Модернизация в разных проявлениях. В XX веке в счастливую пору послевоенного расцвета и краха колониальных империй родилась теория модернизации. Она видела страны-образцы, среди которых безусловным лидером были процветающие США, и страны, которым надо постараться быть на них похожими. Для этого нужно было быть рыночными, а главное – демократическими. Модернизация виделась:
с одной стороны, как продвижение к зрелому рыночному хозяйству и демократическому устройству, под которым понималось представительное (выборное) правление, разделение властей, верховенство права, права и свободы человека;
с другой стороны, как отход от традиционного общества, где человек был зажат в рамках жестких архаичных правил, и переход к современному обществу, где человек свободен решать, что ему делать и как быть. Переход связывался с урбанизацией и, по словам Маркса и Энгельса, бегством от «идиотизма деревенской жизни».
Андрей Заостровцев в своей книге «Полемика о модернизации: общая дорога или особые пути?»[i] разделяет модернизацию на два непохожих вида:модернизацию как вестернизацию (движение к правовому обществу) имодернизацию как адаптацию, когда страны заимствуют у Запада преимущественно научно-технические достижения и управленческие практики. Классический пример первой – Эстония после социализма, второй – современный Китай (и Россия, но куда менее успешно).
На Западе модернизацию зачастую рассматривают по схеме: экономическое развитие рано или поздно поставит страну перед необходимостью перехода к демократии. Вроде бы логика в этом есть. С какого-то момента успешной автократической модернизации для новых свершений в экономике потребуются новые политические условия – пользующееся доверием правительство, твердые гарантии прав, предсказуемость действий государства, да и образовавшийся средний класс заявит о своих претензиях на политическое участие. Пример тому – Южная Корея и Тайвань.
Американский экономист Роуэн в 1996 году предсказывал, что через 20 лет Китай станет почти демократической страной. В 2007 году он повторил этот прогноз… Если бы это была ошибка одного человека, то на нее можно было не обращать внимания. Но такое представление доминировало и определяло политику Запада по отношению к КНР. В результате большую успешную страну Тайвань лишили места в ООН, отдали место коммунистам. «Не проблема – ведь экономическое развитие сделает материковый Китай демократическим, и тогда они радостно соединятся. Давайте инвестировать в КНР, ускоряя приближение счастливой развязки». А в итоге вместо демократии получился «рыночный сталинизм», когда цифровая технологическая среда позволяет сочетать практики тоталитарного государства с рынком. Ранее такое считалось невозможным.
Корни противостояния Запада и Востока. Заостровцев разделяет человечество на две цивилизации:правовую (Запад) исиловую (Восток). Разумеется, это деление не географическое, а социальное. Запад формируется на основе отделения власти от собственности и суверенизации личности (права человека на самого себя), Восток – на слиянии власти и собственности (власти-собственности) и поглощении личности государством, которое не признает неотъемлемых прав человека, видит в нем не самостоятельный субъект, а объект своих притязаний на его поступки и мысли. Это деление четко заявило о себе в XX веке в виде противостояния социализма и капитализма. Лидером его в то время на стороне первого был СССР.
Однако корни этого противостояния цивилизаций уходят вглубь веков. Москва становилась как новая институциональная модель ордынских порядков, которые она впитала за время пребывания на правах протектората Золотой Орды (Московия 1.0). Произошло то, что современные экономисты называют импортом институтов: безусловное верховенство государства, воплощающего непререкаемую волю его правителя, и принадлежность этому государству человека.
Эта модель, воплощенная в Великом княжестве московском (ВКМ), столкнулась с «другой Русью» – Великим княжеством литовским (ВКЛ), где присутствовала сословная демократия и определенные гражданские права вольного населения (прежде всего, горожан). Эти права отражались в знаменитых литовских статутах. А города имели самоуправление (Магдебургское право). Московия для начала покончила с Новгородом и Псковом, где существовали отчасти похожие порядки. Потом взялась за ВКЛ (далее – Речь Посполитую как конфедерацию Польши и Литвы). Это были не просто войны, а то, что Заостровцев назвал институциональной агрессией: ВКМ нужно было не просто побеждать ради материальных выгод, а главное – трансформировать социальные порядки на завоеванных территориях на свой манер. Сосуществование с ними по соседству создавало опасное давление на московские институты. Уже в те времена знать (и те только) мигрировала на Запад, сегодня сказали бы «на ПМЖ». Тем более что языкового барьера почти не было: официальным языком в ВКЛ был вымерший ныне славянский язык, предок белорусского и украинского.
Московия 2.0. Русь, как считает Заостровцев, всю свою историю не могла вырваться из институтов силовой цивилизации. Петербургский имперский период внедрял в нее институты альтернативной цивилизации, но это было прекращено социальным взрывом – так называемой социалистической революцией. Страна погрузилась в индустриальную архаику и стала тем, что автор называет Московия 2.0. СССР в XX веке показал, что индустриализация может быть не только капиталистической. Естественно, что эта индустриализация строилась как военно-промышленная, нацеленная на институциональную агрессию. Вначале большевики этого не скрывали (вспомним III Интернационал). Да и герб СССР о многом говорил.
Однако не вышло. СССР как наследник Российской империи рухнул не только из-за конфликтов между центром и периферийными квази-государственными образования (союзными республиками), но и из-за стремления номенклатуры к буржуазному образу жизни. Он, по мере ослабления железного занавеса, становился все более привлекательным и для масс, измученных дефицитом всего и вся. В итоге на рубеже 1990-х годов произошла номенклатурно-буржуазная революция. Социалистические активы были распределены в частные руки, сложился олигархический капитализм. Он вырос не из постепенного накопления капитала, а из дележки «готового пирога». В этой системе олигархат пытался рулить государством, требуя привилегий своему частному бизнесу. Но не продержался и 10 лет.
Московия 3.0. В России в XXI веке олигархат был последовательно отторгнут, практически утратил субъектность, стал придатком новой модели самовластного правления – «рыночного сталинизма». В силу преемственности базовых институтов страна перешла к тому, что в книге именуется Московией 3.0. В центре институционального каркаса располагается власть-собственность, которая складывается из:самовластия (источником власти является сама суверенная власть);служения в виде различных форм подчинения индивидуальных действий верховной государственной воле;держания как условной (фиктивной) собственности на активы. Так называемые олигархи здесь служат интересам управляющей государством группы верховных властителей. А их собственность де факто есть не закрепленное законом правовое отношение, а выделенное им в оперативное управление имущество - современное поместье. В любой момент такую «собственность» можно отнять, перераспределить…
В институциональном каркасе Московии 3.0 присутствуют административная рента, имперство и государственная идеология.
Административная рента.Заостровцев делает парадоксальный вывод: в России нет коррупции. Она может иметь место лишь там, где разделено публичное и частное. Тогда использование публичной власти в целях личного обогащения незаконно. В России то, что ошибочно называют коррупцией, есть административная рента - капитализация государства владеющей им этакратией. При этом этакратия не есть бюрократия. Последняя, при всей их внешней схожести, не владеет государством. В то же время провозглашение части этой ренты формально незаконной дает неплохой кнут в руки неподсудной верховной власти для управления нижестоящей этакратией и, в частности, предотвращения нелояльности к верхушке правящих.
А как же конституционные государственные органы, официальные порядки, законы? Многие из этих формальных институтов в реальности - пустышки, прикрытия, за ними стоит неформализованная государственная власть и использует их, как считает нужным. Можно утверждать, что в России - теневое государство.
Имперство – направленная вовне институциональная агрессия. В современном насыщенном информационными потоками мире и мобильности страны-оплоты силовой цивилизации (Китай и Россия) не могут не опасаться за свою легитимность в глазах подданных. Под сомнение ее может поставить сравнительный анализ с цивилизованными странами. Если более высокое благополучие сделает их более привлекательными, то ради чего терпеть деспотическое правление? Скажем, Эстония для россиян всегда была чуждой территорией, чего нельзя сказать об Украине и Беларуси. Их смещение в правовую цивилизацию означало бы мощнейший удар по легитимности институтов российской модели силовой цивилизации. Поэтому они должны быть подобны Московии 3.0 или вовсе не быть.
Государственная идеологияпри становлении Московии 3.0 была не очень заметна. Хотя с самого начала делался упор на огосударствленное православие, которое призвано было освящать российский цезарепапизм. Позже идеологическая компонента разрасталась, находя свое выражение в репрессивном законодательстве и репрессивных практиках. Суть ее – в сакрализации государства и пропаганде жертвенности во имя его.
На чем держится эта конструкция? На ее легитимность, конечно, может повлиять «дурной пример» соседей. Но если бы все было так шатко, то описанный выше институциональный каркас не воспроизвел бы себя в XXI веке. Для глубинного народа такой политико-экономический порядок отождествляется со справедливым устройством общественной жизни. Заостровцев приводит данные в пользу этого аргумента. Главным же он считает отношение к Сталину как олицетворению определенного социального порядка. И чем лучше народ относится к Сталину, тем прочнее основы Московии 3.0. Согласно опросу социологического центра Pew research group, в России 58% опрошенных считают, что Сталин сыграл положительную роль в истории, такое же мнение о Горбачеве высказывают лишь 22%. Цифры по Беларуси – 26 и 36%, Украине – 16 и 22%, Эстонии – 9 и 56%, Литве – 8 и 48%.
Есть ли шансы выскочить из исторической колеи и Россия будет свободной? Заостровцев считает это крайне маловероятным: «…если Россия, то будет не свободной; если свободной, то – не Россия». Многие коллеги с ним не согласны. Им видится «прекрасная Россия будущего». Заостровцев говорит, что они поражены эффектом камеры: хотели бы жить в свободном мире, и в общении друг с другом в узком кругу внушают возможность такого мира для России. Глубинный народ придерживается иного мнения. Все ли так безнадежно – будущее покажет...
В дни, когда Россия стягивает войска к границам Украины и выдвигает ультиматумы странам НАТО, трудно отбросить концепцию Московии 3.0 как нечто несерьезное или «ненаучное». Напротив, стоит задуматься, действительно ли ортодоксальная теория модернизации обладает предсказательной силой? Или это просто вера «секты свидетелей модернизации»? Но вера не может заменить реальность.
Что же поддерживает в России порядки Московии? Кроме внешнего имперства, страна имеет внутреннюю имперскую структуру. Ее целостность определяется жестким системным сдерживанием центробежных сил, что не совместимо с демократией. Последняя, как полагает Заостровцев, высвободит эти силы из-под давления. И тогда центр провалится, а вместе с ним федеральные силовые органы и военно-промышленный комплекс...