Мониторинг и расстрелялинг

Лету конец. Похолодало, замучили дела, война. Осень надвигается не болдинская. Вы не помните, сколько сейчас платят за охрану квартиры? Кажется, пятьсот шестьдесят. Или шестьсот пятьдесят? Звонили, чтобы срочно заплатил. И почему-то не плачено с апреля.

А писать надо. И не в лоб, а окольно. Если федеральный министр у нас, к примеру, жлоб, то писать в открытой печати, что он жлоб, никак нельзя. А уж тем более, если не министр, а зампред. Во-первых, это невежливо. Во-вторых, посадить могут. Теперь война, разговор короткий.

Это я всё к тому, что служенье муз не терпит суеты (А. С. Пушкин). Значит, кровь из носу, а надо найти жлобу вполне культурный синоним, он же эвфемизм. Чтобы всей почтенной публике было понятно, что тот министр — тупой, а на словах звучало бы, как чмок от воздушного поцелуя.

Я вообще-то раньше считался специалистом по подтекстам. Но это дело кропотливое, требует усилий, а времени сейчас нет. Квитанция, война, а еще на днях из ГАИ пришлют штраф за парковку — то ли не там стоял, то ли не тогда.

Вот прекрасный совет: когда совсем невмоготу, надо читать классику. Прекрасный выход из творческих затруднений подсказан Михаилом Афанасьевичем Булгаковым в неоконченном романе «Записки покойника». Там драматург Максудов, от лица которого ведется повествование, приходит домой к режиссеру Независимого театра Ивану Васильевичу, чтобы прочитать свою новую пьесу. И уже в самом начале чтения случилось вот что:

«Продолжить мы не могли, так как вошла та самая старушка, что была в дверях.

–Тетушка моя, Настасья Ивановна, – сказал Иван Васильевич. Я поклонился.

Приятная старушка посмотрела на меня ласково, села и спросила:

– Как ваше здоровье?

– Благодарю вас покорнейше, – кланяясь, ответил я, – я совершенно здоров.

Помолчали, причем тетушка и Иван Васильевич поглядели на занавеску и обменялись горьким взглядом.

– Зачем изволили пожаловать к Ивану Васильевичу?

– Леонтий Сергеевич, – отозвался Иван Васильевич, – пьесу мне принес.

– Чью пьесу? – спросила старушка, глядя на меня печальными глазами.

– Леонтий Сергеевич сам сочинил пьесу!

– А зачем? – тревожно спросила Настасья Ивановна.

– Как зачем?.. Гм... гм...

– Разве уж и пьес не стало? – ласково-укоризненно спросила Настасья Ивановна. – Какие хорошие пьесы есть. И сколько их! Начнешь играть – в двадцать лет всех не переиграешь. Зачем же вам тревожиться сочинять?

Она была так убедительна, что я не нашелся что сказать».

Прошу прощения за долгую цитату, но с великими не следует скаредничать. Уверен, читатель получит от давнего сочинения Михаила Афанасьевича уж никак не меньше удовольствия, нежели от только что придуманного лично мною. Тем более что публицистических заметок написаны горы, и какие хорошие есть.

А дело, которое погнало меня за компьютер, стажем своим даже постарше, чем прелестные строки Булгакова. Если бы не война и не ГАИ, я бы хоть сейчас засел за подшивки старых газет времен Дзержинского, Ежова, Берии, Андропова. Там содержатся прекрасные рецепты для решения нынешних затруднений с норвежской сёмгой и польскими яблоками.

Выход из временных затруднений с сёмгой звучит просто: расстрелять!

Вот вы стоите на перекрестке и собираетесь скушать яблоко. Тут подходят два красногвардейца в ватниках. Один похож на Проханова, другой, скорее, на Мамонтова. Мамонтов, который не такой изможденный, спрашивает: «Польское жрёшь, гадина?» А у вас как раз в кармане удостоверение, что не польское, что с шести собственных соток. Вы в карман за бумагой, а Проханов уже стреляет. Берет яблоко, надкусывает. «Сладкое, — говорит. — Отнесу Дзержинскому».

Сейчас, правда,XXI век, но и при Дзержинском не все бегали в шкурах. Ватники в синтетике, слова позаграничнее. Не «расстрелять» уже говорят, а — «мониторить». Цены мониторят, наличие товара, движение логистики, соответствие стране происхождения, наличие вредных для нашего здоровья субстанций мониторят. Словом, всё.

Конечно, в буквальном переводе «мониторить» — это как бы не совсем расстрелять. Звучит гуманнее. Но если вдуматься, то на кой ляд мониторить, если не можешь посадить? И зачем сажать, если в перспективе не светит расстрелять?

Очень многие продовольственные программы, как гласит исторический опыт, без смертной казни совершенно невыполнимы. Посудите сами: у поляков осталось несъеденных яблок на полмиллиарда долларов. У норвежцев — несъеденной сёмги на триста тысяч. У французов плесневеет сыру на миллион. Что-то гниёт у американцев, что-то у канадцев.

Вопрос: кем оно не съедено? Нами. Можно ли сделать так, чтобы всего, что люди едят, стало меньше, а жить стало лучше и веселее? До сих пор не получалось. Хотя старались все: Дзержинский, Менжинский, Ягода. Ежов, Берия — вплоть до наших дней. И такая всё дотошная публика!

Однако и нынешние не промах. «Минпромторг и региональные чиновники, — сообщает газета «Ведомости», — следят за розничными ценами на 40 продуктов питания — от чая и мандаринов до колбас и соленой рыбы».

И еще одна радостная весть: «Минсельхоз разработал проект постановления правительства, сообщил министр сельского хозяйства России Николай Федоров на совещании с премьер-министром Дмитрием Медведевым, разрешающий регионам заключать с производителями сельхозпродукции и торговыми сетями соглашения, чтобы не допустить резкого роста цен».

Ну, слава Богу! Наконец-то производителям разрешили отвешивать побольше, а брать поменьше. Постановлением правительства. Железного, как Дзержинский. От чая до мандаринов. Чёрт, жаль, что лету конец и совершенно нет времени на поиски эвфемизмов, отражающих гениальность, с которой наше правительство расправляется с проблемами.

Впрочем, к чему тревожиться сочинять? На то имеется изречение покойного президента США Рональда Рейгана. Во-первых, короткое, во-вторых, исчерпывающее:

«Правительство — не решение нашей проблемы, правительство и есть наша проблема».(В оригинале: «Government is not the solution to our problem; government is the problem».)

Родина бросила на правительство лучшее, что у неё было: советских чекистов. Банками, железными дорогами, парламентами, нефтью и газом, спутниками, губерниями, профсоюзами, хоровыми и театральными обществами верховодят люди с затертым шпионским прошлым и нечетким владением каким-нибудь заграничным языком. Только с ними, рабски преданными и ничего толком не знающими, наш главный кучер чувствует себя на коне.

Впрочем, механизм подобного отбора высших кадров лучше описан бесспорным знатоком этой проблемы изнутри. И вновь, как вы сейчас убедитесь, тетушка Настасья Ивановна оказывается права.

«Одной из доминирующих, характерных черт (лидера N.) было дилетантство. Он никогда не изучал ни одной профессии и, по сути, так и остался чужаком для любого профессионального круга. Как многие самоучки, он был не в состоянии осознать важности специализированных знаний. Не понимая, какие трудности представляет решение сложной задачи, он дерзко брал на себя все новые должностные обязанности. Не ограниченный стандартными мнениями и весьма сообразительный, он иногда прибегал к необычным мерам, кои не пришли бы в голову профессионалу. Победы первых лет можно без преувеличения объяснить именно его незнанием правил игры и дилетантским удовольствием от самого процесса принятия решений. Поскольку (опытные специалисты) привыкли руководствоваться правилами, которые облеченный властью самоучка N. не знал и знать не хотел, ему удавалось преподносить сюрпризы. Дерзость в сочетании с (огромными ресурсами страны) была основой его первых успехов. Однако как только (изменились благоприятные внешние обстоятельства) он, как большинство непрофессионалов, потерпел неудачу. Тогда-то и выяснилось, что незнание правил игры и некомпетентность, прежде казавшиеся сильными сторонами его характера, более пользы не приносят. Чем грандиознее становились поражения на (разных) фронтах, тем очевиднее проявлялось его неизлечимое дилетантство. Склонность к опрометчивым решениям, прежде приводившая к победам, отныне лишь приближала крах.N.дерзко вторгался во все сферы деятельности правительства, не проконсультировавшись с соответствующими министрами и даже не поставив их в известность заранее».

Эти слова принадлежат бывшему министру вооружений Германии Альберту Шпееру. Человек, которого считали любимчиком Гитлера, знал, о чем пишет: не зря ему за соучастие дали 20 лет тюрьмы в Шпандау. Было время и подумать над предметом, и подыскать слова. Следы моего редкого вмешательства вы обнаружите без труда. Один мой знакомый член правительства сказал, что очень похоже, но на условиях такой непроницаемой анонимности, что грех было бы даже расспрашивать, в каком полку служил. Все равно он ответил бы цитатой из «Двенадцати стульев».

Цитата такая: «Всегда!»

На фото: Россия. Москва. 11 августа. Первый заместитель председателя Комитета СФ РФ по аграрно-промышленной политике и природопользованию Сергей Лисовский во время пресс-конференции "Санкции Запада и ответные меры России".

Фото ИТАР-ТАСС/ Вячеслав Прокофьев