Презентация книги с вынесенным в заголовок названием прошла в Сахаровском центре в конце прошлой недели. Это сборник статей, выпущенный Информационно-аналитическим центром «СОВА» и посвященный в первую очередь проявлениям этнорелигиозной ксенофобии — от примитивного уличного насилия до укоренившихся в мейнстримных СМИ более изощренных примет нетерпимости — и динамике современного русского национализма. Предыдущая книга на ту же тему, отметил, открывая встречу, составитель сборника и директор центра «СОВА» Александр Верховский, вышла семь лет назад, за это время в националистическом движении произошли существенные перемены, в частности на ситуацию в России оказал серьезное влияние украинский кризис. Поэтому две статьи о современном украинском национализме включены в сборник как некое подспорье для осознания ситуации всамойРоссии.

Поскольку весь спектр проблем, касающихся националистического движения, охватить в одном издании невозможно, книга структурирована по темам: «Национализм и его активисты», «Национализм и его повестка» и т.д. Професор НИУ-ВШЭ Эмиль Паин в открывающей сборник статье анализирует современный русский национализм через зеркало Рунета, пытаясь нарисовать его «идеологический портрет». Рунет дает наиболее полную картину идеологического размежевания, поясняет исследователь, ибо только здесь представлен весь спектр политических сил России — ведь многим политическим течениям, таким как националисты, «новые левые», религиозные фундаменталисты и пр., нет места в мейнстримных масс-медиа. Сильнее всего изменения коснулись группы левых (второй по численности вслед за сторонниками действующей власти): их больше не интересует обуржуазившийся рабочий класс, левые раскололись, и между ультраксенофобами из партии Зюганова и активистами «антифа», защищающими всевозможные меньшинства, очень мало общего.

Меньше всего перемен зафиксировано в группе либералов, самой малочисленной и разобщенной. Хотя и тут наблюдаются определенные новшества: от появления таких «либеральных националистов», как Навальный и Милов, до отказа некоторых ранее вполне заурядных националистов от имперской ориентации и даже от авторитарной модели управления. Эмиль Паин цитирует слова Константина Крылова о новыхвеяниях в среде националистов, отчасти приближающихся к либерально-демократическим ценностям, в частности там укрепляется представление, что «национализм и демократия — это практически одно и то же».

Александр Верховский в своем вступительном слове, равно как и в своей статье, сосредоточился на динамике насилия в русском национализме. Крупные националистические объединения, мало практиковавшие насилие, почти исчезли в России после кризиса 1993 года, и только со временем были потеснены волной наци-скинхедского движения, в первую очередь как раз ориентированного на насилие. Причем насилие в этой среде становилось все более квалифицированным: если в начале 2000-х основными средствами атаки были кулаки и тяжелые ботинки, то к концу десятилетия все чаще в ход шли нож и травматический пистолет. Расистское и иное идеологически мотивированное насилие ультраправых достигло пика в 2007-2008 годах (615 потерпевших в 2008-м, из них 116 убиты) и далее до 2012 года шло на спад (в 2012-м 210 жертв, из них 19 убиты). Отчасти это произошло потому, что правоохранительная система, долгие годы отказывавшаяся рассматривать происходящее как специфическую проблему, постепенно — возможно, под нажимом политического руководства, отмечает исследователь — изменила свое поведение, за преступления ненависти стали сажать. Впрочем, до сих пор риск сесть за так называемую белую революцию воспринимается участниками движения как довольно низкий.

2013 год в очередной раз стал переломным — число нападений и даже убийств опять начало расти. Свою роль сыграли произошедшие к тому времени «Манежка», события в Кондопоге, Пугачеве и Бирюлеве, убежден Верховский, но не только это. В 2013 году власти ряда регионов развернули широкую антимигрантскую кампанию, которая подробно освещалась в том числе и федеральными СМИ. Кроме того, СМИ довольно регулярно освещали случаи безнаказанного дозированногго насилия по отношению к мигрантам, и это, по мнению исследователя, не могло не приучать общественность к приемлемости дозированного насилия. Вскоре начались события в Киеве, которые воспринимались в русской националистической среде по-разному. Одни видели в них наступление националистов на антинационалистическую власть и ездили на Майдан как на учебу, другие участвовали в мобилизации пророссийского движения на юго-востоке Украины. «Ни о каком прямом переносе украинского опыта в Россию сейчас не может быть и речи, — считает Верховский, — но нет сомнения, что украинские события сделали применение насилия чем-то не просто более приемлемым в России, но и более ожидаемым».

Есть еще одна угроза, предупреждает автор статьи: украинская политика заставила российские власти развернуть пропагандистскую кампанию против «национал-предателей» внутри страны. Не исключено, что за кампанией последуют какие-то практические меры. Одной из них может стать применение насилия, тем более что физическое давление на определенных людей в оппозиционном лагере практиковалось и ранее. «Боевые ультраправые — готовые кандидаты для реализации таких акций», — подчеркивает Верховский.

Выступление научного сотрудника Института этнологии и антропологии РАН Виктора Шнирельмана было посвящено двойным стандартам российских медиа. Как и в большинстве стран Западной Европы, отмечает Шнирельман, ксенофобия представлена в России преимущественно «культурным расизмом», то есть убежденностью, что иммигранты «не интегрируются» и, в пределе, создают опасность разрастания «этнической преступности» в стране. Как ведут себя в этой ситуации СМИ? «Этническая преступность» подается ими весьма своеобразно. Если правонарушителем оказывается нерусский, то обязательно упоминается его национальность. Если же русский — то используются другие определения. Например, летом 2013 года появилось сообщение о том, что «подростки отрезали голову бездомному, потому что он им не понравился». О том, что подростки были русские — ни слова. Зато другое сообщение — «Молдаване с саблей отобрали у москвички ценностей на два миллиона рублей» — начинается непосредственно с указания национальности правонарушителей, хотя в дальнейшем оказывается, что среди налетчиков были не только приезжие, но и москвич.

Многие политики, пытаясь повысить свой рейтинг среди электората, берут на вооружение лозунг защиты русских и призывают к «национально-освободительной борьбе» против «оккупационного ига». Неудивительно, что все большая часть людей поддается этой пропаганде. Виктор Шнирельман приводит красноречивые данные: если в 2011 году, согласно опросу ФОМ, 49% населения не чувствовали себя в безопасности, но только 1% респондентов связывал это с этнопреступностью, то всего спустя два года, в 2013-м, уже 65% опрошенных относились к мигрантам с опаской и настороженностью, а 10% связывали их с криминальной опасностью.

Историка Елену Струкову заинтересовала проблема соответствия высказываний лидеров ультраправых общественному дискурсу, то, насколько они укоренены в истории, причем те их них, что достаточно активноучаствуют в политической жизни, а не просто рядятся в стилизованные кафтаны, как какой-нибудь Бойко-Великий.

Одним их первых активно стал привлекать историю к своим политическим построениям Александр Дугин, прочитавший в начале 2005 года в связи с учреждением Евразийского союза молодежи (ЕСМ) в Александровской слободе лекцию «Метафизика опричнины». В ней автор обосновал необходимость создания «неоопричнины» для искоренения коррупции в стране и укрепления властной вертикали. Можно было предполагать, что на эту роль Дугин прочит именно активистов ЕСМ, но никак особенно они тут не отличились. Хотя с началом событий в Украине члены ЕСМ после довольно длительного перерыва в очередной раз активизировались и отметились пророссийскими акциями, в том числе и на территории Украины.

Тему опрочнины подхватили активисты партии «Родина», тесно связанной с именем Дмитрия Рогозина, однако, по мнению Елены Струковой, гораздо важнее для понимания точки зрения партийцев на историю страны сайт «Русская память», главная цель которого — поиск и обнародование «преступлений против России» со стороны государств, организаций и отдельных персонажей.

Один из самых читаемых ультраправых политиков остается Николай Стариков, считает Елена Струкова, хотя его книги не имеют ничего общего не только с исторической наукой, но и с исторической публицистикой — это по сути «занимательная» конспирология, а созданная им партия «Великое Отечество» (ПВО) в основном сосредоточена на выискивании и обнародовании интриг мировой закулисы, но уже не в историческом прошлом, а в современности.

Впрочем, пальму первенства в борьбе с агентами мирового влияния Струкова отдает не ПВО, а созданному в 2011 году Евгением Федоровым Национально-освободительному движению — организации, главной целью которой является «российский суверенитет». Федоров рассматривает историю России как непрерывную национально-освободительную борьбу с захватчиками, сейчас, например, ведется освободительная война против американского влияния, доминирующего после распада СССР.

В общем и целом, все политики этого спектра занимаются поиском виноватых в нынешних бедах России, врагов как внешних (интервенты, английская разведка), так и внутренних (ПетрI,интеллигенция, революционеры), все они лояльны действующей власти (иначе активноеучастие в политической жизни было бы попросту невозможно) и тяготеют к имперскости. Лучший способ исправить нынешнее положение дел, по мнению вышеперечисленных политиков, — создание организации активных сторонников власти, той самой новой опричнины.

Заведующий лабораторией Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачева Иван Гринько, так же как и Эмиль Паин, обратился для исследования проблем национализма к социальным сетям. «То, что мы сегодня нежно называем''ксенофобией'',— сказал он, — на самом деле не что иное, как классический биологический расизм». Социальные сети показались ему наиболее удобным инструментом для измерения «средней температуры» по больнице. Тема расизма до сих пор остается табуированной в обществе, поэтому прямые опросы бессмысленны — респонденты вряд ли признаются в своих взглядах даже на условиях анонимности. Метод включеного наблюдения также не дает полной картины, поскольку не позволяет оценить масштаб явления. А социальные сети дают возможность увидеть то, что раньше было скрыто, — отношение людей к расистским концепциям и, главное, к социальному базису, на котором эти концепции зарождаются и развиваются.

Объектом исследования стали участники групп, связанных с расистской тематикой, основное внимание было сконцентрировано на сети «ВКонтакте». На сегодняшний день там насчитывается около 20 сообществ с числом участников более 100 человек, сосредоточенных на расовой проблематике (РАСОЛОГИЯ, Общество расовой гигиены и т.д.). Полученные данные показывают, что традиционный портрет расиста перестает быть актуальным (например, 34% участников самой большой группы, РАСОЛОГИИ, составляют представительницы слабого пола, есть неожиданности и с возрастом: 64% членов групп составили люди от 23 до 28 лет, а вовсе не безусая молодежь, как привыкли считать), а социальная база современного расизма становится все шире.

Эксперт Центра «СОВА» Вера Альперович в своем исследовании сосредоточилась на изучении позиций лидеров наиболее крупных и активных националистических движений по «украинскому вопросу». Разброс мнений оказался достаточно широким и весьма неожиданным, отметила автор статьи. Некоторые прежде союзнические объединения даже разругались. Так, например, Национально-демократическая партия объявила, что категорически не поддерживает «майдановцев» (несмотря на симпатию к идее восстания народа против нелегитимной власти), посколькуидеологическим стержнем украинской революции стала «украинизация», которая приведет к ущемлению прав и свобод русских в Украине. Объединение «Русские» в отличие от НДП увидело в Майдане в первую очередь борьбу с коррумпированным режимом. «Русские» сочли большую часть заявлений российских СМИ о фашистах и «бандеровцах» в Украине сильным преувеличением, необходимым для создания негативного образа националистов как таковых, в том числе для создания негативного образа русских националистов в России. Разлад между «Русскими» и НДП привел к тому, что последние провели отдельную акцию, посвященную «русской весне», обвинив многолетних союзников в «бандеровщине».

В целом, однако, националистических организаций, поддерживающих «русскую весну», значительно больше, чем не поддерживающих. Многие рядовые активисты даже поехали в Украину, чтобы пополнить ряды «русского ополчения» и делом доказать свои убеждения. Этот вопрос, впрочем, нуждается в специальном исследовании, подчеркивает автор.

По скайпу в презентации принимал участие еще один автор сборника, руководитель Группы мониторинга прав национальных меньшинств в Украине Вячеслав Лихачев. Отметив, что последние 10-15 лет украинские националисты находились под сильным влиянием российских, он перешел к различиям. В демократической Украине у националистов всегда была официальная ниша, чего нельзя сказать про Россию. С одной стороны, это облегчает существование, с другой — создает проблемы. Они начинаются тогда, когда происходит разделение между радикальными и умеренными националистами, которые готовы встраиваться в демократический процесс. В Украине у националистов была возможность участвовать в демократическом процессе, они не были вытеснены в маргиналии. Это привело к определенной легитимации в общественном дискурсе и, как следствие, к непониманию, что можно говорить, а что нельзя.

Пик этой легитимации пришелся на события на Майдане, которые сопровождались не всегда адекватной информационной кампанией, и в этих обстоятельствах крайне важно понять, какова же в действительности роль национал-радикалов в протестном движении Майдана и последующих событиях. Лихачев считает, что несравненно больший вклад в победу внесли простые активисты и горожане, каждый раз стекавшиеся на Майдан при первой информации о готовящемся натиске правоохранительных органов.Для правильного понимания роли правых радикалов в протестном движении, подчеркнул он, необходимо отдавать себе отчет в пропорциях.Приблизительная оценка численности участников «майданов» по всей стране — около двух миллионов человек. В структурах Самообороны на начало февраля насчитывалось 12 тысяч человек, из них правых радикалов было от силы человек 500.

Однако национал-радикалам удалось одержать, скажем так, риторическую победу, поскольку они сумели навязать значительной части протестного движения свой дискурс. Протестное движение не выработало другого символического языка, помимо националистического. Трибуна Майдана не смогла предложить массам евроинтеграционные лозунги, которые по популярности могли бы сравниться со стандартным «Слава Украине! — Героям слава!». И массы использовали символический язык националистов, не идеологию, а именно язык, который теперь перенимает в том числе и власть. Роль милитаристской риторики довольна высока в преддверии грядущих выборов, отметил Лихачев.

Ничтожная поддержка на президентских выборах, которую получили Тягнибок и Ярош, должна была бы, как казалось, закрыть вопрос об электоральных перспективах правых радикалов. Однако шансы лидера Радикальной партии (РП) Олега Ляшко на парламентских выборах, по мнению Лихачева, довольно высоки: эксплуатируя образ, с одной стороны, решительного борца с сепаратизмом, реально воюющего на востоке страны, а с другой — простого парня из народа (это именно он спел на митинге песню с ненормативной руганью в адрес Путина), он неожиданно для многих пришел к финалу избирательной гонки с третьим результатом, 8,32% голосов. В партийном списке РП есть представители Социал-национальной ассамблеи, объединения идеологических неонацистов, и вполне вероятно, что популист Ляшко проведет в Раду следующего созыва именно этих своих союзников. Людей сегодня не смущает радикализм, подчеркнул Лихачев, главное — участвовать в сопротивлении России. Таким образом, подытоживает он, захватнические поползновения России являются сегодня тем фактором, который обеспечивает перспективы ультраправого движения в Украине.

Фотографии Светланы Солодовник