Большинство россиян хотят быть подальше от политики. Мол, мы люди маленькие, меньше возникаешь – дольше проживешь. Жили бы они в древних Афинах, их бы точно наказали атимией – публичным бесславием, бесчестием, презрением, лишением прав гражданского состояния. Человек, подвергшийся атимии, не имел права выступать в Народном собрании, занимать должности, служить в армии, участвовать в Олимпийских играх. Столь суровой была кара за неучастие в политике. Закон требовал, чтобы во время волнений и междоусобиц граждане примыкали к одной из борющихся партий. Это требование позволяло избежать продолжительных смут и захвата власти энергичным меньшинством, которое пользовалось политической пассивностью горожан. В Греции человека, избегавшего участвовать в общественной жизни, называли «идиотос». Для древних греков наш пофигизм – признак неполноценности.

Российское общество много веков зиждется на пассивности людей, управляемых своекорыстной элитой. Те, кто пытались отстоять свои интересы, в глазах современников выглядели опасными смутьянами: что господам можно, то холопам запрещено. По сути и сегодня живо представление, будто верховная власть не от нас, а от Бога или, лучше сказать, она — наместник Бога на земле. При этом царь (президент) хорош, а бояре (губернаторы и министры) плохие. В России люди привыкли ругать власть на кухнях, царю (президенту) писать челобитные. 

В том, что мы ощущаем себя холопами, виноваты мы сами. Это мы даем взятки гаишникам и врачам, превращаем леса в свалки, игнорируем законы, не боремся за свои права. Мы миримся с подтасовками на выборах, репрессивными законами и заказными приговорами судов. Мы не сумели создать в России политическую конкуренцию – единственное эффективное лекарство от системной коррупции (при свободных СМИ и телевидении). Мы не формируем новые независимые от власти партии и не работаем в тех, что уже созданы. Почему?

Власть такова, какой ей позволяет быть наш народ. Не стоит думать, что люди во власти какие-то особенные – разве что пошустрее и понахальнее. Все – не святые, все гребут под себя, и министры тоже. Нет контроля со стороны настоящей оппозиции – воровство денег налогоплательщиков не остановить. А если народ не хочет контролировать свою власть, не способен утвердить порядки, при которых не будет произвола и воровства, то получает то, что заслужил. Из России нашими казнокрадами вывезено столько денег, что каждой семье хватило бы на новую квартиру. А мы молчим, боимся, не участвуем в митингах протеста (даже согласованных с авторитарной властью). Холопы мы! 

В демократических странах общество ответственно за власть любого уровня. Там есть политические институты, традиции и практики, которые позволяют людям воздействовать на власть, корректировать ее поведение и смещать неугодных правителей. Почитайте, как контролируется власть в Финляндии, Швеции, Германии. Но наша авторитарная власть такие институты придавила еще в зародыше, обозвало «иностранными агентами», активистов посадила. Но разве это отменяет ответственность народа за происходящее в стране? Ведь долг гражданина – противостоять авторитаризму, который уничтожает народовластие, лишает людей политических прав, обрекает их на нищету. 

Опросите знакомых, и вам скажут, что у нас гражданский долг требует исполнять законы и законные распоряжения власти даже тогда, когда нам самим это невыгодно. Требует лояльно относиться к государству, поддерживать и чуждых нам политиков, даже если они избраны с подтасовками на нечестных выборах. А в цивилизованных странах именно гражданский долг побуждает не только контролировать власть, но и в жизни вести себя иначе. Свидетель недостойного поведения водителя, который выбросил из окна пустую пачку от сигарет или пересек сплошную полосу, тут же сообщает номер его автомобиля дорожной полиции. Он кто – доносчик или гражданин, борющийся за чистоту?

Выходит, гражданский долг у нас и в Европе понимается по-разному. Европейская традиция долга основана на демократических ценностях и предполагает противостояние тирании. В азиатской традиции, которая много старше европейской, любое противостояние деспотической власти трактуется как преступление, да и само понятие гражданского долга утрачивает смысл, поскольку исчезают граждане. Их место занимают рабы, холопы, смутьяны, неразумная чернь.

В европейском понимании гражданского долга общество ответственно за власть. Для традиционно русского сознания, наоборот, сакральная власть ответственна за общество в целом и за каждого подданного (напоить, накормить, дать работу, оборонить от особо рьяных мздоимцев и напористых инородцев). При таких представлениях гражданский долг есть долг подданного по отношению к власти. Слово «гражданский» здесь – не более чем слова, заимствованные нами у европейцев, по сути, у нас речь идет о долге верноподданного.

При деспотической традиции не существует осознанной ответственности подданных за политику власти. И это естественно: люди не могут отвечать за своих богов, грозного правителя они воспринимают как стихийное бедствие, которое надо претерпеть. Другого осознанного выхода в рамках этой традиции нет.

В основе афинской демократии, напротив, был культ тираноубийц Гармодия и Аристогитона, который проходит через всю европейскую историю. Гармодий и Аристогитон в 514 году до н.э. организовали заговор против тирана Гиппия, но сумели убить только его брата Гиппарха. Гармодий был убит на месте преступления охраной. Аристогитон скрылся, позже его схватили, пытали, но он не выдал сообщников, а оговорил приближенных тирана. После свержения тирании Гармодий и Аристогитон почитались как величайшие национальные герои. Им поставили статую в Акрополе. Потомки героев были освобождены от повинностей и пользовались почестями. Сколий (застольная песнь) «Гармодий» в честь тираноубийц стала неофициальным гимном афинян.

Представить себе нечто подобное в России невозможно. В истории Московской Руси с греческими тираноубийцами можно сопоставить убийц князя Андрея Боголюбского. Он был тираном, насаждал автократический стиль правления, разрушал демократические традиции, идущие от Киевской Руси, когда власть князя была ограничена городским вече, советом дружины и другими институтами раннегосударственной демократии. 

Православные календари сообщают, что «святой и благоверный князь Андрей принял мученическую кончину от руки изменников в своем Боголюбском замке». Правда, после убийства князя замок был дочиста разграблен и сожжен восставшим народом. Характерно, что русская история не стремилась сохранить имена участников заговора против тирана. Летопись называет отдельные имена, а дореволюционные учебники истории обходились собирательным словом «дворня». За убийством князя последовала показательная казнь заговорщиков, их трупы утопили в Поганом озере. 

Из этих историй можно извлечь урок. Если после убийства тиранического правителя побеждает демократическая традиция, то он объявляется тираном, а его убийцы – героями. Если утверждается деспотическая традиция, тиран объявляется мучеником, а его убийцы – злодеями и преступниками. 

Ни один политический режим, ни одно правительство не равны народу. Правительства приходят и уходят, народы остаются. Интересы нации шире и значимее установок зашедшего в тупик авторитарного режима, который стремится утянуть народ в пропасть. В своей демагогии авторитарные лидеры представляют борьбу с диктаторским или авторитарным режимом как борьбу с народом и государством. То, что это ложь, в критические моменты истории становится понятно даже самому верноподданному обществу. Оно самоорганизуется и меняет в стране порядки. Вопрос только в том, когда это наступит в России?

Петр Сергеевич Филиппов, Игорь Григорьевич Яковенко

Иллюстрация Grekoline.ru