Постановление Собора Украинской православной церкви (УПЦ), прошедшего 27 мая в Киеве, является шедевром церковной дипломатии. «Если мы хотим, чтобы все осталось как есть, нужно, чтобы все изменилось», — эта цитата из знаменитого «Леопарда» Висконти. Для характеристики постановления УПЦ ее можно перефразировать: «Раз невозможно, чтобы все осталось как есть, то надо все изменить, но не до конца и сказать, что это уже было сделано раньше».

Политическая ситуация для УПЦ сейчас крайне неблагоприятна. На местном уровне ее деятельность уже начали запрещать. На уровне государственном запретов пока нет, но в немалой степени потому, что в украинской армии служит немало прихожан УПЦ, а отношение местных элит к УПЦ в действительности различно (запрещают ее отнюдь не повсеместно). Но если военно-политическая ситуация стабилизируется, то государство может принять ограничительные меры той или иной степени жесткости в отношении «московской» церкви.

Есть и еще одна большая проблема. В состав УПЦ до сих пор официально входят крымские епархии, не говоря уже о епархиях Донбасса. Входит и Херсон, который в настоящее время не контролируется Киевом. И если на Западной Украине еще задолго до 24 февраля во многих приходах тихо перестали поминать патриарха Кирилла, то в Донецке и Луганске, Симферополе и Севастополе он, как и раньше, «великий господин и отец». Там скорее перестанут поминать митрополита Онуфрия, чем Кирилла.

Наконец, есть настроения клира и паствы. Одна часть готова уйти от Москвы хоть завтра, для другой это немыслимо ни при каких условиях. Третья же выжидает и пытается понять, как дальше будет развиваться ситуация. Причем разлом проходит внутри епархий: где-то епископ прекратил поминание патриарха Кирилла, а батюшки по-прежнему вспоминают паломничества в Сергиев Посад и Саров и благодатные монастырские службы — и поминают. Где-то наоборот. Для немалой части практикующих верующих (а это опора церкви, хотя и несколько процентов от всего населения страны) главная угроза — это западная экспансия, ЛГБТ вкупе с BLM, страх перед унией.

Что же делать? Можно в принятом соборном постановлении «выразить несогласие» с позицией патриарха Кирилла, но прямо ее не осудить. Можно дать епархиальным архиереям право «самостоятельно принимать решения по тем или иным вопросам епархиальной жизни, относящимся к компетенции Синода или главы УПЦ». То есть, в первую очередь, поминать патриарха или нет. А если в Киеве спросят, почему в Донецке поминают патриарха, можно сослаться на это постановление.

И, главное, найти старое постановление Архиерейского собора РПЦ более чем 30-летней давности, на котором основан современный статус УПЦ. Тогда принятия постановления добился влиятельнейший киевский митрополит Филарет (Денисенко), ныне неканонический киевский патриарх, анафематствованный РПЦ, главный исторический антагонист УПЦ, одновременно поссорившийся со своими бывшими протеже, получившими каноническую автокефалию от Константинопольского патриархата. В этом постановлении сказано, что УПЦ (кстати, никаких дополнительных слов «Московского патриархата» в тексте нет) «предоставляется независимость и самостоятельность в ее управлении», причем не уточнено, что в составе РПЦ — это считалось само собой разумеющемся. Про РПЦ в коротком документе 1990 года упоминалось скупо: было сказано, что избираемый украинским епископатом предстоятель УПЦ «благословляется» (утверждается) Московским патриархом и является постоянным членом Синода РПЦ.

Так что если снова обратиться к постановлению уже нынешнего украинского собора, то его формулировка «Собор принял соответствующие дополнения и изменения в Устав об управлении Украинской Православной Церкви, свидетельствующие о полной самостоятельности и независимости Украинской Православной Церкви» формально почти точно воспроизводит текст 1990 года («почти» — потому что добавлено слово полной, противоречащее документу 1990-го, в котором зависимость все же сохранялась). Так что хотя автокефалия — это и есть независимость, но официального провозглашения автокефалии, которое предусматривает в том числе и обращения за признанием к другим православным церквам (и уведомление об этом Русской церкви), не последовало. Зато взорвалась старая мина в виде формулировки 1990 года: старый документ стал основанием не для формального отделения, а для оформления обособления от Москвы, которое в последнее время происходило в ряде епархий явочным порядком.

Таким образом для украинского государства церковь должна перестать быть «московской». А для православного мира она остается частью Русской церкви. Тем более что предстоятель УПЦ митрополит Онуфрий хотя уже не приезжает в Москву на заседания Синода РПЦ, но официально остается его членом. И о выходе из Синода РПЦ украинских епископов в постановлении ничего не сказано – это противоречило бы документу 1990 года. На практике же украинская церковь станет максимально дистанцироваться от Москвы, но стараться не рвать отношения, насколько это будет возможно. Москва тоже демонстрирует умеренность, воспринимая митрополита Онуфрия не как бунтовщика, а как жертву обстоятельств.

Еще одна формулировка: «Собор имел суждение о возобновлении мироварения в Украинской Православной Церкви». Мироварение — приготовление святого мира, необходимого для таинства миропомазания — является прерогативой автокефальной церкви, причем далеко не каждой (например, ПЦУ получает миро от Константинопольского патриарха). Но «имел суждение» это, в переводе на обычный язык, «обсудил». А о принятии решения ничего нет, в документе 1990 года проблема миро не поднимается. Тогда было трудно представить себе даже «суждение» о том, что его будут варить в Киеве.

Собор высказался за диалог с ПЦУ — но и раньше отказа от диалога не было. Однако получение канонической автокефалии путем вхождения в состав ПЦУ унизительно для УПЦ, в которой существенно больше приходов и святынь. Поэтому условия этого диалога для ПЦУ явно неприемлемы. В своем постановлении Собор потребовал прекратить захваты своих храмов и принудительный перевод приходов УПЦ в ПЦУ. В свою очередь, ПЦУ явно не собирается вводить мораторий на переходы приходов, которые она совершенно не считает принудительными. А только что она создала «параллельную» Киево-Печерскую лавру и намерена получить один из лаврских храмов — как плацдарм на будущее.

Но главное – УПЦ по-прежнему считает, что в ПЦУ отсутствует апостольское преемство епископов, и, следовательно, ее иерархия неканонична. Это ясный сигнал, что объединение на ее основе невозможно, а на иной вариант не согласятся ни ПЦУ, ни патронирующий ее Константинополь. На этом фоне заявление о том, что канонический статус ПЦУ «значительно уступает» свободам и возможностям в реализации церковной деятельности, которые предусмотрены уставом УПЦ, выглядит дополнительным уколом. Да и формулировку про миро тоже можно считать не только сигналом о возможности выхода из РПЦ в будущем, но и еще одним уколом, так как ПЦУ, получающая миро от Константинополя, такой вопрос даже не может обсуждать.

Шедевр церковной дипломатии может позволить УПЦ некоторое время маневрировать, но пространство для маневра ограничено. В будущем возможна дезинтеграция УПЦ, причем линия размежевания может зависеть от военно-политического контроля над территориями, которые сейчас входят в ее состав. И «проукраинская» часть, исчерпав возможности для маневрирования и не получив согласия Москвы на каноническую автокефалию (а РПЦ его давать не будет), в этом случае может начать выстраивать отношения с Константинополем, чтобы найти неунизительный, компромиссный вариант сецессии от Москвы. Тогда как «промосковская» откажется от «независимости и самостоятельности» — хоть полной, хоть неполной. Можно вспомнить опыт Аугсбургского религиозного мира 1555 года и его принципа cujus regio, ejus religio («чья власть — того и вера»), признанного затем Вестфальским миром 1648-го, правда, между ними была Тридцатилетняя война.

 
Автор — первый вице-президент Центра политических технологий



Фото: 1. commons.wikimedia.org/автор: Rasal Hague - Собственная работа, CC BY-SA 4.0 2. commons.wikimedia.org/автор: i.Parfeniy - Parfeniy, Общественное достояние
.