Алексей Левинсон, социолог, «Левада-центр»:

Опыт всех разоблачений коррупционного характера, связанных с показным потреблением, никаких серьёзных результатов не имел. Этим поднять публику не сумел никто, ни Навальный, ни другие. Так что и теперь особенно ничего не произойдёт.

Дистанция между рядовыми россиянами и высокопоставленными чиновниками слишком велика. Из-за этого идея «мы голодаем, а они там жируют» может возникнуть в мыслях, но эмоционально не вызывает отклика. Никому в голову не приходит, что если они будут снимать не эти номера, а другие, то мы станем жить лучше. Россияне считают, что они живут плохо по структурным причинам, а не по частным.

Станислав Белковский, политолог:

Думаю, что никакой провокации здесь нет, все это произошло на самом деле. Не сомневаюсь, что дебош действительно был, исходя из самых разных данных. Никто его не подстраивал. Другой вопрос — как сейчас себя поведет Администрация президента, фактически руководящая «Единой Россией». Возможно, для того чтобы разрядить обстановку в некоторых сложных политических ситуациях, администрация сдаст Исаева как одного из самых одиозных депутатов «Единой России». Его исключение из «Единой России» и, как следствие, лишение депутатского мандата будет определенной жертвой, которую Вячеслав Володин, непосредственный куратор Исаева, принесет общественному мнению. Администрация президента в лице Вячеслава Володина уже поняла, что вся эта кампания дурацких законов вроде антисиротского, закона о запрете пропаганды среди несовершеннолетних нетрадиционных сексуальных отношений и прочие меры, которые принимались в последнее время и часто озвучивались Андреем Исаевым, завели ситуацию в тупик. Кремль понял, что переборщил на этом направлении, особенно в преддверии Олимпиады в Сочи, которая должна пройти на высокой оптимистической ноте. Нужны стрелочники под раздачу, и я не исключаю, что таким окажется Андрей Исаев. Естественно, Исаев не был ни инициатором, ни организатором этих дурацких мер — он просто был человеком, который выполнял кремлевские указания. Но, как говорилось в известной пьесе Евгения Шварца, «Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?». Таким образом, дебош станет не причиной, а поводом возможных кремлевских репрессий против Исаева, оформляемых как внутрипартийные.

Впрочем, я не исключаю, что Андрей Константинович Исаев как видный и влиятельный представитель гей-сообщества, несмотря на то, что номинально он позиционируется как противник однополого секса (так часто бывает, это вполне органично для людей с ущербной психикой, детскими травмами и комплексами), напряжет все свои возможные связи и в результате уцелеет. Поэтому окончательный вердикт выносить еще рано.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора «Центра политических технологий»:

Я думаю, что это — пример аппаратной конкуренции. Аппаратная конкуренция в данном случае заметно политизирована, потому что при Онищенко Роспотребнадзор стал, прежде всего, органом воздействия, ведомством, которое используется как инструмент борьбы с другими странами, нелояльными России. Онищенко стал делать очень резкие, эпатажные заявления, которые рассматривались как политические и которые привлекали внимание СМИ не только своим содержанием, но и формой. А есть вице-премьер Голодец, позиции которой сейчас, похоже, усилены, в связи с тем, что именно с ней связывают новый вариант пенсионной политики, который предусматривает фактически свёртывание накопительной системы и в значительной степени возврат к распределительной. Как я понимаю, эта позиция была поддержана Кремлём в противовес федеральной, которая настаивает на сохранении накопительной системы. Соответственно, там речь шла не только о конкретных моментах пенсионной политики, но и об аппаратном влиянии. Так как предложение Голодец одобрено, значит, она действительно весьма и весьма влиятельный чиновник. Ну и сразу же это влияние оказалось подвержено испытанию. Насколько я понимаю, она хотела бы провести на должность руководителя Роспотребнадзора другого человека, который был бы ориентирован на неё. Естественно, Онищенко сопротивляется, и, судя по формулировкам, которые от него исходят, не собирается сдаваться. Он будет апеллировать к Кремлю, подчёркивая свою политическую значимость, и я думаю, что арбитром здесь будет не глава правительства Дмитрий Медведев, который всё-таки фигура аппаратная, недостаточно влиятельная, чтобы окончательно решить судьбу Онищенко. Выступать арбитром будет Кремль, конкретно, президент России. Которому здесь надо будет такой сделать довольно проблемный, серьёзный выбор.

С одной стороны, человек, который проводит пенсионную реформу, отвечает за социальную политику и уже получил аппаратную поддержку, с другой — участник многих конфликтов, который превратил Роспотребнадзор во внешнеполитический инструмент российской власти. Так что придётся делать выбор. И, скорее всего, этот выбор будет сделан президентом, ну а кого он предпочтёт, мы, я думаю, узнаем в ближайшие время.

Хотя у нас аппаратные игры часто носят закрытый характер, можно предположить, почему это вырвалось в публичное пространство. Возможно, вице-премьер уже этот вопрос согласовала, и некоторое принципиальное решение уже есть. Но у нас можно собрать большую коллекцию из разных указов, в разное время уже подписанных нашими президентами, но не обнародованных. В течение 90-х годов таких было много. То есть решение окончательно принято, когда документ опубликован, не просто объявлен, не просто согласован, не просто неофициально утверждён, а уже официально принят. Голодец на государственной службе находится не очень продолжительное время, она работала в правительстве Москвы вице-премьером, сейчас она российский вице-премьер, но до этого была топ-менеджером, и, может быть, она не осознала этот управленческий, бюрократический аспект. Решение надо обнародовать, когда оно не просто согласовано и подписано, но уже опубликовано, и развернуть его невозможно.

Юлий Нисневич, доктор политических наук, профессор кафедры прикладной политологии ГУ-ВШЭ:

Для начала, я не очень понимаю, что значит «истёк срок полномочий». Онищенко — не выбранный персонаж, он работает по контракту. Единственное, возможно, вопрос в его возрасте. Дело в том, что такого понятия, как «срок полномочий» у человека, работающего в исполнительной власти, не бывает. Это звучит странно. Я, честно говоря, не знаю, сколько Онищенко лет, на госслужбе после определённого возраста действительно заключается контракт на определённое время, но это всё равно не «истёк срок полномочий», а «истёк срок контракта». Срок полномочий может истекать только у выборного должностного лица.

Второе — это моя любимая теория. За Голодец и Онищенко стоят разные группировки, поэтому они выясняют отношения друг с другом. Это довольно распространено, и перед нами не первый случай таких событий. Это всегда «шапка» процессов более глубоких. Сам Онищенко на самом деле довольно странный персонаж, хотя и Голодец не менее странный, честно говоря. Но Онищенко в последнее время по большому счёту превратился уже в посмешище. Хотя в том, что благодаря нему делается, ничего смешного нет, потому что у этого бывают очень серьёзные последствия, особенно в отношениях между Россией и её соседями — той же Голландией с тюльпанами, Литвой с молоком, Грузией с вином и так далее. То есть на самом деле ясно, что он исполнитель чей-то воли, мы это прекрасно понимаем, что он не сам это придумывает. Но все эти вот эскапады... В первый раз все удивились, а сейчас уже со смехом воспринимают, что как только какой-то конфликт с каким-то государством, то первый, кто что-то придумает, будет Онищенко. А с другой стороны, Голодец, если я правильно понимаю, это человек, который сейчас набирает некий вес в исполнительной власти. Видимо, какой-то части исполнительной власти превратившийся в посмешище Онищенко сильно надоел, он их дискредитирует каким-то образом. 

Фёдор Лукьянов, журналист, политолог:

Во-первых, доктор Онищенко, особенно в последние года полтора, конечно, обрёл славу политического деятеля, благодаря тому, что участилось применение фитосанитарных процедур, которые по странному совпадению почти всегда оказывались направлены против стран, с которыми были те или иные политические конфликты. И в этом смысле он стал неким символом, уход которого немного меняет атмосферу. Но, естественно, не доктор Онищенко был носителем самой идеи применения такого инструмента. Я думаю, что его особенность заключается в том, что он настоящий фанатик своей работы, санитарии и контроля, и если бы ему дали возможность реализовать свои намерения и желания, то он, без всяких политических указаний, запретил бы большую часть того, что есть. Потому что у него крайне высокие критерии. И когда на этой должности такой человек, то, конечно, его гораздо проще направлять в нужную сторону. Но, безусловно, ни он, и ни какой-то другой чиновник на этой позиции не принимают каких-либо стратегических решений: эти страны мы наказываем, а эти страны мы поощряем. Я думаю, что другая фамилия просто немного отведёт внимание от этой сферы. Онищенко — действительно очень яркий человек, который стал олицетворением определённого курса, но сама по себе процедура использования такого рода инструментов вряд ли уйдёт, хотя, может быть, она будет несколько менее вызывающей, менее демонстративной.

В принципе ведь проблема использования фитосанитарии как политического рычага, прежде всего, связана с тем, что у России довольно бедный ассортимент способов воздействия на другие страны. И это не связано ни с Онищенко, ни с Роспотребнадзором, это связано с неким общим кризисом российской политики в отношении своих соседей. Но это значит, что всё равно при необходимости это будет использоваться. Хотя, может быть, просто в силу личности приемника это не будет носить такого яркого, вызывающего характера.

За рубежом уход Онищенко, конечно, заметят. Опять же, справедливо или нет, но он стал звездой, с ним ассоциировалась очень определённая политика в большинстве соседних стран. Это Украина, Молдавия, Таджикистан, Литва, короче говоря, легче найти те страны, которые не были предметом внимательного изучения Роспотребнадзора. Опять-таки, может быть, это не его заслуга, и он к этому не стремился, но так уж вышло, что он стал символом, и его уход, безусловно, заметят.

Алексей Кондауров, депутат Государственной думы, генерал-лейтенант ФСБ в отставке:

Сейчас много всяких инициатив, которые связаны с ужесточением законодательства и ограничением свободы — это просто одна из них. К Интернету в данный момент большое внимание со стороны наших законодателей, что-то всё время ограничивают. Ну, примут очередной ужесточающий закон, и что? Флаг им в руки, как говорится. Если власть задумала что-то ужесточить, она это сделает, но практического смысла в этом для обеспечения безопасности людей и страны я не вижу. Просто очередная безумная идея.

Технически сейчас, думаю, это можно сделать. Те же американцы доказывают, правда, не в Интернете, а в деле перехвата всяких разговоров и сообщений, что можно достаточно полно контролировать информационное пространство.

Вообще экстремизм — очень размытое понятие, подразумевающее всё что угодно: разжигание национальной розни, высказывания, которые можно истолковать как угрозы террористического свойства. Но что мы видим на практике? Пожаловались в прокуратуру на Жириновского, которого со всей очевидностью есть в чем обвинить. И оскорбления, и ущемление национальных интересов — вот, займитесь, чего ж в Интернете рыться, все лежит на поверхности. Но это же Жириновский, ему позволено делать такого рода высказывания. А людей из оппозиции за несравненно меньшие проступки тащат в суд и отправляют за колючую проволоку.

Если бы Колокольцев был серьёзно озабочен проблемами безопасности страны, он бы больше внимания уделял качеству работы своих подчинённых и тем безобразиям, которые они творят, размахивая дубинками на мирных шествиях и таща потом людей в суд. А он озабочен, как эту власть, даже не саму власть, а отдельных её представителей, уберечь от неприятностей приближающегося социального взрыва, которые накатывают со всей силой, поскольку экономика грохается. Вот его основная забота, а вовсе не обеспечение безопасности жителей страны. Поэтому все его заявления нужно рассматривать в том смысле, что это власть беспокоится об удержании власти, а не об интересах граждан.

Владимир Чижевский, член штаба Конвента Пиратской партии России:

Оправдываясь за провал реформы МВД, господин Колокольцев обозначил ряд резонансных вопросов, которые якобы могут решить проблемы нарастающего напряжения и беззакония в обществе. Все эти мероприятия требуют как значительного финансирования, так и дополнительных процессуальных и законодательных изменений для внесудебного правоприменения.

По существу репрессии планируют направить не на борьбу с преступлениями, а на распространение информации о преступлениях. На небезразличных людей, на активную молодежь. Получается, что вместо того, чтобы осмысленно, профессионально и честно делать свою работу, ведомство требует денег и ограничения конституционных свобод для подавления протестов возмущенных граждан, вызванных именно коррумпированным бездействием сотрудников этого самого ведомства.

Нет никаких сомнений, что более чем полностью зависимая законодательная ветвь власти примет любые законы и бюджеты, продиктованные из Администрации президента. И никакие общественные инициативы не играют в процессе принятия подобных решений никакой роли, в чем мы могли наглядно убедиться на примере «антипиратского закона».

Что касается технологий, которые будут использованы для реализации подобных решений, ничего, кроме банального мониторинга легального персонифицированного сегмента сети на деньги налогоплательщиков, МВД предложить не в состоянии. Ведомство даже не в состоянии квалифицировано анализировать накопленные базы системы СОРМ.

Что касается настоящих преступников и террористов, они продолжат осуществлять свою деятельность вне рамок технически и профессионально доступных возможностей ведомства. Было бы по-иному, страдали бы не граждане, а криминалитет.

В оправдание господина Колокольцева, можно сказать лишь одно: что проблемы его организации возможно разрешить только в рамках реформы всей государственной системы.

Дмитрий Орешкин, политолог:

На мой взгляд, это очень органично вписывается в советскую модель управления, которую упорно восстанавливает Владимир Путин, называя ее «вертикаль». Суть заключается в экспансионистском подходе, при котором не предпринимается усилий, чтобы повышать экономическую эффективность, конкурентоспособность уже имеющихся территорий, что подразумевает инвестиционный стиль управления, например, строительство железной дороги до Якутска и дальше, чтобы туда не возить харчи самолётами. Отсутствие возможности реализовывать инвестиционный стиль развития компенсируется или сопровождается виртуальными попытками освоить новые территории, с тем, чтобы развивать экономику за счёт новых видов природных или социальных ресурсов. Второе, понятное дело, к Арктике не относится, потому что там социальных ресурсов нет. Кончается это всё, естественно, тем, что в советские времена называлось долгостроем: инвестируют, потратят, в конечном итоге окажется недостаточно, и пафосная, начавшаяся под всеобщие аплодисменты крупная программа по освоению условной целины или строительству БАМа заканчивается ничем, потому что сама система ценностей не интенсивная, а экстенсивная.

Это — неразрешимое противоречия, в котором всегда билась и продолжает биться мысль советского менеджмента. Товарищ Сталин вычерпывал демографические ресурсы из срединных районов России и бросал их на завоевание новых территорий, будь то часть финской республики, Прибалтика или, после войны, страны народной демократии, при этом не инвестируя в свою собственную территорию, а наоборот — изымая из неё ресурсы. В этом есть глубокое технологическое противоречие между системой ценностей и системой реальных нужд, и это противоречие прикрывается пафосной риторикой про освоение «неведомых земель». Примеров масса — вместо того, чтобы допустить на селе частную собственность и, соответственно, повышение интенсивности освоения старых пахотных территорий, мы их подвергаем запустению с помощью коллективизации, а потом вынуждены осваивать целину. Это всё — признак того, что путинская система управления пришла в тот же совершенно предсказуемый тупик, что и советская.

Ещё один пример — та самая платформа «Приразломная», которую штурмовал «Арктик Санрайз». Все говорят про юридическую составляющую, справедливы или несправедливы аресты, но никто не говорит о том, что сам проект этой платформы был инициирован 15 лет назад, построена она была, соответственно, уже давно и до сих пор не добывает нефти. Так вот вместо того, чтобы довести до ума эту платформу, нам гордо рассказывают про освоение северного морского пути и так далее. Заранее можно сказать, что денег не хватит. Ни денег, ни людских ресурсов. Их уже сейчас не хватает на поддержание штанов в той же Якутии, и приходится, вопреки очевидной нецелесообразности, забрасывать тонны продовольствия по воздуху, что делает это продовольствие, по понятным причинам, золотым. Уже сейчас мы платим за то, что за все годы советского и постсоветского процветания мы не провели туда железных дорог. Зато в изобилии провели их на Красную Поляну ради Олимпийских игр, выставочной, пропагандистской части. Я думаю, что это — очень органично, очень предсказуемо, очень бесперспективно и свидетельствует о том, что ребята «приехали».

Дмитрий Орешкин, политолог:

Я это интерпретирую так же, как и повышение зарплаты и прочих выплат депутатам. Владимир Путин — абсолютно советский, чекистский с точки зрения менеджмента человек, поэтому он понимает, что политический контроль осуществляется через элитные группы. Он глубоко не верит, даже презирает, демократические установки, то есть говорит о них, как и советские люди говорили, но на деле понимает, что власть зависит от того, насколько тебе лояльны, прежде всего силовики, а во-вторую очередь — бюрократия. Поэтому о них он и заботится. Собственно, вся вертикаль построена на принципе коррупционной скупки лояльности «кого надо». Граждане не являются группой влияния, лояльность которой стоит покупать, поэтому можно делать что угодно с пенсионными накоплениями. Лояльность граждан обеспечивают их начальники. Если начальник в порядке и он достаточно жёсткий и эффективный менеджер, то и этих самых граждан он будет держать в ежовых рукавицах. Идеальный вариант — это Кадыров. Он контролирует ситуацию, соответственно ему и надо платить, он распределит это между своими кланами, он знает, кому сколько надо, эти кланы, в свою очередь, контролируют ситуацию на местах, и Чечня нормальна. С точки зрения Путина, Чечня — нормальна. Ну, там кто-то кого-то убивает, понятно, что выборы фальсифицированы и никаких свобод нет, но контроль есть, а это самое важное.

Соответственно задача не в том, чтобы скупить лояльность граждан — в гробу эти граждане были виданы неоднократно, важнее обеспечить лояльность Чурова и его команды, которые считают голоса. В этом ключе вся система и работает. Есть люди, которые обладают реальными ресурсами: политическим, медийным, административным, вот о них и надо заботиться. И если их интересы удовлетворены, то никаких бед государству ожидать не приходится. Эти люди — бюрократы, депутаты, силовики. Единственное, тут важно соблюсти баланс интересов.

Путин чувствует, что что-то неправильно, его власть начинает шататься — значит, надо прибавить усилий для покупки элитных групп. Отсюда все эти VIP-залы и зарплаты, благо в масштабах страны они недорого стоят. Подумаешь, повысили выплаты депутатам, 450 человек всего, по 250 000 рублей или 8000 долларов в месяц, это 100 000 долларов на рыло в год, 45 миллионов, получается, долларов в год на всех. В общем, цена одного современного боевого вертолёта. Можно, в конце концов, и пожертвовать этим для того, чтобы депутаты не портили жизнь. Копейки, по большому счёту. А если повысить на чуть-чуть каждому пенсионеру, которых не 450 человек, а 45 миллионов, то это стоит гораздо дороже, и главное — гораздо менее эффективно, потому что всё равно пенсионеры счастливыми не сделаются. Поэтому лучше концентрированно купить лояльность 450 человек, чем рассеять ресурсы на 45 миллионов. В этом смысле всё рационально — вопрос только, не ошибся ли он с балансом. Но это будет видно через некоторое время.

Михаил Бергер, экономический обозреватель:

Понятно, почему Медведев против — именно при нём было принято предыдущее решение, именно он ограничил возможности силовиков возбуждать дела по экономическим обвинениям без налоговой полиции. И конечно, ему не хочется отдавать ни зимнее время, ни некоторую либерализацию бизнеса, ни что-либо ещё. Но главная причина состоит в том, что налоговая служба плохо администрирует сбор налогов, особенно со средних и мелких предпринимателей. Большим компаниям, которые все на виду, деваться особенно некуда, а со среднего и мелкого не собирают. И им неохота этим заниматься, они не знают, как им этим заниматься, и, видимо, на самом деле реальные инициаторы этой истории — это сами налоговики, которые хотят запугать всех с помощью полицейского и заставить платить. А силовики не против, потому что это даёт им огромные возможности. На самом деле это, конечно, варварский способ и прямая дорога к произволу и давлению на бизнес, особенно средний и мелкий.

После решения Медведева ситуация улучшилась по сравнению с тем, что было. Потому что дела, которые возбуждаются, довольно часто выигрывают предприниматели, а когда силовики будут это возбуждать, можно же будет даже до суда не доводить. Просто прижать, закрыть, посадить в СИЗО, мы знаем, как там умеют людей обрабатывать, заставить заплатить или отдать бизнес и так далее. А правила, которые действуют сейчас, они, конечно, очень освобождают бизнес. Если суммировать, это — совместная инициатива силовиков и налоговиков по компенсации полицейскими способами своего неумения в рамках существующих правил и регламентов администрировать сбор налогов. 

Владимир Рыжков, РПР-ПАРНАС:

Совершенно очевидно, что в бывшем тандеме есть определённая напряжённость. То и дело возникают разного рода недоразумения и конфликты, Путин отменил почти все реформы, которые провёл Медведев. Осталось ещё только вернуть зимнее время и переименовать полицию в милицию, а всё остальное уже отыграно назад. Плюс, нарастают экономические трудности в стране, экономический рост остановился и никаких перспектив не видно. Видимо, это раздражение со стороны Путина объясняется тем, что он видит — ситуация ухудшается, и правительство, с его точки зрения, недостаточно хорошо работает, и это недовольство периодически прорывается, как в данном случае. Но я не думаю, что Медведев реально пойдёт судьбой Кудрина, думаю, его стратегия всё равно будет направлена на то, чтобы удержаться на посту премьера.

Станислав Белковский, политолог, директор Института национальной стратегии:

Я считаю, что никакой политической стороны у данного события нет. Это высказывание не свидетельствует об отставке Дмитрия Медведева в ближайшие дни, оно связано, скорее, с накопленным раздражением Путина тем фактом, что его всё время выставляют плохим, в то время как остальные чиновники остаются хорошими, и при этом продолжают работать как ни в чём не бывало. То есть Путин просто хотел сказать, что он, во-первых, не возвращает старые нормы соответствующего законодательства, поскольку не даёт МВД права просто возбуждать уголовные дела по налоговым преступлениям, а даёт эти права исключительно Следственному комитету на основании материалов, собранных МВД. Во-вторых, он сказал, что, по его мнению, налоговые расследования практически прекратились после того решения, а никаких сантиментов в адрес предпринимателей Владимир Путин не испытывает. Но основная его мысль была в том, что всякий чиновник, который хочет выглядеть лучше, чем власть в целом, должен сначала из этой власти уйти. Несправедливо, когда ты занимаешь высокую должность и пользуешься всеми дивидендами, которые она приносит в экономическом и политическом смысле, но при этом при первом же конфликте занимаешь популярную точку зрения и выставляешь дураком и врагом рода человеческого того самого человека, который тебя на эту должность назначил. При этом я не исключаю, что в личном плане он вообще имел в виду скорее не Медведева, а министра экономического развития Алексея Улюкаева, потому что именно Минэкономразвития направило разгромный отзыв в правительство по поводу законодательных новаций Владимира Путина. Высказывание Медведева не разрушает доверительных отношений внутри тандема, и, несмотря на имеющиеся противоречия, хоронить Медведева пока рано, во всяком случае, на основании этого высказывания.

Евгений Ясин, научный руководитель НИУ ВШЭ:

Президент не ограничивал себя в различного рода популярных мерах в течение избирательной кампании и какое-то время после её окончания, и конечно, возможности бюджета были существенно превышены. Плюс к этому позже мы узнали, что темпы роста экономика упали и рассчитывать на те ресурсы, которые были запланированы, невозможно. Но это, в общем, было ясно всегда, просто поначалу никто об этом не говорил, потому что было понятно, что президент добивается повышения своей популярности, увеличения влияния в обществе и для этого ему нужна достаточно ярко выраженная популистская политика. Потом этот период прошёл, наступил другой: известно, что целый ряд сокращений затрат был осуществлён федеральным правительством, и, видимо, сигнал был воспринят и руководителями субъектов Федерации. Теперь "Единая Россия" попытается объяснить губернаторам, что так просто номер не пройдёт, особенно если будут урезать такие популярные меры, как пособия родителям и другие. При этом всё происходит на фоне значительного сокращения трансфертов в региональные бюджеты из федерального. Вся эта ситуация просто отражает напряжённое положение финансов в нашей стране в настоящее время, необходимость выработать какую-то сбалансированную политику, которая способствовала бы движению дальше, и, самое главное, способствовала бы повышению темпов экономического роста, деловой активности и так далее. Но пока не получается. И неясно, каким образом этого могут добиться наши власти, оставаясь в рамках провозглашённой сейчас программы.

Если искать такую экономическую политику, которая не снижала бы жизненный уровень людей, в то же время позволяя финансировать развитие силовых структур, армии и т.д., то такой политики нет. Любая политика будет предполагать определённые жертвы, после того как мы перешли границу разумных расходов, которые мы могли себе позволить. Дело в том, что когда складывается такая ситуация, то переход к какой-то более разумной политике, смена флажков на пути следования страны осуществляется не сразу. Это нужно пережить, переболеть, власти нужно понять, что она не сможет обойтись без изменений, народ должен понять, что ему придётся чем-то жертвовать, что надо подтягивать пояса. Это требует времени. Это время можно использовать для того, чтобы уже делать какие-то шаги, но всё равно: завтра выйти и провозгласить такую политику, чтобы все прилагали все силы и мы быстро прошли трудности и пошли вперёд, я боюсь, не получится.

Евгений Гонтмахер, заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений:

Все губернаторы, ну, или практически все, делают всё, что могут. Если брать нормальных губернаторов, они все делают максимум с точки зрения обеспечения социальных программ, просто у них денег нет. Сейчас всё направлено на то, чтобы выполнить путинское поручение по очень сильному повышению зарплат. Поэтому деньги отвлекаются туда, а больше их нет. Поэтому я губернаторам не завидую. В большинстве региональных бюджетов ресурсов просто не хватает, и главам регионов остаётся только поджимать бизнес свой как-то или ещё что-то. На сбор налогов они вряд ли могут воздействовать. Я считаю, что они не виноваты, они не ставят перед собой задачу уменьшить социалку, просто вынуждены так однобоко всё финансировать.

Вообще нужно было, конечно, с бюджетом немножко по-другому поступать. Это же классика — есть очень большие траты федерального бюджета, которые связаны с обороной, с безопасностью. Эти деньги вполне могли бы идти на выполнение тех же социальных программ, к примеру, на помощь регионам. Кроме этого, есть системные проблемы взаимоотношений, конечно, надо передавать полномочия субъектам Федерации с деньгами, это важно. Это классические рецепты. Вообще это вопрос системный, все на самом деле зависит от федерального уровня.

Антон Носик, журналист, популярный блогер:

Хотел бы сразу обозначить, что всё законотворчество в России — процесс довольно-таки символический и условный. У нас в стране есть как бы две реальности: одна реальность это та, которая прописана в законах, а вторая — та, которую мы видим вокруг себя. И эти реальности никак друг с другом не связаны, в том числе и причинно-следственно. Поэтому новый закон, расширяющий полномочия ФСБ в вопросах следствия за пользователями Интернета, на самом деле не имеет никакого отношения к возможностям ФСБ по слежке за пользователями Интернета. Потому что они уже следят ровно настолько, насколько у них есть технические возможности, прописанные в нормативах, которые принимаются по линиям Минсвязи и спускаются провайдерам. На сегодняшний день у них и так полный, беспрепятственный доступ ко всем нашим коммуникациям, который технически не требует никакой санкции суда, никакого официального оформления обращения. По большому счёту принятие законов, которые говорят: можно вот то, можно вот это — ритуальные силовые игры. Если мы посмотрим на российскую практику правоприменения, то она совершенно никак не привязана ни к букве, ни к духу закона.

При этом ситуация с киберпреступностью в России чудовищная, потому что собственно с киберпреступностью никто не борется. Именно поэтому мы являемся одним из крупнейших мировых плацдармов интернет-преступников. Реально основные формы киберпреступности — рассылка вирусов, троянов, взломы,Ddos-атаки, несанкционированный доступ, а по этим поводам у нас практически не ведётся никакой оперативно-следственной работы, нет сколько-нибудь заметных случаев привлечения к суду. Вся активность правоохранительных органов в Интернете целиком замыкается на борьбу с теми или иными высказываниями, которые классифицируются ими как экстремизм. Практически там политический сыск. Борьба с людьми вроде того блогера, который написал в сети статью «Карелия устала от попов» и был вынужден бежать из Петрозаводска — вот то, что у нас называется киберпреступностью и чему противодействуют.

Во всём мире киберпреступностью называются совершенно другие вещи, с которыми в России не борются вообще никак, хотя есть и инструменты, и законы, и более-менее понятны подходы. Но, тем не менее, у нас такая специфика: как минимум последние 10 лет под борьбой с киберпреступностью подразумевается сугубо политический сыск, розыск авторов неугодных постов в блогах и на форумах. И при этом, поскольку реальных жуликов, взломщиков, похитителей номеров кредитных карт, организаторов Ddos-атак, в том числе по коммерческому заказу, никто не ловит, то Россия является таким «пиратским бастионом» для всего остального мира. Огромное количество случаев, когда наши взломщики похищают номера кредитных карт иностранных магазинов и шантажируют их владельцев. А всё то, что вчера напринимали, для борьбы с этим совершенно бесполезно и бессмысленно, это нужно исключительно для продолжения политического сыска.

Геннадий Гудков, российский политик, предприниматель, полковник ФСБ в запасе:

Я сам в прошлом сотрудник оперативного подразделения. Сам работал с агентурой, курировал объекты или линии, где нужно было приобретать источники. Никаких проблем у ФСБ с оперативно-розыскными мероприятиями, с оперативной работой, связанной с Интернетом, с провайдерами, с каналами связи, нет. Надо тебе — вербуй. Вербуй источники у провайдеров, устанавливай конфиденциально-доверительные или просто нормальные человеческие отношения, и тебе всегда всё дадут. В моей практике не было ни одного случая, когда мне бы в чём-то отказывали, если это действительно требовалось для безопасности страны.

Поэтому, думаю, что сейчас речь идёт не об улучшении информационной безопасности. Это просто борьба с оппозицией, по сути дела — новая цензура, которая будет проводиться с помощью спецслужб. Глубоко убеждён, что сегодня ни ФСБ, ни МВД, ни ФСКН, ни другими ведомствами не пресекается львиная доля преступлений, которые совершаются через Интернет. Я просто смотрю на отдельные сайты и вижу явную рекламу наркосодержащих препаратов, вижу огромное количество различной порнографии, огромное количество совершенно отмороженных призывов, и с этим никто по большому счёту не борется. Это говорит о том, что те возможности, которые сегодня есть, реализуются, дай Бог, на 20%. 80% преступлений, которые попадают под компетенцию тех или иных служб, остаются реально вне поля их внимания. Зачем заниматься преступлениями в Сети, если на рынках, допустим, тот же полицейский гораздо больше зарабатывает, чем если он будет годами сидеть в Интернете и вылавливать каких-то мерзавцев, негодяев и подлецов.

Совершенно очевидно, что власть сегодня пытается подмять под себя Интернет, подмять под себя популярных блогеров, которые имеют десятки, а то и сотни тысяч подписчиков. Мы уже имеем практику, когда за ретвит, за то, что человек просто сделал копию чужого электронного сообщения на своём аккаунте, начинают привлекать к уголовной ответственности. А потом выясняется, что этот блогер жёстко критикует и разоблачает власть. Это решение принято исключительно в целях политической расправы. В том, что реальные преступления в Сети будут оставаться безнаказанными, у меня сомнений нет. В том, что усилия будут в основном направлены на поиски внутренних врагов режима — тоже. Поэтому, думаю, это всё идёт к тому, чтобы не только установить в России цензуру, но и контролировать Интернет, преследовать активных участников сетевого сообщества, имеющих влияние на подписчиков.

Я, например, не очень крутой блогер, но у меня 65 тысяч подписчиков в "Твиттере", у Алексея Навального — 450 тысяч, у Ксении Собчак — почти 800 тысяч, у Ильи Яшина около 80 тысяч, у Бориса Немцова тоже много. Они все имеют десятки тысяч людей, которые постоянно следят за их сообщениями, оценками, комментариями. Полагаю, что сейчас выделят 50-60 влиятельных людей в Сети, по ним будут работать, их будут провоцировать, пытаться им подсовывать сомнительные материалы, с тем чтобы потом их нейтрализовать. Глупая на самом деле тактика. Она не приведёт ни к чему хорошему, только к расширению противостояния. Блогеры просто будут писать в Интернете под вымышленными именами, тем более что, как мы все прекрасно знаем, серверы находятся не в России. Сеть выработает способ противодействия этому политическому сыску, а это по сути политический сыск в Интернете. Именно для этого даются полномочия и технологии, которые позволяют минимизировать усилия ФСБ по поиску и ликвидации оппозиции.

Когда ФСБ и МВД действительно борются и пресекают преступную деятельность, я готов им помогать. Но когда я вижу, что за ретвит заводится уголовное дело, когда 282-я статья имеет чрезмерно широкое толкование и любая критика власти воспринимается как уголовное преступление, экстремизм, у меня не остаётся никаких вопросов. Я понимаю, что люди у власти пытаются удержать свои места любой ценой, в том числе — нарушением Конституции, всех принципов и прав людей на сбор и хранение информации, на свободу распространения своего мнения. Недаром только 6% населения считает, что власть соблюдает Конституцию, остальные 94% говорят, что власть действует за пределами основного закона. Вот истинная оценка «правового государства», которым является Россия. Поэтому, ещё раз подчёркиваю, это просто политический сыск в Сети.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора Центра политических технологий:

Тут есть два момента. Первое, и на самом деле самое важное — специфика взаимоотношений России и Запада. Россия традиционно позиционировала себя как страна европейская, как страна, которая идёт в направлении расширения связей с Западом, для которой Запад является в определённой степени ориентиром. Конечно, идёт она очень оригинальным путём, то НТВ разгонит, то Ходорковского посадит, но всячески подчёркивалось, что это — исключения, связанные с борьбой с олигархами, а наша цель всё равно — максимальное сближение с Европой. Сейчас концепция изменилась.

Конечно, и раньше было много критики, но по конкретным поводам, например, по вопросу противоракетной обороны или по каким-то проблемам применения права. Сейчас антизападничество получило традиционную рамку. Россия признаётся страной, которая является ориентиром для всех сторонников консерватизма, традиционных ценностей, в том числе семейных, а путь Запада, особенно западной элиты, признаётся тупиковым. Это проблема. То есть противоречия носят уже цивилизационный характер, и в послании это обозначено предельно чётко, при том что сохранились, и даже увеличились в количестве, конкретные претензии, в том числе был представлен впечатляющий список военных угроз. Соответственно это, в общем и целом, говорит о том, что консервативная тенденция, с которой антизападничество связано неразрывно, будет и дальше продолжаться.

Второй момент, уже внутриполитический, это отношение к правительству. С правительством на сегодняшний момент ситуация неоднозначная. С одной стороны, президент не хотел бы увольнять кабинет министров, потому что тот ещё не сделал много чего непопулярного, в частности не завершил пенсионную реформу. С другой стороны, Путин явно недоволен тем, как правительство занимается исполнением его поручений, что оно сомневается по поводу выполнения его указов, подписанных в прошлом году и носящих ярко выраженный популистский характер, недоволен тем, как правительство проводит реформы в различных отраслях. И по этому посланию и по некоторым предыдущим мероприятиям, в частности по экономическому совету, по общению с представителями ОНФ, видно, что президент всё больше берёт на себя инициативу в пространстве, где по идее должно распоряжаться правительство. Берёт он её очень аккуратно, концентрируя внимание на двух основных сторонах своего образа. Один — традиционный образ народного заступника, «хорошего царя», и это в первую очередь связано с его прошлогодними указами. А второй образ — это образ реформатора, который указывает, как успешнее всего проводить социально-экономические реформы. Самых острых вопросов президент не касается. Про наиболее негативно воспринимаемые обществом преобразования, в частности про пенсионную реформу, он ничего не говорил, а затронув реформу здравоохранения, сконцентрировался на аспектах, которые воспринимаются положительно, в основном на технологической модернизации отрасли.

Что касается демократизации политики, то, во-первых, президент не стал концентрировать внимание на политической реформе, на амнистии, то есть на тех вопросах, где он вряд ли смог бы сказать что-то утешительное для либералов, но которые, в то же время, мало волнуют его электорат. Много говорилось о консультативной демократии, через общественные советы при министерствах и ведомствах и через некоторую реорганизацию Общественной палаты. Но особенность консультативной демократии состоит в том, что в ней в основном участвуют структуры, которые защищают свои корпоративные интересы, продвигают свои идеи, поэтому в большинстве случаев они не идут на конфликт с властью. Если нужно проллобировать тот или иной проект, самая большая глупость, которую можно сделать — присоединиться к оппозиции. Наоборот, ясно, что надо договариваться с властью. Ну и кроме того, тут упор на слово «консультативная», то есть большое количество обсуждений, которые ни к чему не обязывают. То есть власть может пойти навстречу тем или иным консультативным группам, представленным в Общественной палате, а может отклонить их предложения. Ничего от этого не изменится, я думаю.

В то же время, если говорить здраво, то был один интересный момент. До послания ходили слухи, что оно будет ультрареакционным. Что отменят выборность глав крупнейших муниципалитетов, сведя всё местное самоуправление на районный уровень в крупных городах. Обсуждался вопрос о том, что вроде бы будут какие-то конституционные поправки. А когда о них заходит речь, сразу же вспоминается депутат Мизулина с её предложением отметить особую роль православия в истории и культуре России, вспоминается предложение об обязательной идеологии и так далее. Думаю, что ряд таких радикальных предложений, включая реформу Конституции, продвигаются с разными целями. Например, сохранить выгодную власти повестку дня — пускай политики спорят не про коррупцию, а про обязательную идеологию. Причём эта повестка невыгодна для либералов, так как позволяет обвинить их в том, что они не уважают православие, не уважают традицию, вообще не патриоты и так далее. В то же время такие радикальные предложения позволяют президенту позиционировать себя как некоего центриста. Он от них отстраняется, дистанцируется, и может так образом не предпринимать каких-то либеральных мер, а просто отказаться от проведения реакционных и уже позиционировать себя как центриста.

Что касается отказа от выборности глав крупнейших муниципалитетов, то это было бы очень скандальное решение на фоне того, что это единственный реальный шанс для оппозиционеров выиграть какие-то серьёзные выборы. Думаю, от этой идеи до конца не отказались, президент говорил о местном самоуправлении, выразил явно скептическое отношение к его теперешнему состоянию, но я думаю, что на сегодняшний момент эта идея выглядит слишком взрывоопасно. Если её будут реализовывать, то только по «просьбам трудящихся», как было в советское время, то есть если это предложат сами организации местного самоуправления. Не факт, что это будет реализовано, но если будет, постараются, чтобы президент не был инициатором этого дела, так как большая часть населения в крупных городах хотела бы выбирать своих начальников. А то, что эти инициативы не были озвучены, означает, что как минимум часть либеральной общественности вздохнула с облегчением, получив свой пряник. Но вообще, даже если какая-то либерализация будет проводиться, то только с колоссальной осторожностью и оглядкой, и любые соответствующие реформы будут уравновешиваться консервативными шагами. Характерно, что в тот же день, когда было зачитано послание, суд признал иностранным агентом общественное движение «Мемориал». В обозримом будущем реакционные решения всё равно будут превалировать над теми или иными либеральными сигналами.