В минувший четверг в Кремле на заседании Совбеза РФ президент России одобрил проект «стратегии противодействия экстремизму». Из выступления главы российского государства очевидно, что, с его точки зрения, основную опасность для действующего режима представляет «импорт цветных революций». В ходе обсуждения Владимир Путин, в том числе, заявил: «Сегодняшний экстремизм имеет вполне объяснимую природу, террористы не появляются на ровном месте, у них есть спонсоры, есть направляющая рука. Те, кто специально создает все условия для дестабилизации... Мы видим, к каким трагическим последствиям привела волна так называемых цветных революций, какие потрясения испытали и испытывают народы стран, которые прошли через безответственные эксперименты подспудного, а иногда и грубого, как у нас говорят, «ломового» внешнего вмешательства в их жизнь. Для нас это урок и предупреждение, и мы обязаны сделать все необходимое, чтобы подобное никогда не случилось в России... Россия сегодня оказалась в непростой ситуации, нам постоянно подбрасывают проблемы со стороны, хотя и своих хватает с лихвой. И как бы ни говорили сегодня о сплочении нации, в России хватает тех, кто ищет повод для новых конфликтов…»

Прокомментировать итоги вчерашнего заседания Совбеза РФ, ответить на вопрос, что для гражданского общества России, для оппозиции означает принятие данной стратегии, кого имел в виду Путин, говоря о «тех в России, кто ищет новых конфликтов», мы попросили политолога, заместителя директора Центра политических технологий Алексея МАКАРКИНА.

Российская власть сейчас находится перед несколькими выборами. Первый — как далеко заходить в противостоянии с Западом и с Украиной и где пролегает предел возможных рисков. Причём речь идёт не о противостоянии ради противостояния, а о конкретных вещах. Например, о необходимости договориться о коммуникациях с Крымом. Наступает зима со всеми вытекающими последствиями, переправа через Керченский пролив закрыта, и есть вопрос, как транспортировать грузы и людей. С другой стороны, Запад провёл «красную черту» в ситуации на юго-востоке: сейчас санкции не ужесточат, но наступление в сторону Мариуполя повлечёт их заметное усиление.

Вторая проблема — экономика. Есть группа экономистов, которая предлагает вернуться к модифицированной советской модели, взять некоторые элементы мобилизационной экономики и резко ужесточить контроль над частным бизнесом. Государственным компаниям, в первую очередь «Роснефти», уже оказана значительная поддержка, и это можно довести до конца, добившись того, чтобы все ключевые отрасли находились под государственным контролем.

Есть экономисты, которые предлагают вспомнить Китай и площадь Тяньаньмэнь. Тогда после крайне жестокого разгона оппозиции были введены международные санкции, и Китай сделал выбор не в пользу возвращения к логике культурной революции, а, наоборот, взял курс на рыночную экономику, привлечение инвесторов и создание свободных экономических зон. И это привело к известным результатам.

Третий вопрос, который имеет прямое отношение к Совбезу: что делать внутри страны? Одна точка зрения гласит, что надо ещё больше ужесточить надзор и вводить некоторые элементы мобилизации общества по модели военного времени. Понятно, что речь не идёт о комендантском часе или чрезвычайном положении, но предлагается действовать с пониманием того, чтоÀ la guerre comme à la guerre, страна делится на своих и чужих и чужие — это враги.

Альтернативная точка зрения сводится к тому, что политику экономических реформ следует продолжать, но по отношению к оппозиции надо вести себя достаточно жёстко. У силовых структур должна быть значительная роль, потому что любые реформы угрожают ростом протеста, что видно на примере медицинских преобразований. Но при этом не надо заходить слишком далеко, требуется проводить селекцию. Те, кто призывает к насильственному свержению власти, — враги. Но с теми, кто её просто критикует, не переходя некие, очень размытые, границы, можно взаимодействовать и что-то им разрешать. Признаки второго подхода мы видим в последние дни, когда вдруг Макаревич выигрывает суд у Проханова, относительно счастливо разрешается ситуация с «Эхом Москвы» и даётся шанс на выживание «Мемориалу». Это несколько иной подход, чем тот, которые был раньше. И выступление президента на Совете безопасности оставляет возможность для реализации любого варианта политики. Его можно трактовать и так, и так, но некоторые оговорки указывают, что в конечном итоге подход может носить очень разный характер в отношении разных политических сил. Власть посылает сигнал: если кто-то пойдёт на улицы с призывами, то с ним поступят максимально жёстко, но с иными могут даже пытаться наладить контакт.

Понятно, что эти три проблемы взаимосвязаны друг с другом, принятие каких-то решений в экономике означает определённые политические последствия. И Совбез отражает попытки поиска ответов на эти вопросы.

Когда окончательный выбор будет сделан, никто, конечно, не будет прямо об этом говорить и вносить в Думу соответствующий закон. Это будет понятно по конкретным действиям. В случае с Украиной индикатор ясен: продвигается ли Россия дальше или останавливается и начинает сложные переговоры. По поводу экономики ходят слухи, что какие-то решения могут быть озвучены уже в декабрьском послании президента. Тут как раз можно ожидать каких-то конкретных распоряжений и законопроектов. Но с экономикой всё непросто, потому что, даже если решить, что мы сейчас быстро приступаем к реформам, это может столкнуться с различными рисками. Насколько к этому готова существующая экономическая модель? Насколько государство готово реально меняться? И как измениться роль силовиков? В случае преобразований их задача сводится к защите власти от оппозиции, как в 60-е годы в Корее. Но сейчас у нас это только одна из функций силовиков, у них есть ещё огромная экономическая роль. Наконец, есть проблема коррупции. Так что никакой уверенности, что на этом пути точно удастся добиться чего-то, похожего на китайский прорыв начала 90-х, нет.

В том, что касается внутренней политики, индикаторами также будут конкретные действия, а не слова. Потому что слова можно трактовать по-разному. Даже заявление о «противостоянии противникам, но о взаимодействии с гражданским обществом» может подразумевать любой вариант. Под гражданским обществом можно понимать, например, радикальных православных активистов, которые поддерживают скорее первый сценарий.

Фотография сайта kremlin.ru