Очаг напряженности переходит с Восточного Кавказа на Западный
В эту среду люди Кадырова и Алханова устроили маленькую перестрелку друг с другом: и все свободные СМИ сообщили об этом событии, таком же рядовом, как стычка между самураями Минамото и Тайра где-нибудь в XI веке в Японии.
На прошлой неделе в Северной Осетии застрелили героя Абхазии и Южной Осетии генерала Бибо Дзуцева; убийство это повергло в шок осетин, но центральными СМИ было просто не замечено. Те немногие, кто сообщил о нем, почему-то называли Дзуцева «казачьим генералом».
Это очень показательный пример: наши СМИ по привычке обращают внимание на Дагестан и Чечню, т.е. на Восточный Кавказ. Однако очаг напряженности на Кавказе все больше переносится с Восточного на Западный край.
Мятеж в Дагестане почти невероятен. Нет-нет, разумеется: в ближайшие пару месяцев в Дагестане убьют с дюжину чиновников, перекроют десяток раз федеральную автотрассу, а народные митинги будут периодически заканчиваться перестрелками с милицией. Но это ни в коем случае не мятеж, а просто изъявление воли народа. Дагестанцы – народ резкий. Им не нужны идеологические обоснования, чтобы замочить мента, и они не объединяются в фундаменталистские джамааты, чтобы выразить свое личное отношение к кому-то с помощью автомата Калашникова.
Точно так же вполне предсказуемы действия Кадырова в Чечне. Они совершенно рациональны и проходят точно по грани между двумя императивами: необходимостью продемонстрировать чеченцам свое мужское превосходство над русскими и необходимостью получать деньги из Кремля. Вообще единственный недостаток Кадырова, с точки зрения России, заключается в том, что Россия не может его контролировать: все остальные его качества, возможно? предосудительные с точки зрения чистой морали, для реальной политики являются достоинствами.
Совершенно другая ситуация на Западном Кавказе. Здесь слабость Москвы приводит к тому, что решения о судьбе республики принимаются в лучшем случае коррумпированным президентом, а в худшем – перепуганным майором. А слабость родоплеменных связей, по сравнению с дагестанским или вайнахским обществом, приводит к тому, что для того, чтобы отомстить ментам, люди не мочат их поодиночке, а сбиваются в стаи и поднимают мятежи, как в Кабарде, или захватывают Дом правительства, как в Черкесске.
Москва уже совершила на Западном Кавказе ряд ошибок, тем более обидных, что они являются следствием глупости, а не заговора. На ровном месте расчесали мирную Адыгею, пригрозив ей отставкой ее президента Хазрета Совмена и слиянием с Краснодарским краем. Ошибка была исправлена, но дорогой ценой: отказ от отставки Совмена автоматически повлек за собой снижение статуса Дмитрия Козака, а это один из немногих людей, которые способны улучшить ситуацию.
Загнали в тупик немногочисленных ваххабитов в мирной Кабарде, фактически спровоцировав их на мятеж. Ошибку исправили с огромным трудом, отправив-таки в отставку главу МВД Кабардино-Балкарии. Однако за те пять месяцев, которые прошли между мятежом и отставкой, через ментовскую мясорубку прошли две тысячи человек, а многие заранее сбежали в горы. Начнется ли партизанская война в Кабарде, сказать пока трудно, но МВД сделало все, чтобы воплотить в жизнь казавшиеся еще пару лет назад несбыточными мечты Шамиля Басаева о восстании адыгских народов.
Москва таки не отправила в отставку президента Карачаево-Черкесии Мустафу Батдыева, несмотря на убийство семерых человек на даче его зятя и народные волнения по этому поводу. Батдыев – «хромая утка». Как свидетельствует статистика, в такой ситуации в республике обыкновенно начинают учащаться теракты, а президент республики бежит в Кремль и доказывает, что «только он сдерживает экстремистов».
Но, пожалуй, двумя самыми серьезными проблемами России на Кавказе сейчас становятся ситуации в Ингушетии и Северной Осетии.
В Ингушетии число похищенных «неустановленными силовыми органами» растет, а реальный контроль — падает. Басаев в Ингушетии невозбранно дает интервью Бабицкому, лагерь бесланских террористов располагается в 50 м от села Пседах. А похищение старика-тестя президента Зязикова из центра Назрани - факт настолько же страшный, как похищение генерала Шпигуна или полпреда Власова. Такое может происходить только на плохо контролируемой территории.
Не менее тяжела ситуация в Северной Осетии. Казалось, осетины навсегда обречены быть форпостом России на Кавказе. Навсегда – если бы не Беслан, не «350 заложников» и не гранатомет, ударивший, по версии комиссии Кесаева, по крыше спортзала в начале штурма.
Похоже, президент Путин не простил ни бесланских женщин, за грубости, которые они ему наговорили 2 сентября 2005 года, ни осетинских мужчин – за нежелание заткнуть женщинам рот. Замгенпрокурора Колесников, посланный разбираться с бесланским терактом, почему-то стал сажать представителей осетинской власти, не желающих заминать расследования.
Сейчас Северная Осетия наводнена вооруженными милиционерами, а слово «Колесников» звучит в Осетии почти так же, как «Ермолов» — в Чечне.
В этих условиях одни действия Кремля (например, обращение в Конституционный суд подконтрольного Москве президента Южной Осетии Эдуарда Кокойты) попахивают провокацией. Другие, возможно, предпринятые из самых добрых побуждений (например, возвращение ингушей в Пригородный район), в провокацию превращаются. И – самый опасный признак – даже те события, которые происходят, скорее всего, случайно, как убийство Бибо Дзуцева, вписываются народом в теорию «кремлевских провокаций».
У России есть две проблемы: в Северной Осетии и Ингушетии. Достаточно нескольких брошенных спичек, чтобы перенацелить агрессию ингушей и осетинов с Кремля друг на друга — и у Москвы будет повод ввести дополнительные войска в Ингушетию или поменять власть в Северной Осетии.
Самое страшное, что такое решение вовсе не обязательно будет принято на сколько-нибудь высоком уровне. Как показал опыт Кабарды, решения относительно Кавказа принимает не Кремль, а участковые. А пожар нового осетино-ингушского конфликта может быть таков, что никто никогда доподлинно не установит, нарочно бросили спичку или нет.
В свое время Римская империя перестала расширяться по простой причине. Если на окраине империи оказывался слабый полководец, то он проигрывал битвы. Если полководец оказывался сильным, то он поднимал бунт.
Кремль стоит на Кавказе перед той же дилеммой. Если он ставит в республике слабого президента, тот не сможет контролировать республику. Если президент сильный — Кремль теряет контроль над ним.
Обсудить "Очаг напряженности переходит с Восточного Кавказа на Западный" на форумеНа прошлой неделе в Северной Осетии застрелили героя Абхазии и Южной Осетии генерала Бибо Дзуцева; убийство это повергло в шок осетин, но центральными СМИ было просто не замечено. Те немногие, кто сообщил о нем, почему-то называли Дзуцева «казачьим генералом».
Это очень показательный пример: наши СМИ по привычке обращают внимание на Дагестан и Чечню, т.е. на Восточный Кавказ. Однако очаг напряженности на Кавказе все больше переносится с Восточного на Западный край.
Мятеж в Дагестане почти невероятен. Нет-нет, разумеется: в ближайшие пару месяцев в Дагестане убьют с дюжину чиновников, перекроют десяток раз федеральную автотрассу, а народные митинги будут периодически заканчиваться перестрелками с милицией. Но это ни в коем случае не мятеж, а просто изъявление воли народа. Дагестанцы – народ резкий. Им не нужны идеологические обоснования, чтобы замочить мента, и они не объединяются в фундаменталистские джамааты, чтобы выразить свое личное отношение к кому-то с помощью автомата Калашникова.
Точно так же вполне предсказуемы действия Кадырова в Чечне. Они совершенно рациональны и проходят точно по грани между двумя императивами: необходимостью продемонстрировать чеченцам свое мужское превосходство над русскими и необходимостью получать деньги из Кремля. Вообще единственный недостаток Кадырова, с точки зрения России, заключается в том, что Россия не может его контролировать: все остальные его качества, возможно? предосудительные с точки зрения чистой морали, для реальной политики являются достоинствами.
Совершенно другая ситуация на Западном Кавказе. Здесь слабость Москвы приводит к тому, что решения о судьбе республики принимаются в лучшем случае коррумпированным президентом, а в худшем – перепуганным майором. А слабость родоплеменных связей, по сравнению с дагестанским или вайнахским обществом, приводит к тому, что для того, чтобы отомстить ментам, люди не мочат их поодиночке, а сбиваются в стаи и поднимают мятежи, как в Кабарде, или захватывают Дом правительства, как в Черкесске.
Москва уже совершила на Западном Кавказе ряд ошибок, тем более обидных, что они являются следствием глупости, а не заговора. На ровном месте расчесали мирную Адыгею, пригрозив ей отставкой ее президента Хазрета Совмена и слиянием с Краснодарским краем. Ошибка была исправлена, но дорогой ценой: отказ от отставки Совмена автоматически повлек за собой снижение статуса Дмитрия Козака, а это один из немногих людей, которые способны улучшить ситуацию.
Загнали в тупик немногочисленных ваххабитов в мирной Кабарде, фактически спровоцировав их на мятеж. Ошибку исправили с огромным трудом, отправив-таки в отставку главу МВД Кабардино-Балкарии. Однако за те пять месяцев, которые прошли между мятежом и отставкой, через ментовскую мясорубку прошли две тысячи человек, а многие заранее сбежали в горы. Начнется ли партизанская война в Кабарде, сказать пока трудно, но МВД сделало все, чтобы воплотить в жизнь казавшиеся еще пару лет назад несбыточными мечты Шамиля Басаева о восстании адыгских народов.
Москва таки не отправила в отставку президента Карачаево-Черкесии Мустафу Батдыева, несмотря на убийство семерых человек на даче его зятя и народные волнения по этому поводу. Батдыев – «хромая утка». Как свидетельствует статистика, в такой ситуации в республике обыкновенно начинают учащаться теракты, а президент республики бежит в Кремль и доказывает, что «только он сдерживает экстремистов».
Но, пожалуй, двумя самыми серьезными проблемами России на Кавказе сейчас становятся ситуации в Ингушетии и Северной Осетии.
В Ингушетии число похищенных «неустановленными силовыми органами» растет, а реальный контроль — падает. Басаев в Ингушетии невозбранно дает интервью Бабицкому, лагерь бесланских террористов располагается в 50 м от села Пседах. А похищение старика-тестя президента Зязикова из центра Назрани - факт настолько же страшный, как похищение генерала Шпигуна или полпреда Власова. Такое может происходить только на плохо контролируемой территории.
Не менее тяжела ситуация в Северной Осетии. Казалось, осетины навсегда обречены быть форпостом России на Кавказе. Навсегда – если бы не Беслан, не «350 заложников» и не гранатомет, ударивший, по версии комиссии Кесаева, по крыше спортзала в начале штурма.
Похоже, президент Путин не простил ни бесланских женщин, за грубости, которые они ему наговорили 2 сентября 2005 года, ни осетинских мужчин – за нежелание заткнуть женщинам рот. Замгенпрокурора Колесников, посланный разбираться с бесланским терактом, почему-то стал сажать представителей осетинской власти, не желающих заминать расследования.
Сейчас Северная Осетия наводнена вооруженными милиционерами, а слово «Колесников» звучит в Осетии почти так же, как «Ермолов» — в Чечне.
В этих условиях одни действия Кремля (например, обращение в Конституционный суд подконтрольного Москве президента Южной Осетии Эдуарда Кокойты) попахивают провокацией. Другие, возможно, предпринятые из самых добрых побуждений (например, возвращение ингушей в Пригородный район), в провокацию превращаются. И – самый опасный признак – даже те события, которые происходят, скорее всего, случайно, как убийство Бибо Дзуцева, вписываются народом в теорию «кремлевских провокаций».
У России есть две проблемы: в Северной Осетии и Ингушетии. Достаточно нескольких брошенных спичек, чтобы перенацелить агрессию ингушей и осетинов с Кремля друг на друга — и у Москвы будет повод ввести дополнительные войска в Ингушетию или поменять власть в Северной Осетии.
Самое страшное, что такое решение вовсе не обязательно будет принято на сколько-нибудь высоком уровне. Как показал опыт Кабарды, решения относительно Кавказа принимает не Кремль, а участковые. А пожар нового осетино-ингушского конфликта может быть таков, что никто никогда доподлинно не установит, нарочно бросили спичку или нет.
В свое время Римская империя перестала расширяться по простой причине. Если на окраине империи оказывался слабый полководец, то он проигрывал битвы. Если полководец оказывался сильным, то он поднимал бунт.
Кремль стоит на Кавказе перед той же дилеммой. Если он ставит в республике слабого президента, тот не сможет контролировать республику. Если президент сильный — Кремль теряет контроль над ним.
