Россияне в большинстве своем политически аморальны. Особенно старшего возраста. Аморальность россиянина не в том, что он сам аморален, а в том, что не видит ничего особенного в том, что власть аморальна, коррумпирована. Это привычно. Россияне приспособились к репрессивному государству. «Средний» россиянин – бедный и не инициативный человек. Он привык жить в стране, где власть не подчинена обществу, а административный произвол – норма жизни. Это человек смирившийся, для которого двоемыслие – способ уживаться с властью.

По данным последних опросов Левада-Центра, лишь 17% считают, что Путин и его окружение виновны в злоупотреблениях властью. 29% категорически отказываются в это верить. Остальные – а это больше половины – либо признаются, что их это вообще не интересует, либо считают это не важным: «Важно, что при нем жить стало лучше». В начале века из-за роста цен на нефть это действительно было правдой, ведь с 2003 по 2008 год реальные доходы населения росли в среднем на 6–8% в год. Но в последние годы они существенно упали. И все же по опросам 64% россиян скорее одобряют политику Путина.

Большинство понимает, что коррупция, разворовывание денег налогоплательщиков блокирует рост отечественной экономики. Но проблема коррупции не стоит для них на первом месте. Видя коррумпированность власти, они не хотят с этим бороться, просто не одобряют. На первом месте у нас стоит проблема выживания: общее падение уровня жизни, медицинского обслуживания. Эта тенденция наметилась задолго до пандемии, когда в ходе так называемой оптимизации медицины по всей стране стали закрываться медицинские учреждения, амбулатории, больницы, роддома. Сюда же относится и проблема дороговизны лекарств – как часть классической проблемы роста цен, которая лидирует среди тревог россиян.

Сегодня население России в большинстве своем – не нищее. Оно умеренно бедное, но без всяких надежд выбраться из этого состояния. И власти это выгодно. Несмотря на всю риторику о повышении уровня жизни, власть будет делать все, чтобы население оставалось на невысоком уровне жизни. Такая бедность выгодна, ибо с ростом благосостояния растут требования и претензии к власти. Пока наши потребности находятся на уровне возможности прокормить семью, купить на замену новый холодильник, тем более машину, да и ту – в кредит, нам не до политической активности.

Россияне видят политику только по телевизору, да и то – смотрят как футбольный матч и не хотят в этом участвовать. Сегодня до 80% жителей России не видит смысла участвовать в политике ни в каком качестве. Это не значит, что все они поддерживают нынешнюю власть. Недовольных примерно треть. Из них 10–12% – это радикальные противники действующей власти. А еще процентов 18–20 «брюзжат», т.е. недовольны, но не способны даже рационально выразить свое недовольство. Все недовольство ограничивается разговорами на кухнях и постами в Фейсбуке, а не участием в общественно-политической жизни.

Эмиграция для абсолютного большинства недовольных тоже не выход. Хотя больше 20% заявили о том, что хотели бы эмигрировать, среди молодых – почти половина опрошенных. Но это – всего лишь мечты. С начала 1990-х уехало из страны порядка четырех миллионов человек. Эта цифра несравнимо меньше, чем число тех, кто сегодня заявляет о желании уехать. Эмиграция для абсолютного большинства – инфантильные маниловские мечтания.

В желании эмигрировать есть фактор притяжения, то есть желание жить в стране с высокими зарплатами, безопасностью, с возможность профессиональной самореализации, это забота о будущем детей и т.п. Этот фактор является решающим для большей части уезжающих навсегда. Но есть и фактор вытеснения, то есть причины, по которым человек больше не может оставаться в стране. Он сегодня действует только для некоторых, относительно немногочисленных групп населения – для свидетелей Иеговы, политических активистов, блогеров. То есть тех, кого нынешняя власть буквально вынуждает, как в советские времена, покидать страну. Но это не миллионы людей, которые заявляют, что хотели бы уехать, но реально никогда не уедут.

 У тех, кто остается, стратегия выживания – это приспособленчество. Уход в заботу о собственном здоровье, о здоровье и благополучии близких, погружение в семейные и дружеские отношения. Это решение повседневных задач. Горизонт планирования при этом – очень короткий, буквально 2–3 месяца. То есть если завтра останешься без работы, сможешь протянуть какое-то время, а что делать дальше – непонятно.

Люди не хотят и не могут анализировать происходящее. Нет – склонности к анализу. У большинства россиян нет понимания причинно-следственных связей, например, между присоединением Крыма и ростом цен из-за санкций и политики контрсанкций. В большинстве своем они не могут сопоставить рост цен с происходящим во внешней политике, с ее последствиями. В сознании населения внешняя и внутренняя политика полностью разорваны. Внешняя политика вообще относится к разряду мифологии. Нет совершенно никакого понимания того, как внешнеполитические просчеты влияют на повседневную жизнь. Да и в отличие от роста цен в магазине, во внешней политике невозможно ничего проверить. И тут остается только слушать официальную пропаганду и верить, что, к примеру, Майдан устроили американцы. Это опять же на руку власти: возможности манипулирования сознанием населения на поле внешней политики почти безграничны, поэтому все бесконечные политические ток-шоу, Соловьевы и Киселевы поют именно про внешнюю политику, а не про внутренние проблемы.

Россияне «ведутся» на это манипулирование. То есть телевизор по-прежнему побеждает холодильник. Потому что то, о чем вещает телевизор, чрезвычайно важно для многих – это возможность, пусть и иллюзорная, переживать чувство силы, престижа, гордости за принадлежность к большому государству, обладающему ядерным оружием, страны, которую другие должны бояться. Именно об этом свидетельствуют опросы.

 Для забитого, униженного, обозленного и бедного населения осознание принадлежности к супердержаве, какой, по общему мнению, был СССР и на авторитет наследников которого претендует путинское руководство, компенсирует все комплексы неудачников в частной жизни, снимает и травмирующие переживания зависимости от аморальной власти, произвола и т.п. Это, к примеру, психологически повлияло на восстановление – в сознании россиян – статуса «великой державы». Если в начале 1990-х годов большинство опрошенных говорило об утрате страной этого статуса и не видело в нем смысла, то к концу десятилетия фиксировалась острая потребность вернуть этот статус. Сегодня мы видим, что почти две трети респондентов уже живут в «великой державе».

Переломным моментом в общественном сознании был приход Путина, сделавшего такого рода запросы основой своей идеологической политики и легитимности своей власти. И это было ответом на массовые ожидания такого лидера, способного вывести страну из трансформационного кризиса 90-х годов, особенно из экономического кризиса 1998-го и волны терактов 1999 года. Переживание краха советской империи было очень острым и продолжительным, оно усугублялось бездарной, ненужной и несправедливой, по мнению большинства россиян, многолетней чеченской войной, общей дезориентированностью, утратой иллюзий, которые породили Перестройка и последующие реформы, а также безрезультатные протесты 2011–2012 годов.

Поэтому наряду с ростом компенсаторного и защитного русского национализма, идеологического имперского национализма, который назвал себя «государственным патриотизмом» и настаивал на том, что Россия – это особая цивилизация, для которой западные ценности – демократия, права человека и проч. – вещи чуждые, несовместимые с духом ее традиций, культуры, стал очень заметен подъем низовой агрессивной ксенофобии, достигшей пика в 2013 году. Так постепенно происходило вынужденное, заместительное (в том смысле, что оно заменяло российскую реальность) имперское самоутверждение, которое окончательно оформилось на волне эйфории от присоединения Крыма. Тогда мы и убедили себя в восстановления статуса великой державы.

83% респондентов – и это рекордное число, сравнимое только с посткрымским периодом – уверены, что «кругом враги». США относят к числу «недружественных стран» 66% россиян, а Украину – 40%. Конечно, враги у нас не только внешние, но и внутренние. Россия видится осажденной крепостью, а власть – защитницей людей от врагов. На этом и держится то, что примерно две трети россиян поддерживают правящий режим.

В текущей ситуации нет ничего радостного, ни у кого нет настоящей, деятельной готовности выхода из нее. Импульсы нового возникают постоянно, но они быстро гасятся, причем гасятся силовыми методами. В результате мы действительно имеем совершенно безвольное большинство с комплексом выученной беспомощности, с одной стороны, и репрессивный режим власти – с другой.

Вся политическая карьера Путина построена на разного рода милитаристских кампаниях или событиях: там и чеченская война, и Беслан, и война с Грузией, и Крым с Донбассом. Можно увидеть, что после внутренних политических и экономических кризисов часто следуют разные милитаристские акции, которые вызывали одобрение у населения и поднимали рейтинг Путина. На этом и была построена стратегия властей.

Но в 2019 и 2020 годах стало все больше тех, кто недоволен ситуацией в стране, и все меньше тех, кто доволен. Это, конечно, не 40% на 40%, как в конце 2013 года, но и не 65% (довольны) на 22% (недовольны), как после Крыма. Надо ли поэтому ждать каких-то новых потрясений или внешнеполитических выступлений, учитывая, что милитаристский ресурс иссяк?

Четко виден рост массовой тревожности. Сегодня 62% россиян боятся мировой войны, страх перед войной поднялся до рекордных отметок, если судить по замерам, ведущимся с начала 1990-х годов. Выше – только страх болезней своих детей! Внешнеполитические кризисы не вдохновляют людей, а пугают. Война не способна поднять падающие рейтинги. Враждебность к Западу тоже не может их поднять. Потому что в глубинном подсознании россиян прочно сидит ресентимент к Западу, бессильная зависть, которая заставляет одновременно ненавидеть его, но и тянуться к нему, быть на него похожим.

Может ли поднять рейтинг власти «закручивание гаек» внутри страны, война с внутренними врагами? Ведь неопределенный и безотчетный страх перед властью, творимым ею произволом и беззаконием расползается очень широко. Этого боится половина россиян, каждый второй респондент! Люди стали гораздо больше бояться преследования со стороны государства, и хотя сейчас, как и в советское время, они думают, точнее – верят, что все это относится не к ним, а к «иноагентам» и «нежелательным организациям», но подспудно эта нарастающая агрессивность государства пугает, хотя люди надеются, что преследования не коснутся именно их, частных обывателей, ведь они ни в чем не виноваты, они же не выступают против властей, не бунтуют. И тем не менее, неопределенный и безотчетный страх перед властью, творимым ею произволом и беззаконием расползается очень широко – этого боятся 57% из опрошенных в апреле этого года.

Власть продолжает насаждать страх, потому что позитивной повестки, которую можно было бы продвигать, нет. Людей, способных создать позитивные изменения, тоже нет. Это результат отрицательной селекции в рамках отреставрированных тоталитарных структур. У нас ведь сегодня политическая полиция начинает управлять не только политическими процессами, но и экономикой. Ничего хорошего ни для политики, ни для экономики это не сулит. Ситуация патовая, и она отражается в росте общественных страхов.

В обозримом будущем это ничем хорошим не закончится. Это ситуация стагнации. А стагнация, в отличие от кризиса, как говорит академик Абел Аганбегян, может продолжаться очень долго…

 
Фото: Pixabay.com
.