Если деньги не тратятся, их уничтожают
Грамотные люди сразу подсчитали, что если следовать предложению президента Путина и разделить стабфонд на две части – ту, которую можно тратить и ту, которую тратить нельзя, - при этом соблюдая условие, что вторая должна составлять 10% ВВП, то начать осваивать стабфондовские деньги можно будет не раньше 2008 года. Это решение, безусловно, ошибочное – совершенно очевидно, что деньги стабфонда нужно полностью раздать бедным, причем чем быстрее, тем лучше.
Если кто заметил, модные в 90-х годах дискуссии о том, что нам строить – социализм или капитализм, – теперь не ведутся. Российское общество вполне отчетливо сделало выбор – мы строим патернализм. «Капитализм» и «социализм» являются в сознании среднестатистического россиянина не просто названиями экономических моделей, а образом жизни, и таким же образом жизни является «патернализм». Российский народ глуп и доверчив – раньше мы по простоте душевной избирали себе в губернаторы всяких прохиндеев, но теперь президент спас нас от повторения этих ошибок. Видели в телевизоре рекламу пива и спивались, верили на слово всяким правозащитникам, получавшим деньги из камня, и теряли родину, пили «Боржоми» и миллионами умирали от пестицидов. «Эх, построже бы с нами, с дураками. Сталина нам надо, только чтоб не расстреливал, — рассказывают граждане досужим социологам, — а хотя, если подумать, то лично я знаю парочку таких, кого можно бы и расстрелять! Оно, конечно, демократия – вещь хорошая, да только не доросли мы до нее».
Наш патернализм характерен единством целей общества и элиты. Подавляющее большинство российских граждан твердо уверено: основная задача власти — помогать людям и заботиться о них. Никого не интересует власть как гарант соблюдения свобод и сохранения единых для всех правил игры. Если депутат перед выборами раздает подарки, а президент повышает пенсии – они хорошие, если нет – значит, нет. Представления властной элиты о смысле своего существования примерно такие же. Она должна сделать народ — счастливым, а страну – великой. Для реализации первого пункта у народа изымаются свободы (потому что свобода, как известно, никакого счастья не приносит), зато придумываются различные национальные проекты, периодически повышаются пенсии, а теперь вот будут еще платить по 250 тысяч за второго ребенка. Если учесть, что в любом Усть-Урюпинске за 10 тысяч можно заказать убийство, то уж 250 тысяч – это очень хорошие деньги. Однако, будучи европейски образованной, правящая элита прекрасно понимает, что на одной нефти жить плохо – мы тогда ничем не будем отличаться от Саудовской Аравии, что несколько зазорно для Великой Державы. Надо привлекать инвестиции в производство, развивать хай-тек и т.д. – в президентском послании очень интересно рассказано про всякие нанотехнологии, пересказать лучше все равно не удастся.
Перед нами – практически идеальная, хоть и очень бедная семья. Строгий, но справедливый отец, заботящийся не только о хлебе насущном для своего семейства, но и о его будущем: собирается отдавать детишек в университет, где они будут изучать нанотехнологии. Детишки, в свою очередь, уважают отца, питают к нему искреннюю любовь и, зная его тяжелую руку, стараются особо не шалить. Им немножко обидно, что соседи живут богаче, и они стараются об этом не думать.
Но стабилизационный фонд одним фактом своего существования рушит всю эту благостную картину. Он – позорный символ нереализуемых возможностей. Существует тысяча и один способ с пользой потратить его деньги так, чтобы они не подхлестывали инфляцию. Но в Кремле прекрасно понимают: как только деньги выйдут из стабфонда, они исчезнут. Если даже Путин лично отнесет их в Сбербанк и отправит почтовым переводом в Ватикан, чтобы купить себе индульгенцию, до папы Римского дойдет в лучшем случае половина.
Это – семейная трагедия. На нашу семью вдруг обрушивается наследство почившего американского дядюшки, но папа, как выясняется, страдает хроническим алкоголизмом: он берет деньги, чтобы пойти купить детишкам штанишки (старые-то уж больно поистрепались, на улицу выйти стыдно) или новые учебники по нанотехнологиям, но возвращается с бутылкой. Последним усилием воли он запирает все деньги в сундук, а ключ проглатывает, но что дальше? Алкоголизм не лечится, так что перспектив – никаких.
Голодные детишки ходят вокруг сундука. «А вот, — говорит папа, — когда-нибудь мы обнищаем вконец, и тогда, чтобы не помереть с голода, достанем из сундука немножко денежек и купим себе хлебушка». И детишки, глядя на него голодными глазами, удрученно вздыхают.
Так из-за каких-то несчастных денег на наших глазах разрушилась ценность российской патерналистической семьи. Поэтому, коль скоро стабфонд нельзя ни тратить, ни хранить, от него надо избавляться. Лучше всего – раздать бедным. Во-первых, это по-божески. Во-вторых, это будет самая простая и самая последовательная реализация идеи о том, что власти должны сделать людей счастливыми. В-третьих, когда деньги кончатся, недееспособность отца перестанет быть такой очевидной и все вернется на круги своя. И, наконец, чрезвычайно интересно посмотреть, что из этого получится.
