Дагестан и политические трупы
В прошлый четверг, в половине первого, в Доме правительства в городе Махачкале ликовали. Бессменный глава республики 75-летний Магомедали Магомедов позвонил из Москвы, сразу после встречи с президентом Путиным, и сказал, что остается на посту.
Слухи об отставке Магомедова ходили уже несколько лет. Тотальная коррупция в Дагестане, эпидемия убийств, давно обогнавшая масштабами Чечню, и более чем преклонный возраст руководителя давали тому достаточно пищи.
Слухов было столько, что время от времени оппозицию вызывали в Кремль и говорили: «Нам надо снять Магомедали, но нам нужен повод. Соберите митинг». Митинг собирался, и на нем вооруженные люди орали про Магомедали такие слова, что, будь они правдой, ему бы грозило двадцать лет с конфискацией. После этого Магомедали, поняв намек, спешно ехал в Кремль и улаживал там вопрос. После этого в Кремль вызывали оппозицию и говорили: «Все. Хватит, не бунтуйте».
Когда Магомедали Магомедов уезжал в Москву, его провожали десять человек. А когда он приезжал из Москвы с новым продлением, его встречали уже сто.
Но на этот раз – несколько месяцев – слухи об отставке шли лавиной. Это был не дождь – а всемирный потоп. Самые серьезные люди в Дагестане ездили в Москву с чемоданами денег и просили о должности президента. У них брали чемоданы и обещали должность. По всей республике шли сплошные проверки: каждый хотел стать президентом, а кто не хотел стать президентом, тот опасался, что президентом станет его кровник, и насылал на него проверку, а кто не опасался кровника-президента, тот опасался, что его кровник или соперник слишком усилится при перемене власти.
Поэтому кроме чемоданов в ход пошли и другие испытанные в Дагестане средства политической борьбы.
По возвращении из хаджа прямо с самолета сняли главу Кизилюртовского района Абдурахмана Гаджиева – за покушение на главу Гергебильского района Махача (Магомеда) Магомедова. Бэтээры выкатили на летное поле.
Два потенциальных лидера лакцев – начальник Пенсионного фонда Амучи Амутинов и глава железной дороги Гази Газиев – не поделили между собой лидерство своего народа, и в результате скромный начальник Пенсионного фонда с официальной зарплатой в несколько сотен долларов потерял два бронированных «мерса», расфигаченных в клочья фугасами.
А в Москве за покушение на депутата Госдумы Гаджи Махачева взяли пятерых киллеров. Поговаривают, что ребята, чтобы долго не возиться, решили взорвать набитую машиной взрывчатку около вип-зала аэропорта Внуково. Если это правда, то именно этот эпизод мог переполнить чашу терпения Кремля. В самом деле, ребята, имейте совесть! Ведь не горы же! Ведь не улица Пархоменко в Махачкале! Внуково ж, твою мать!
Магомедов очень не хотел уходить с поста. Рассказывают такую байку: летом этого года, когда Дмитрий Козак написал свою справку о ситуации в Дагестане, а Магомедову к юбилею должны были вручать орден «За заслуги перед Отечеством», Магомедали намекнул полпреду, что очень, ну очень бы хотел орден 1-й степени. Первая степень никак не получалась, и вот буквально накануне вручения Магомедали намекнул полпреду: он, Магомедали, уже очень стар. Очень тяжело ему. Вот если дадут ему орден первой степени – он просто тут же уйдет. Это будет завершение жизненного пути.
Бедняга Козак прямо на юбилее загнал все факсы и оборвал все телефоны, но выбил для Магомедова орден 1-й степени. И вручил его Магомедали лично. И уже предчувствовал, как тот объявит об отставке. Прямо за банкетным столом. Магомедали прижал орден к груди, расчувствовался и сказал:
— После того как мне вручили этот орден, я чувствую такой прилив сил, что готов руководить республикой дальше.
И вот в четверг, в 12.30, Магомедали Магомедов позвонил и сказал, что остается. Ликование среди его свиты было всеобщим. Ведь речь шла не просто о продлении полномочий. В условиях Дагестана, где нет денег, кроме субсидий, где половина мест, где делят субсидии, обсижены родственниками главы республики, а другая половина продана за деньги людям, использующим вместо русского языка в качестве универсального средства общения автомат Калашникова – в этих условиях речь шла не о продлении полномочий клана. А о жизни.
В Дагестане словосочетание «политический труп» имеет неповторимый местный колорит.
Радость по случаю очередного переназначения Магомедали продолжалась до поздней ночи, когда глава республики вернулся в Махачкалу и прямо в аэропорту объявил о своей отставке. Главой республики стал 60-летний Муху Алиев, председатель парламента. (В свое время бывший глава компартии Дагестана Муху Алиев пал жертвой той же хитрости, что и Козак. Магомедали уговорил его уступить кресло руководителя «на два годика до пенсии», и два годика затянулись на полтора десятка лет.)
Муху Алиев живет в трехкомнатной квартире со старой советской мебелью, а машины у него нет вовсе. Согласитесь, что в республике, где скромный глава Пенсионного фонда меняет бронированные «мерседесы», как бальные туфельки, – это случай небывалый.
Исключительный, я бы сказала, случай.
Особенно на фоне тех людей, которые ездили в Кремль договариваться о должности. И которые, как говорят, даже договорились. В смысле отдали деньги.
Можно только предполагать, что произошло за те несколько часов, в течение которых Магомедов дважды заходил к президенту Путину. Можно только предполагать, что стоило изощренному политику Магомедали сказать, что он сам настоял на своей отставке. То есть Путин его просил остаться, а он, Магомедали, ни в какую.
Цена отставки Магомедали проста: сохранение действующей элиты. Сын Магомедали, судя по всему, станет главой парламента, а другой высокопоставленный даргинец, мэр Махачкалы Саид Амиров, либо сохранит свой пост, либо займет пост главы правительства.
Даже на фоне обычного для республики абречества Саид Амиров – явление исключительное. На него совершено 15 покушений, десятки его кровников мертвы, и природа власти Саида Амирова в Дагестане очень походит на природу власти Рамзана Кадырова в Чечне. Это неформальная власть, основанная на возможности сделать что угодно с кем угодно и ограниченная только тем, что в Дагестане охотников делать что угодно с кем угодно в каждом министерстве по три штуки.
В рамках существующих политических реалий Москва приняла хорошее тактическое решение. Во-первых, она назначила Алиева не за деньги, их у него просто нет. Во-вторых, всеобщее недовольство в Дагестане сейчас заменено всеобщей лихорадкой при разделе добычи. Осколки прежних политических коалиций лихорадочно ищут, с кем объединяться, кого делить, а кого убивать. Объединения могут получиться совершенно невероятные: не удивлюсь, например, если Саид Амиров сблокируется с аварской оппозицией и поделит остатки президентских владений.
Вот только одна проблема.
Все процессы, о которых я говорю – покупка должностей, разборки с гранатометами, – это все происходит в Москве, в Махачкале, в Хасавюрте, в Кизляре. На равнине. Остальная часть Дагестана – села и горы –давно живут в другом измерении. Это измерение иногда называют ваххабизмом, иногда – сепаратизмом, но все, в сущности, гораздо проще.
Горы Дагестана живут в дошамилевскую эпоху. Тогда в Дагестане были ханства – ханство Аварское, уцмийство Кайтагское, майсумство Табасаранское, шахмальство Казикумухское – и были «вольные общества» в горах. Все, что происходит на равнине, – это разборки ханов. У них есть титулы министров, мэров и президентов, они сильны, храбры и жестоки – но они ханы.
Но чем больше они разбираются между собой, чем больше несправедливостей совершают и чем чаще ездят в Москву – тем дальше от них народ.
А этот народ живет не в Ивановской области. А в горах. В горах, где на родине имама Шамиля, в селе Гимры, вдоль дороги вместо указателей скорости стоят зеленые таблички с именами Аллаха, и где все, кто приезжает помолиться у башни великого имама, могут прочесть на ее ограде – тоже на зеленом фоне – старинное утверждение: «Тот не мужчина, кто, вступая в бой, думает о последствиях. Имам Шамиль».
И вот эти горы уже не в силах вернуть в Россию ни Дмитрий Козак, ни выбранный им Муху Алиев, ни кто-либо другой — в рамках действующей российской политической системы.
Горы беременны новым имаматом, и то, что происходит в них, — это как рождение ребенка. Этот процесс нельзя ни ускорить, ни остановить.
