Опасные иммигранты или искажённые восприятия? Взаимосвязь между иммиграцией и преступностью в России

Во-первых, восприятие проблемы значительной частью населения отличается такой психологической особенностью, как низкая когнитивная сложность или, в данном случае, слабая дифференцированность восприятия социальных явлений. Сквозь призму такого восприятия иммигранты и «видимые» этнические меньшинства рассматриваются в качестве однородных групп, которые должны нести коллективную ответственность за проступки своих отдельных представителей. Более того, в массовом восприятии нередко имеет место путаница между иммигрантами и представителями видимых этнических меньшинств, при том, что значительная часть последних является гражданами РФ (например, жителями республик Северного Кавказа). Неудивительно поэтому, что требование ввести визовый режим по отношению к гражданам стран Центральной Азии и Закавказья приобретает особую популярность после резонансных преступлений, совершенных представителями «видимых» этнических меньшинств, даже в тех случаях, когда преступник является гражданином России и проживает на её территории с рождения.

Во-вторых, российские СМИ нередко акцентируют особое внимание на совершённых представителями «видимых» этнических меньшинств преступлениях, поскольку такие преступления имеют больше шансов привлечь внимание аудитории, нежели «обычные» правонарушения. При этом идея законодательно запретить СМИ упоминать национальность преступника, время от времени обсуждаемая российскими политиками на протяжении последних лет, поддерживается лишь меньшинством россиян.1 Хотя многие СМИ уже избегают упоминания национальности преступника по собственному почину, они зачастую всё же заменяют такие упоминания формулировками, сильно коррелирующими с этничностью правонарушителя, акцентируя внимание на его гражданстве, месте рождения или проживания (например «гражданин Узбекистана», «уроженец Кавказа» и т.п.). Следует отметить, что криминальную информацию СМИ, прямо или косвенно заостряющую внимание на этничности преступника, в некоторых случаях пытаются аккумулировать и систематизировать радикально-националистические организации. В частности, ныне запрещённое в России Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ) ранее пыталось проводить мониторинг совершавшихся иммигрантами (а фактически представителями «видимых» этнических меньшинств) правонарушений, стремясь поразить воображение посетителей своего сайта подборкой из нескольких сотен тяжких и отталкивающих случаев такого рода преступлений, несмотря на то, что количество собранных фактов было статистически ничтожным.

В-третьих, свой вклад в формирование криминального образа иммигрантов вносят многие представители власти. Некоторые парламентарии (в частности, депутаты от партии ЛДПР) и губернаторы (например, глава Краснодарского края Александр Ткачёв) подчёркивают наличие тесной взаимосвязи между иммиграцией и преступностью как из-за того, что это соответствует их убеждениям, так и в целях получения дополнительной поддержки со стороны националистически настроенной части общественности. Некоторые же представители правоохранительных органов преувеличивают долю преступников среди иммигрантов, апеллируя к не подкреплённым какими-либо серьёзными обоснованиями «экспертным оценкам» (утверждающим, например, что некоторые диаспоры «специализируются» в определённых видах преступности), к сомнительным интерпретациям статистических данных или же делая акцент на расплывчатых и двусмысленных терминах вроде популярного в московской полиции понятия «приезжие» (обозначающего всех немосквичей, но при этом нередко используемого в контексте характеристики связанных с миграцией проблем).

В-четвертых, в то время как совершаемые иммигрантами и представителями «видимых» этнических меньшинств отдельные резонансные преступления вызывают чувство небезопасности у немалой части принимающего общества, свою роль в укоренение того же чувства вносит широко распространённое неверие в способность полиции и других правоохранительных органов играть роль беспристрастных посредников в конфликтах с участием «чужаков». Многие россияне полагают, что представители власти не хотят искать и справедливо наказывать такого рода преступников, боясь мести либо получая взятки от правонарушителей.

Цифры и интерпретации

Как правило, статистически обоснованные выводы о взаимосвязи между иммиграцией и преступностью делаются на основе анализа количества совершаемых иностранцами (в значительном большинстве случаев – гражданами стран СНГ) преступлений. Эти данные, однако, не всегда позволяют сделать адекватные выводы как потому, что иммигрантами являются далеко не все иностранцы, так и ввиду необходимости дополнительного учёта таких факторов, как избирательность репрессивных мер (представители «видимых» этнических меньшинств при равных условиях могут арестовываться и осуждаться чаще), сравнительная важность (опасность) и латентность различных видов преступлений, длительность пребывания иммигрантов в РФ и различия в половозрастном составе между иммигрантами и местным населением. В последнем случае следует сделать поправку на то, что мужчины и особенно молодые, которые традиционно и практически повсеместно считаются наиболее криминогенной группой, составляют более значительный процент в потоках иммигрантов, чем в составе местного населения. В частности, мужчины составляют примерно 2/3 приезжающих в РФ граждан стран СНГ, а мужчины в возрасте от 18 до 29 лет – более чем по 40% прибывающих в Россию граждан Таджикистана и Узбекистана2.

Как показывает зарубежный опыт, иммигранты могут совершать как больше, так и меньше преступлений по сравнению со среднестатистическим для соответствующих государств уровнем: так, если в США иммигранты совершают меньше, то в большинстве стран ЕС – больше преступлений, чем в среднем3. На основании имеющихся в России данных о преступности среди иностранцев, на первый взгляд, можно заключить, что «вклад» иммигрантов в криминальную ситуацию в РФ непропорционально мал по сравнению с их численностью: в 2012 г. иностранцы совершили лишь 3,5% от общего количества преступлений4. Учитывая, что население РФ в 2012 г. составляло 143,5 млн чел., а РФ в том же году по официальным данным посетило около 15,9 млн иностранцев (примерно три четверти из них были гражданами стран СНГ5), доля преступников в населении страны в среднем составляла 70,4 на 10,000 человек6, тогда как аналогичная доля от посещавших РФ иностранных граждан составляла 22,3 на 10,000 человек7, а доля преступников среди граждан стран СНГ – 26,9 на 10,000 человек8. Поскольку Москва и близлежащие районы Подмосковья привлекают до половины въезжающих в РФ иммигрантов, неудивительно, что доля совершенных иностранцами серьёзных правонарушений там заметно выше: в 2012 г. на иностранцев пришлось 21,4% преступлений, совершенных в Москве и 20,4% – в Московской области. Вместе с тем, информация по ряду отдельных видов преступлений выглядит более тревожно. В частности, по утверждению прокурора г. Москвы Сергея Куденеева, в 2012 г. иностранные граждане совершили в столице примерно половину от всех изнасилований и треть краж.9

Было бы, однако, преждевременным на этом основании делать категорический вывод о том, что реальный «вклад» иммигрантов в криминальную ситуацию значительно меньше аналогичного «вклада» представителей местного населения. Во-первых, число ежегодно посещающих РФ иностранцев может завышаться из-за того, что посещающие страну и регистрирующиеся в полиции более одного раза в год иностранцы могут учитываться пограничниками или представителями миграционной службы как разные люди. Во-вторых, среднестатистический иностранец (в том числе, трудовой иммигрант) проводит на российской территории значительно меньше времени в течение года, чем среднестатистический россиянин (следовательно, вероятность совершения преступления вторым больше, чем первым). В-третьих, преступления, совершаемые в среде иммигрантов (также, впрочем, как и преступления, совершаемые представителями местного населения против иммигрантов), по-видимому, остаются неучтёнными чаще, чем «обычные» правонарушения, поскольку иммигранты зачастую боятся вступать в контакт с правоохранительными органами, опасаясь обвинений в нарушении каких-либо норм миграционного законодательства. Наконец, сравнение по количеству преступлений в целом не столь информативно, как сравнение по отдельным видам серьёзных правонарушений, таких, например, как насильственные преступления или преступления против собственности. В данном случае обращает на себя внимание тот факт, что самым распространённым видом совершаемых иммигрантами преступлений является подделка документов, необходимых для легализации.10

Серьёзная проблема заключается в том, что статистические выкладки, по всей видимости, оказывают гораздо меньшее влияние на общественное мнение, чем относительно малочисленные, но резонансные преступления, провоцирующие массовые беспорядки. Правонарушения, совершённые лишь небольшими и статистически нерепрезентативными группами людей в Яндыках (2005), Кондопоге (2006), Сагре (2011), Пугачёве (2013) и в других населённых пунктах влекли за собой мобилизацию участников таких конфликтов по этническому признаку. Статистически незначительный вклад в преступность вносят и террористические акты (например, серия взрывов в Волгограде в 2013 г.). Несмотря на нерепрезентативность подобных преступлений, а также на то, что в подобных конфликтах роль «приезжих» нередко играют российские граждане, такого рода столкновения вызывают всплеск антимиграционных настроений и рост популярности требований ужесточить иммиграционную политику.

Ответные действия со стороны властей

Принимая во внимание, что значительная часть общественного мнения РФ смешивает иммигрантов с представителями «видимых» этнических меньшинств и требует ужесточения миграционной политики после совершаемых представителями таких меньшинств «громких преступлений», вполне понятно, что ограничение миграции выглядит для многих россиян самой напрашивающейся мерой, осуществление которой ожидается от властей. Распространённость мигрантофобских настроений пытается использовать для увеличения своей популярности и немалая часть оппозиционных активистов, включая известного политика и блогера Алексея Навального.

Учитывая популярность подобных идей, российские власти в последнее время стремятся продемонстрировать жёсткость проводимой ими миграционной политики. Так, в 2013 и в начале 2014 г. правительство инициировало широкомасштабные депортации трудовых мигрантов и ужесточило некоторые нормы иммиграционного законодательства. В частности, гражданам тех стран, которые имеют с РФ безвизовый режим, было разрешено находиться в РФ без разрешения на работу11 в течение не более чем 90 дней в рамках 180-дневного периода. Ранее последнее условие отсутствовало, и желающие могли по истечении 90 дней тут же вернуться в РФ после кратковременного формального выезда из неё.

Ужесточение иммиграционной политики может иметь, однако, серьёзные побочные последствия. В частности, это способно подтолкнуть многих иммигрантов нелегально осесть в России, имея довольно мало возможностей для получения хотя бы относительно легального дохода. Таким образом, могут создаться условия для массового вовлечения подобных иммигрантов в преступную деятельность.

С точки зрения профилактики преступности в иммигрантской среде, помимо улучшения тех социальных условий, в которых находятся иммигранты, одной из главных альтернатив ужесточению иммиграционного контроля могло бы стать повышение эффективности работы полиции в упомянутой среде. К сожалению, в настоящее время сильно коррумпированная полиция не пользуется особым доверием ни среди иммигрантов, ни в обществе в целом. Сколько-нибудь систематическое взаимодействие полиции с иммигрантами и компактно проживающими группами этнических меньшинств практически отсутствует, и такие распространённые за рубежом методы, как работа телефонов доверия на языках соответствующих групп или участие их представителей в поддержании правопорядка в зонах компактного проживания меньшинств, по-видимому, целенаправленно не применяются. Вместо этого российская полиция предпочитает взаимодействовать с так называемыми «лидерами диаспор/общин», возглавляющими местные этнокультурные организации, которые служат обеспечению не столько интересов этнических групп, сколько коммерческих или иных (в том числе, порою и криминальных) интересов своих руководителей. Пока нет серьёзных признаков того, что такой подход может претерпеть существенные изменения в обозримом будущем.

Заключение

Массовые представления о соотношении иммиграции и преступности в России являются во многом искажёнными. Речь идёт не только о восприятии иммигрантов как более склонной к криминальному поведению группы по сравнению с уроженцами России (особенно с этническими русскими), но и о том, что с проблемой иммиграции зачастую необоснованно связываются многие преступления, совершённые представителями «видимых» этнических меньшинств вне зависимости от их гражданства.

Как показывает статистика, иностранцы совершают преступления реже, чем граждане РФ. Даже если сделать поправку на то, что данная информация имеет серьёзные пробелы, сколько-нибудь серьёзные основания для противоположного утверждения отсутствуют. К сожалению, алармистски настроенная часть россиян, скептически относясь к противоречащим их убеждению статистическим данным, сильно зависима от тенденций освещения проблемы средствами массовой информации и делает свои умозаключения во многом на основе акцентируемых многими СМИ внешне многочисленных, но в своей совокупности имеющих малое статистическое значение преступлений, совершаемых представителями «видимых» этнических меньшинств.

Российские власти реагируют на рост алармизма по отношению к мигрантам «видимых» этнических меньшинств резким ужесточением миграционной политики. Такой подход может вызвать непредвиденные и противоположные желаемым побочные последствия, включая оседание значительного количества нелегальных иммигрантов на постоянной основе, их маргинализацию и рост преступности среди них. Вместе с тем, коррумпированная полиция, занимающаяся, в числе прочего, профилактикой и раскрытием преступлений в иммигрантской среде, не пользуется особым доверием ни у алармистов, ни у самих иммигрантов.

Как представляется, в сложившейся ситуации российским властям (особенно правоохранительным органам и местным органам власти) целесообразно предпринять ряд шагов, направленных на развитие конструктивного взаимодействия властей с иммигрантскими сообществами. Такого рода шаги не должны замыкаться на «лидерах диаспор», а должны быть ориентированы на контакты с рядовыми представителей данных сообществ. Остаётся, однако, неясным то, насколько можно ожидать подобных изменений политики властей в обозримой перспективе.