Вы будете смеяться, но независимый профсоюз журналистов, кажется, действительно, родился. Во всяком случае, начал издавать какие-то звуки.

У него появилось имя – профсоюз «Журналистская солидарность».

18 июня состоялась первая пресс-конференция инициативной группы. И, хотя народу было немного, все основные вопросы были заданы и ответы получены.

Наибольший интерес вызвал вопрос о демаркации. Всех интересовало, как именно мы будем отличать журналистов от пропагандистов.

Молодой человек с телекамерой (отказался назвать свое СМИ, заявив, что мы его все равно коллегой не считаем) задал этот вопрос несколько раз. Он почему-то считал, что демаркация — это инквизиция. Попытки Александра Рыклина объяснить разницу между этими понятиями неопознанный молодой человек, как мне показалось, счел неубедительными.

Затем возник вопрос о судьбе Дмитрия Киселева и Владимира Соловьева. Было ощущение, что эти двое уже написали заявление в наш профсоюз и ждут за дверью нашего решения. Я легкомысленно попытался снять эти вопросы, сославшись на абсолютную невероятность такой ситуации, но журналисты были настроены серьезно и потребовали четко ответить: примем мы их или нет.

«Да, несомненно», — сказал Рыклин. И тут же добавил: «Но сначала пусть подпишут наше заявление («О ситуации в российской журналистике»). Присутствующие еще раз посмотрели текст Заявления и притихли. Поскольку всем стало ясно, что предлагать подписать этот текст — что Киселеву, что Соловьеву — это и есть та самая инквизиция, от которой Рыклин открещивался. Тут Леонид Никитинский («Новая газета») заговорил о стандартах журналистики, и это было очень вовремя, поскольку стало ясно, что именно соблюдение или несоблюдение стандартов (норм) профессии и является той самой злополучной демаркацией, которая всех так встревожила.

Важную вещь, как всегда, сказал Лев Рубинштейн. Он объяснил, что «в деле организации профсоюза размер имеет значение». То есть успех «Журналистской солидарности» напрямую зависит от того, насколько массовой будет эта организация. Тут я совершенно не вовремя решил блеснуть экспертными знаниями и сказал, что в России в СМИ работают около 400 тысяч сотрудников, которые по закону о СМИ имеют статус журналистов. При этих словах лицо Александра Рыклина, человека, несомненно, физически смелого, опрокинулось от ужаса, и он буквально простонал: «И что, они все должны к нам вступить?!» Я понял, что мы прямо сейчас можем потерять очень нужного члена инициативной группы.
Видимо, Александр Юрьевич испугался, что ему придется кормить всю эту журналистскую ораву. Поэтому я его успокоил тем, что если вычесть сотрудников государственных и муниципальных СМИ, большая часть которых является не журналистами, а пропагандистами, обслуживающими власти разного уровня, то интерес для нового профсоюза представляют 30 – 40 тысяч журналистов, работающих в негосударственных СМИ. И при нашей хорошей работе около 10% из них вступят в «Журналистскую солидарность». Прикинув в уме, что речь идет всего о 3 – 4 тысячах журналистов, Рыклин и все остальные «инициативщики» успокоились.

И когда журналистка «Новой газеты» Дарья Воробьева задала вопрос, что мы будем делать, если у нас ничего не получится, мы все, перебивая друг друга, стали объяснять ей, что, начиная новое дело, надо думать, как его успешно сделать и не думать о провале.

Но когда после пресс-конференции я возвращался на работу, мысль о том, что создание эффективного независимого журналистского профсоюза в сегодняшних российских условиях есть вещь в принципе невозможная, эта мысль упорно не желала исчезать из моей головы. И только уверенность в том, что Россия непредсказуемая страна, в которой неожиданно и иногда при больших стараниях получаются совершенно невозможные вещи, останавливала меня от немедленного дистанцирования от этого проекта.


Подписать заявление о создании независимого профессионального союза журналистов можно здесь

Фотография Вячеслава Егорова