически не учитывает «фактор Крыма». То есть все проблемы и ограничения, о которых я говорил, существовали и до крымского безумия. Так что, сменив власть и восстановив отношения с развитым миром (а они, как бы нам ни мечталось, враз не восстановятся – осадочек же останется!), мы никуда от этих проблем не уйдем. И не считаться с ними мы не можем сегодня, и не сможем завтра.

Продолжение следует...


Фото ИТАР-ТАСС/ Юрий Осетров