Россия как символ тревоги - 5. Кризис российского социального порядка (2)
Теперь пора вспомнить, что в современной ипостаси и в современном понимании государство — это корпорация, создаваемая гражданами для производства общественных благ (безопасность, здоровье, образование и т.п.). При этом не следует путать институты этой корпорации, выполняющие свои конституционные функции, и здания с одноименными вывесками, в которых сидят люди со служебными удостоверениями, где напечатаны слова, напоминающие о тех же функциях. Наличие зданий и служебных удостоверений не гарантирует выполнение конституционных функций. Россия тому ярчайший пример. Дума не думает. Правительство не правит. Суды не судят. А президент, гарант Конституции, разрушает конституционный строй. В этом смысле говорить о кризисе российского государства поздновато. Этот разговор был бы актуален лет десять-двенадцать назад. Сейчас без вскрытия и сложных анализов легко констатировать смерть современного государства в России.
Теперь под вопросом социальный порядок как таковой, призванный поддерживать совместное безопасное и плодотворное проживание людей на территории страны независимо от состояния государства под названием Российская Федерация. Этот социальный порядок никогда не сводится к набору законов и институтов, созданных для их выполнения. Социальный порядок склеивается убеждениями и ценностями людей, их представлениями о мире и о себе, моралью, взаимным доверием, необходимым для совместных действий, направленных на реализацию общих целей. Он включает традиции и привычки повседневной жизни, придающие необходимую устойчивость социальному порядку. Он делает взаимодействие людей более безопасным и предсказуемым. Этот социальный порядок немыслим без свободной возможности людей обмениваться информацией и образовывать ассоциации и организации, что и производит новые знания и практики, обеспечивающие адаптивность и возможность развития. Этот социальный порядок поддерживается готовностью и способностью людей защищать его от любых угроз, включая собственную преступную власть.
Теперь перечитайте предшествующий абзац и сопоставьте приведенное описание с тем, что каждый из нас видит вокруг. Попробуйте найти что-либо из перечисленного выше, что относится к современной российской социальности и людям ее образующим. Возможно, что-то наскребется, но только в очень ограниченном количестве, с весьма ограниченным радиусом социального действия и взаимодействия. Наша социальность превращается из живого организма в кучу молекул, липнущих иногда по привычке друг к другу. Это — признаки социальной гангрены. Мы имеем дело с пандемией социопатии, когда социальная патология превращается в социальную норму. Источник заразы — власть и подконтрольные ей СМИ. Причина распространения заразы — ослабление социального иммунитета общества, продолжавшееся почти сто лет. Задержке лечения способствуют сервильность, разобщенность и безответственность культурной элиты. Крайне тяжелый случай. Тут надо трезво осознавать: когда общество поражает такая страшная болезнь, то оно как целое реагирует однозначно: перестает осознавать себя как некоторое единство, дробится на куски, внутри которых ищет иные (новые или старые) способы консолидации и выживания.
Современные исследования, посвященные сравнительному анализу поведения людей и приматов, выявили одно важное отличие, в которое трудно поверить в условиях разрушающегося социума. Вот пример, связанный с использованием языка указательных жестов. Младенцы, еще не освоившие язык, с удовольствием используют указательные жесты, чтобы подсказать взрослому, разыскивающему потерявшуюся вещь, где она находится. Приматы на это неспособны. Они тоже используют указательные жесты, но только для того, чтобы указать на предмет, который нужен им, например, на банан, до которого они не могут дотянуться. Речь идет о фундаментальном признаке видаhomo sapiens: генетической склонности к сотрудничеству, кооперативной коммуникации. В этом состоит одно из необходимых условий появления развитого языка и социальности. Кооперация и сотрудничество для совместного решения разнообразных проблем — основа человеческой социальности. Именно это планомерно разрушается путинским режимом.
Главное преступление путинского режима состоит не в беспрецедентном воровстве. Главное — в примитивном и преступном представлении, что обществом можно безгранично и безнаказанно манипулировать в своих целях. Они не понимают, что государство не может сохраниться, если общество перестает ощущать себя таковым, если оно распадается, атомизируется, становится одновременно пассивным и агрессивным. Никакие институты насилия не могут сохранить государство, если распадается общество. В этом один из главных уроков истории. Двоечники не учат уроков и повторяют ошибки прошлого. Путинский режим и прикормленная им обслуга сделали все, чтобы превратить российское общество в стадо, движимое примитивными инстинктами. В этом суть российского кризиса и главная угроза для существования страны.
Но жертвами становятся не только Россия и ее граждане. Территориальная экспансия, осуществляемая правящей в России группировкой, проистекает из разных источников. Первый — атавистические властные инстинкты представителей правящей группировки, связанные, помимо прочего, с устаревшим стремлением к наращиванию земельной ренты, свойственного временам феодализма и колониальных завоеваний.
Второй — имперский синдром, желающий вернуть мир после Ялты и Потсдама, в котором аккуратно поделены зоны влияния. Но этого мира давно нет и не будет после Хельсинки, после воссоединения Германии, после создания единой Европы.
Третий — рентоориентированная экономика, давно неэффективная, а теперь обрушившаяся из-за падения цен на нефть и санкций за агрессию, подталкивающая компенсировать нарастающую неустойчивость режима патриотическим возбуждением, порожденным территориальными захватами и неистовой пропагандой ксенофобии. Все вместе базируется на эксплуатации устаревших представление о государстве, на искажении понятия суверенитета и на патерналистских инстинктах большей части населения.
Четвертый источник — неспособность общества к организованному массовому сопротивлению преступлениям власти.
Нет ничего бессмысленнее, чем твердить, что Украина стала «полем битвы между Россией и США». Во-первых, до начала захвата Крыма Россия находилась на периферии внешней политики США. Во-вторых, внешнего врага российская власть выбирала себе сама. И вульгарный ресентимент вместе с геополитическим комплексом неполноценности играли при этом выборе несопоставимо большее значение, чем какая-либо рациональная внешняя политика или наличие актуальных угроз. В-третьих, это могла оказаться не Украина, а, скажем, Грузия или какая-либо из стран Балтии. При истерично-импульсивной «внешней политике» Кремля это не очень существенно (кроме как для жителей этих стран). В-четвертых, сказались страхи «цветных революций», которые преследуют обитателей Кремля уже более десяти лет.
Во всей этой истории гораздо важнее другое: происходящее в Украине было бы невозможно, если бы международные институты не продемонстрировали свою беспомощность. Если бы они были в состоянии адекватно реагировать на факт нарушения международных норм, а не рефлексировать относительно целесообразности такой реакции.
Продолжение следует...
Иллюстрация : В. Васнецов «Спящая царевна» (19001926, Дом-музей В.М. Васнецова, Москва)