Брэксит и Всеправославный собор на Крите – казалось бы, два очень разных события. Православное население Великобритании, по максимальной оценке, составляет 450 тысяч человек – меньше 1% населения страны; так что существенной роли в результатах референдума оно не сыграло. И все же связь между этими событиями есть.

Процесс глобализации все более делит мир на две части – глобалистов и антиглобалистов. Использовавших свой шанс и ощущающих собственную ущемленность. Первые принимают быстрые перемены в самых разных сферах – от экономики до морали – как должное. Для вторых это сильнейший стресс, ощущение распада связи времен. Эксперты могут сказать, что это не первый распад в истории, но это мало кого успокаивает. Конечно, в восприятии конкретных людей могут быть свои нюансы, иногда значительные – скажем, среди глобалистов есть те, кто испытывает ностальгию по былой эстетике («следом – дуэлянты, флигель-адъютанты. Блещут эполеты»), но вовсе не собираются возрождать былые нравы. Есть и антиглобалисты, прекрасно овладевшие современными технологиями, но внутренне остающиеся людьми позапрошлого века. Человеческая индивидуальность не вписывается полностью в любые схемы, но последние все же полезны для понимания глобальных процессов.

Нередко деление на глобалистов и антиглобалистов дополняется другим – на богатых и бедных. В этом есть определенный смысл. Если посмотреть на результаты президентских выборов в Австрии или британского референдума, разделивших общества этих стран почти пополам, то видно, что за крайне правого австрийского кандидата и против членства Британии в ЕС голосовали рабочие, сельские жители, мелкие буржуа («лавочники», на которых некогда опиралась Маргарет Тэтчер, сама бывшая дочерью бакалейщика). Во Франции на сторону Марин Ле Пен перешли рабочие, некогда голосовавшие за коммунистов. В США многие бедные поддерживают Дональда Трампа.

Это неудивительно. Глобализация привела к закрытию заводов, переместившихся в Юго-Восточную Азию. Оставшаяся в Европе промышленность требует меньшего количества работников, причем обычно обладающих более высокой квалификацией (так как речь идет обычно о высокоточной продукции). А лавочник сталкивается с конкуренцией со стороны мигрантов, которые открывают по соседству свой магазинчик и перехватывают клиентов. Макроэкономические аргументы («не голосуй за Брэксит, биржа рухнет») воспринимаются ими все хуже, так как их собственный микромир стал куда менее уютным и понятным, чем ранее.

В то же время абсолютизировать это деление тоже не стоит. Борис Джонсон принадлежит к потомственной британской элите. Неприятие глобализма связано не только с интересами, но и с эмоциями, связанными с размыванием традиционных ценностей. В той же Британии референдуму предшествовали острые дискуссии по поводу преподавания истории в школе и оценки событий Первой мировой войны, столетие которой отмечалось в 2014 году. Министр образования Майкл Гоув в 2013-м ввел новую школьную программу по истории, выдержанную в традиционалистском духе (в том числе и с негативом в отношении членства в Евросоюзе!). Академическое сообщество в целом подвергло этот подход резкой критике, хотя в нем были, разумеется, и сторонники Гоува. Главной проблемой был ответ на вопрос, кого воспитывать – истинных британцев или граждан мира. Позднее Гоув и историки вступили в конфликт по поводу трактовки Первой мировой войны – о том, что выдвигать на первый план, героизм британских солдат или бессмысленность самой войны. Сейчас Гоув – министр юстиции и, вместе с Джонсоном, один из двух лидеров евроскептической части консерваторов.

Современный глобальный мир заставляет отказываться от традиционных представлений об истории собственных стран. Национальные герои в новой парадигме оказываются если не злодеями, то противоречивыми личностями со своими слабостями. Оценки же исторических событий делаются с непривычной точки зрения, которой ранее отводилось лишь несколько строк в примечаниях, которые читать необязательно. Например, войны рассматриваются как бедствия, жертвами которых является мирное население и солдаты, у которых нередко нет выбора. Происходит своего рода «иконоборчество», вызывающее нередко сильное отторжение. Не меньшее, чем, к примеру, широко обсуждаемая на российских госканалах тема однополых браков.

И здесь мы переходим к теме Собора. Безусловно, свою роль в том, что несколько церквей не прибыли на него, сыграла конкуренция между Москвой и Константинополем, которая то затихает, то приобретает острые формы. Незадолго до открытия Собора предметом соперничества было влияние на небольшую Православную церковь Чешских земель и Словакии, причем победу одержал Константинополь. Но как раз перед Собором два патриархата договорились о, по крайней мере, временном урегулировании противоречий – так что смысла попытаться сорвать Собор у Москвы не было.

Однако в дело вмешались совершенно другие обстоятельства. Еще в 90-е годы Грузинская и Болгарская церкви вышли из состава Всемирного совета церквей – экуменической организации, объединяющей православных и протестантов. Сделано это было под давлением монашествующих и немалой части паствы, для которых признание других конфессий христианскими (а, значит, в какой-то степени истинными) является опасной ересью. Неудивительно, что сейчас именно эти две церкви отказались участвовать в Соборе, считая, что его документы содержат недопустимые уступки экуменизму (отказ Антиохийской церкви был связан с иным обстоятельством – конфликтом с Иерусалимским патриархатом по поводу того, кто должен окормлять немногочисленных православных в Катаре).

В самой Русской церкви оппозиция Собору также была довольно активной, но у священноначалия были аргументы для ее локализации – от административных мер до угрозы, что «бунтовщики» окажутся маргиналами вне мирового православия. Теперь же второй аргумент перестал действовать, а первый можно применять с осторожностью (церковь все же не хочет отталкивать «ортодоксов», составляющих немалую часть практикующих верующих). Отсюда и присоединение Московского патриархата к «отказникам», после которого протестная активность крайних консерваторов сразу же выдохлась, хотя отношения с Константинополем и обострились, что может сказаться на путях решения украинской церковной проблемы.

Возникает непростая ситуация. С одной стороны, ригористичное церковное предание. Вспомним, что Семь Вселенских Соборов в древности и раннем Средневековье созывались не для диалога и компромисса, а, напротив – для того, чтобы осудить ереси и отделить православно верующих от еретиков. С другой стороны, не только прагматичная необходимость сосуществовать с представителями других конфессий (что особенно важно для церквей в странах, где православные составляют меньшинство), но и осознание того, что Господь не может быть столь суровым, чтобы дать шанс на спасение лишь 220 млн православных, обрекая на адские муки оставшиеся 7 млрд землян.

Однозначного решения этой проблемы у православных нет. Неудивительно, что споры имели место и на самом Соборе – умеренные консерваторы настояли на изменении в одном из соборных документов формулировки о неправославных церквях с тем, чтобы уйти от однозначного признания их христианскими (что «размывало» бы представление об эксклюзивности православия), но в то же время сохранить диалог с инославными христианами. Кроме того, в «окружном послании», принятом по итогам Собора, была подвергнута критике глобализация в ее нынешнем виде, но говорится и о том, что церковь не является препятствием на пути развития и прогресса. Либералы, в свою очередь, добились включения в соборное послание осуждение фундаментализма (понимаемого как насилие под религиозными лозунгами). Видимо, на сегодняшний день это максимально возможная адаптация к условиям современного мира.

Достигнутый компромисс может устроить большинство православных – но не крайних консерваторов, которые расценят его как измену чистоте веры. Заседания Собора предполагается проводить регулярно – поэтому не исключено, что и Московский патриархат когда-нибудь примет в них участие. Вряд ли это произойдет быстро – а то дорога на Собор будет напоминать путь в Каноссу.

Глобализация представляет собой основной тренд современного мира – и он будет развиваться, вовлекая в себя все новых людей, включая и приверженцев конфессий, существующих сотни или даже тысячи лет. Другое дело, что линейные схемы поступательного продвижения прогрессистских ценностей в очередной раз демонстрируют свою уязвимость – как это было и сотню лет назад с позитивизмом. Противодействие глобализации основано не только на предрассудках, но и на реальных проблемах – как социально-экономических, так и ценностных. Отказ учитывать эти факторы может привести к новым неожиданностям вроде голосования за Брэксит.

Автор — первый вице-президент Центра политических технологий

Фото: Греция. Ханья. 16 июня 2016 года. Встреча участников Всеправославного собора в аэропорту Крита. Sean Hawkey/AP/ТАСС