Этика и корпорации
Скандал вокруг изгнания Ольги Романовой из эфира с последующим выдавливанием из телекомпании ее и ее коллег, руководивших информационной службой REN TV, вызвал в обществе новую волну споров. Но не о свободе слова и не о сути новостных программ – с ними на телевидении давненько разобрались.
После череды интервью, которые Ольга Романова дала радио, газетам, журналам и интернет-изданиям, в общественном лексиконе снова всплыло словосочетание «корпоративная этика». Последний раз, помнится, оно было на слуху летом 2004-го, в связи с громким увольнением из эфира Леонида Парфенова.
Полтора года назад Парфенов сделал достоянием гласности тот факт, что из эфира программы «Намедни» тогдашним заместителем гендиректора НТВ Александром Герасимовым был снято интервью с вдовой Зелимхана Яндарбиева. Руководство телеканала решило, что Парфенов «вынес сор из избы», за что известный ведущий и был уволен. Впрочем, люди понимающие осознавали, что уволен Парфенов был, что называется, «по совокупности». И в списке этих «совокупностей» первые места занимала далеко не вдова Яндарбиева, а сурдоперевод совещания Путина с силовиками во время Норд-Оста, репортаж о ежегодном президентском послании Федеральному собранию, когда по мановению компьютерной графики внимающие президенту превращались в аудиторию из одних путиных, а также репортаж со второй инаугурации, расцвеченный кадрами из «Сибирского цирюльника». Однако вдова Яндарбиева стала удачным поводом для провоцирования ответной реакции. Реакция последовала, и Парфенов был благополучно уволен.
И если само увольнение Парфенова было однозначно воспринято журналистским сообществом как факт окончательного закручивания всех гаек в эфире федеральных каналов, то комментарии еще не уволенного Парфенова в печатной прессе и на радио оценивались по-разному. Помнится, даже такой демократ, как главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, утверждал, что нормы корпоративной этики святы и что он лично уволил бы любого сотрудника, решившего комментировать в СМИ внутренние решения радиостанции.
Поводом еще раз вспомнить о «корпоративной этике» могло стать отстранение от эфира Савика Шустера на том же самом НТВ, случившееся через месяц после парфеновского инцидента, но уже при новом руководстве канала. Однако споров в тот раз не случилось. Не случилось именно потому, что корпоративная этика была соблюдена. Шустер в отличие от Парфенова сора из избы не выносил. Решения руководства не комментировал, не спорил по поводу якобы устарелости и невостребованности «Свободы слова», не ответил и на высказывания Кулистикова о том, что в его программу приходили лишь маргиналы. За что еще чуть более полугода продержался в мифической должности руководителя документального вещания НТВ.
Так продолжалось до тех пор, пока не востребованный отечественным ТВ Савик Шустер вместе со «Свободой слова» (в кавычках и без) не оказался на Украине. И уж оттуда на мой вопрос, снова заданный в программе «Телехранитель» на «Эхе Москвы», ответил иначе, чем сразу после изгнания из эфира. Теперь Шустер признал, что «профессионально и политически поступил неправильно», что «надо было сказать, что «Свобода слова» закрыта, потому что нет свободы слова, а не по каким-то другим причинам».
Двумя примерами Парфенова и Шустера весы российской медийной корпоративной этики, казалось, были уравновешены. Хотя сам факт того, что в итоге Шустер оказался на Украине, все-таки перевешивал и доказывал новую российскую аксиому – соблюдай-не соблюдай корпоративную этику, все едино: захотят изгнать тебя из российских СМИ – изгонят.
Примеры Парфенова и Шустера показали, что на нашем медиарынке разговоры о корпоративной этике не более чем формальность. То есть о внутренней кухне тех СМИ, где эта этика как писаное или неписаное правило бытует, мы ничего не знаем. Если тухлых и прогорклых ароматов с нее не доносится, то и общественности, потребляющей выпеченные на той кухне медийные пироги, знать кухонные тайны ни к чему. Но что делать, если блюдом, изготовленным на той кухне, могут отравить клиента?!
Никто не утверждает, что корпоративная этика — это плохо. Живут же по такому принципу многие издания, выстроенные на западный манер или являющиеся российской частью западных корпораций. Справедливости ради стоит сказать, что и старое, существовавшее еще при Гусинском-Малашенко-Добродееве-Киселеве НТВ, являвшее собой образец передовой демократической журналистики своего времени, за корпоративной этикой следило весьма строго. Никаких утечек с внутренней кухни в той корпорации не случалось. Как человек, написавший тонны статей об НТВ и бравший интервью у всех заметных персонажей канала, могу сей факт подтвердить. Ни одного слова против своей компании, ни одного замечания в адрес руководства или коллег тогдашние звезды и просто сотрудники НТВ за все их звездные годы не произнесли. Может, потому, что выносить сор из избы необходимости не было. Сор этот каким-то образом утилизовывался внутри, а непереработанные отходы вылезли наружу, только когда корпорация развалилась. Многократно сломанные герои того НТВ стали выяснять свои отношения публично — через газеты, открытые письма, книги воспоминаний, заявления в милицию и обращения со сцены по ходу вручения премии «ТЭФИ» — уже на втором (ТВ-6), а то и третьем (ТВС) сломе. Впрочем, к корпоративной этике это уже не имело отношения, поскольку формальная корпорация старого НТВ была давно порушена, а неформальная корпорация друзей-единомышленников не надолго ее пережила.
Но вот в декабре этого года о «корпоративной этике» напомнила Ольга Романова.
Могла ли Романова, все еще находясь в структуре REN TV, публично оценивать действия собственного руководства? Существует ли в российском медийном пространстве такое понятие, как «корпоративное этика», и должно ли существовать? Эти вопросы звучали так часто еще и потому, что взывать к свободе слова на телевидении было бы уже совсем неприлично, а комментировать уход Романовой из эфира как-то было нужно.
Когда в прошедшее воскресенье сама Ольга и бывший главный редактор информационной службы REN TV Елена Федорова были гостями моей программы на «Эхе Москвы», пресловутая «корпоративная этика» всплыла в вопросах слушателей. Ольга ответила, что все тот же Леонид Парфенов сказал ей фразу, которая сейчас ей особенно понятна: «Так что ж, тебя бьют, а ты молчи?»
Ольга, как и Леонид, не смолчала. Сочла, что зритель имеет право знать, какой именно информации он, зритель, был лишен в эфире. И пояснила, что и с прежним руководителем канала Иреной Лесневской споры по поводу сюжетов у корреспондентов случались едва ли не ежедневно. Но никому и в голову не приходило выносить эти споры на публику, потому что разговор шел на одном языке, а требования и решения Лесневской были всегда профессиональны и аргументированны, чего нельзя сказать о требованиях и распоряжениях нового руководства.
Теперь уже бывшая Олина начальница Елена Федорова добавила, что ситуация с корпоративной этикой та же, что и с законами: «Есть местные законы, а есть федеральные. Какой закон главнее? Федеральный! Есть внутренние законы корпорации, а есть Конституция Российской Федерации, статья 29-я о свободе слова. И я считаю, что если происходит ограничение в подаче информации, которое нас заставляют делать, в этом случае внутренний устав компании менее важен, чем свобода слова».
Права уволившаяся с REN TV Лена Федорова. Вероятно, все же есть корпорации, которые не вправе печься в первую голову о своих интересах. Это корпорации, от деятельности которых зависит жизнь человека. Если врач, следуя внутреннему уставу лечебного учреждения, промолчит об эпидемии в больнице, то он останется в рамках корпоративной этики, но за рамками этики человеческой. Если эколог, исходя из ведомственных инструкций, смолчит о заражении воды или воздуха, то какой из него эколог? Если строитель не сделает достоянием гласности информацию о нарушениях в ходе строительства, а после под обломками рухнувшей крыши погибнут люди, как в Трансваль-Парке или в бассейне города Чусовой, то какие законы оправдают такого строителя?
Журналист, конечно, не врач, не строитель и не эколог. От снятия сюжета о сыне министра Иванова, сбившем насмерть женщину, и о многомиллионных бюджетных расходах на строительство очередного церетелевского шедевра ни один зритель REN TV не умрет. Сегодня. Но что будет с этим зрителем завтра? И должен ли журналист умолчать об умолчании, или он имеет право сказать зрителю и слушателю, какой информации его лишили?
История всегда повторяется дважды. После Парфенова и Шустера история показывает нам женскую версию того же конфликта. В эфире радио «Свобода» Марианна Максимовская сказала, что работает на REN TV до тех пор, пока в эфир выходят материалы, которые она считает необходимыми и общественно важными. Но в случае, если такие сюжеты не смогут дойти до зрителя, ведущая обещала поступить следующим образом: «Сначала напишу заявление акционерам, затем я либо получу, либо не получу на него ответ. Если нет, то я напишу заявление об увольнении. И потом уже пойду комментировать эту ситуацию». Только после увольнения, и не раньше.
Прослывшая на старом НТВ «эталоном корпоративной солидарности», Марианна готова придерживаться своих принципов до конца и выносить сор из избы только после увольнения. Окажется ли ее опыт более успешным, нежели опыт Романовой и Федоровой — посмотрим. Не хочется быть кассандрой, но боюсь, мы увидим это скоро…
В коллаже использованы фото с сайтов: newizv.ru,novayagazeta.ru, pressclub.nstu.ru, smi-nn.ru
