Либералы в непогоду. Часть 1. Грановский

В истории России было немало периодов, в которые носителям либеральной идеологии было крайне неуютно. Это и николаевская Россия, и времена реакции в царствование Александра III, и годы сталинских репрессий, и брежневский застой после разгрома Пражской весны. Эти очень разные времена объединяет одно – неприятие властью политической свободы, идеологического многообразия, прав человека. Носители либеральных идей признавались угрозой для государства и подвергались разнообразным преследованиям, хотя, разумеется, и несопоставимым по масштабам – при Сталине можно было потерять жизнь, при Брежневе – свободу или возможность жить в своей стране, а в сравнительно «вегетарианские» времена царской реакции – работу и общественный статус. И каждое поколение реагировало на вызовы эпохи по-своему, находя возможности для сохранения собственной идентичности и решая при этом вопрос о допустимости компромиссов. Опыт предшественников, их интеллектуальных исканий и морального выбора вполне актуален и сейчас, когда либеральная часть общества вновь находится перед непростыми вызовами.

Тимофей Николаевич Грановский был культовой фигурой для российских либералов середины XIX столетия. Историк-медиевист, профессор Московского университета, он был знаменит своими лекциями, которые не только давали студентам информацию об изучаемом предмете, но и побуждали их свободно мыслить, делать нравственный выбор – что не приветствовалось в строгие времена Николая I.

Перед молодым Грановским, получившим образование в Москве и Берлине, открывалось несколько путей. Можно было эмигрировать, оставшись в Германии – и ученый задумывался над таким вариантом, который выбрал другой московский профессор, Владимир Печерин. Но печеринский путь в николаевское время означал разрыв не только с режимом, но и с Россией – к этому Грановский не был готов. Противоположный вариант – благополучная бесцветная чиновничья карьера (университетские профессора в России были государственными служащими, получали чины и ордена) – даже не рассматривался. Равно как и еще один сценарий – сотрудничество с властью в деле творческого отстаивания принципов самодержавия, православия и народности, отстаивание приоритета России и славянства над западным безверием. Эти идеи продвигал министр народного просвещения граф Уваров, который делал ставку на образованных людей, способных защищать государственные интересы вне зависимости от их соответствия научной истине. Кстати, тем самым он содействовал становлению славянофильства, которое, однако, в лице своих молодых представителей очень быстро стало подвергать критике многие стороны политики власти (например, «немецкое засилье»).

Был и революционный сценарий – присоединиться к какому-нибудь кружку, объединяющему мечтателей-социалистов, – тем более что Грановский находился в дружеских отношениях с Герценом и Огаревым. Но он также не годился для эволюциониста, предпочитавшего реформы насилию и опасавшегося своеволия толпы, которое способно обрушить достижения цивилизации.

Но николаевская эпоха при всей своей реакционности давала еще одну возможность – наверное, единственно реальную для Грановского. Это просветительская деятельность, направленная на встраивание России в интеллектуальный мейнстрим своего времени. Поэтому Грановский считается одним из основателей российского западничества, под которым понималось перенесение на российскую почву европейского гуманитарного опыта, причем посредством не только университетских лекций, но и публичных чтений с куда более широкой аудиторией (ученый хотел издавать еще и собственный журнал, но разрешения от властей не получил). При этом Грановский и его коллеги – молодые московские профессора – вызывали раздражение министра, но получили поддержку другого графа, попечителя учебного округа Строганова, бывшего по совместительству генерал-адъютантом императора и ценимого им никак не меньше, чем сугубо штатский Уваров. Строганов не был либералом, но хотел, чтобы в его университете преподавали ученые, не уступавшие своим зарубежным коллегам – и амбиции аристократа способствовали развитию просвещения. Качество университетского образования стало расти, и этот процесс уже нельзя было остановить судорожными административными мерами конца николаевского царствования.

Грановский последовательно отстаивал принцип независимости науки от государственных интересов и превратно понимаемого патриотизма. Его магистерская диссертация была посвящена, казалось бы, неактуальной для общества теме – вопросу о существовании столицы балтийских славян Винеты. На самом деле речь шла о коренном принципе – рассматривать ли изучение истории как повод для прославления заслуг предков или же опираться на существующие источники. Грановский отстаивал второй путь – и доказал, что великого древнего «мегаполиса» не существовало. Тем самым он столкнулся с «уваровцами», но заслужил уважение студентов, которые желали служить науке, а не конъюнктуре.

Кстати, с диссертацией Грановского связан еще один сюжет – литературный. Спустя полтора десятилетия после смерти историка в «Бесах» Достоевского был выведен слабый и наивный либерал Степан Трофимович Верховенский, бывший в молодости профессором и защитивший «блестящую диссертацию о возникавшем было гражданском и ганзеатическом значении немецкого городка Ганау, в эпоху между 1413 и 1428 годами, а вместе с тем и о тех особенных и неясных причинах, почему значение это вовсе не состоялось». Нелепая тема труда романного Верховенского – явная перекличка с диссертацией (кстати, совсем не нелепой) реального Грановского о несуществовавшем городе. Зрелый Достоевский символически рвал с идеалами молодости и выбрал для этого одну из культовых фигур для либерального сообщества. Другое дело, что Достоевский не претендовал на безусловную объективность – он ставил болезненные вопросы и пытался найти на них ответы. Поэтому и к Грановскому он не слишком справедлив, как и к Тургеневу, также выведенному в этом романе. Это к вопросу о том, что не надо творить кумиров – ни из историков, ни из писателей, пусть даже великих.

Но вернемся к истории. Просветительская деятельность Грановского продолжалась и после как отставки его покровителя Строганова, так и «закручивания гаек» после европейских революций 1848 года. Впрочем, историку приходилось чаще оглядываться на власть, которая резко усиливала давление на общество (что сопровождалось и печатными доносами со стороны «лоялистов», стремившихся не упустить шанс сокрушить своих противников). За Грановским был установлен тайный полицейский надзор, в письме другу он жаловался на «шпионство» в университете. В Москве создалась беспрецедентная ситуация, когда профессора Грановского вызвали к правящему архиерею, митрополиту Филарету, для того чтобы определить соответствие его взглядов православной ортодоксии. Грановский на конфликт не пошел, но от своих позиций не отказался, сохраняя личное достоинство. Впрочем, и Филарет был умным человеком, не желавшим превращаться в сыщика – поэтому, несмотря на явные различия в убеждениях, встреча закончилась для профессора без негативных последствий. Напротив, Грановскому через некоторое время было предложено составить программу учебника по всеобщей истории – таким образом, для власти он хотя и оставался крайне подозрительной фигурой, но не воспринимался как враг.

И, наконец, еще один важный аспект деятельности Грановского. В 1847 году в Московском университете разразился громкий скандал – профессор-юрист Крылов был обвинен в неэтичном поведении и коррупции. Грановский и несколько его либеральных коллег потребовали увольнения Крылова, а после отказа подали в отставку (прошение Грановского не было удовлетворено, так как не истек срок, который он должен был проработать в университете после оплаченной государством зарубежной стажировки). Можно спорить о том, насколько требование ученых было полезно для науки – Крылов впоследствии подготовил немало квалифицированных юристов. Но оно внесло немалый вклад в складывание в российском обществе такого понятия как репутация, утрату которой нельзя было компенсировать карьерными успехами.

Умер Грановский в 1855 году, немного пережив императора Николая и застав крах николаевской системы. В отличие от немалого числа критиков режима, он не радовался поражениям России в Крымской войне, считая недостойными подобные чувства, когда речь шла о борьбе с внешним врагом. Преддверие «Великих реформ» создало новые возможности для либералов – и Грановский в последний год жизни избирается деканом исторического факультета, вновь планирует издавать журнал и написать учебник, благо власти стали относиться куда более благожелательно к его намерениям. Но, одновременно, немало переживший ученый был далек от безоглядного оптимизма и предвидел новые драматические разломы в отношениях власти и общества из-за их взаимного непонимания и неспособности к взаимодействию (ответственность за это он возлагал не только на власть, но и на своих единомышленников). Эти печальные прогнозы оправдались в последующие десятилетия.

Автор — первый вице-президент Центра политических технологий