«А я тебе — шепотом, потом — полушепотом, потом уже молча: «Любимая, спи…»

Лирическое стихотворение «Любимая, спи!», строчки из которого я поставил в заголовок, Евгений Евтушенко написал в 1964 году, не предполагая, что его можно использовать в политических целях. А именно применительно к глубокому сну демократии в России, который не потревожат тихие разговоры Буша с Путиным в Питере перед саммитом G8.

Президенты США и России тет-а-тет 14 июля за ужином и 15-го, с глазу на глаз за ланчем, обсудят, в том числе, неприятную тему состояния демократии в России. Думаю, что неприятным этот разговор станет для обеих сторон, а потому никакой публичности, естественно, не потерпит.

Бушу, кажется, не очень хочется беседовать на эту тему, потому как иранская позиция России, равно как и северокорейская проблема, плюс план разработки Штокмановского месторождения да еще пару серьезных финансовых проектов очень близки к согласованию. Поэтому глава Белого дома вполне может ограничиться участливым любопытством насчет поведения российских властей и попыткой вежливо уточнить, что будет делать Путин после 2008 года.

Жесткий разговор не выгоден и Путину. Несмотря на головокружение от нефтяных цен, возможное подписание протокола со Штатами по вступлению в ВТО, заявление о начале работы над подписанием договора о ядерном сотрудничестве с США и желание представить Россию стабильным поставщиком энергоресурсов, вполне могут включить сигнал «стоп», которому президент России скорее всего подчинится.

Правда, Белый дом с таким ходом мысли, во всяком случае публично, категорически не согласится. Ни одной администрации в Вашингтоне, ведущей тяжелый торг, не понравится, когда к тому, что они привыкли называть «переговорным процессом», относятся без должного пиетета.

10 июля в своем публичном заявлении на пресс-конференции, посвященной саммиту G8, советник президента США по национальной безопасности Стивен Хэдли заявил, что причина приватного, а не публичного разговора двух лидеров о демократии в России кроется «в хороших отношениях президента (Буша) с президентом Путиным. «Он (Буш) считает важным без свидетелей высказать Путину свою точку зрения, так же как Путину должно быть комфортнее в такой обстановке поделиться своей».

На том же брифинге Стивен Хэдли подбросил журналистам еще одну тему для размышлений. Отвечая на вопрос о связи «тихого разговора» о демократии между Бушем и Путиным с позицией России по Ирану и Северной Корее, Хэдли твердо ответил, что ее (связи) нет.

«Как несколько раз публично отмечал президент (США), — заявил советник по нацбезу, — наш подход к России заключается в том, что есть сферы для взаимовыгодного сотрудничества, равно как существуют и те области, во взглядах на которые мы расходимся. Мы очень откровенно говорим об этом и пытаемся найти выход из таких ситуаций».

Если не отделываться банальностями, Хэдли был вполне способен удовлетворить интерес журналистов фразой о том, что все последнее время (пару лет как минимум) администрация в Вашингтоне проводит курс на вовлечение России в мировой процесс, и эта политическая линия начала давать первые результаты. Однако советник президента Буша по национальной безопасности так сказать не мог. У него бы неизбежно возникли трудности с примерами совместной деятельности. Для подтверждения успешных действий Вашингтона и Москвы, например, по борьбе с терроризмом, нужны доказательства, которые вот уже несколько лет скрываются под грифом «секретно».

То есть борьба, как обычно, есть, но ее примеров практически нет. Кроме арестованного в Нью-Джерси в сентябре 2003 года (почти три года назад) индуса из Британии, который, как утверждалось разведками США, Великобритании и России, собирался продать ПЗРК «Стрела», договорившись о его покупке в РФ.

Нуждается в подтверждении и информация о том, что Кремль помог Белому дому и Елисейскому дворцу заставить Дамаск вывести свои войска из Ливана в марте 2005 года. После убийства проамерикански настроенного бывшего премьера этой страны Рафика Харрири. Большего я вспомнить не могу.

Москва, собственно, и без Вашингтона решила очень активно вовлекать себя в международные политические процессы. Вряд ли такой шаг выглядит спонтанным или достойным обструкции. Суть в том, как это делается. Про украинские выборы, газовую атаку на Киев, задевшую Европу, и заявление о продаже оружия Сирии и Ирану, надеюсь, напоминать не нужно.

Как, впрочем, и о переговорах Москвы с Тегераном, которые выглядели, скорее, как поддержка Кремлем старого товарища, оказавшегося в беде. Кадры визита в Москву законно избранного палестинцами лидера террористической группировки ХАМАС Исмаила Хания должны стоять у вашингтонской администрации перед глазами вместе с действиями Кремля в отношении суверенной Грузии.
Мания супердержавности, подкрепленная сумасшедшими нефтяными деньгами, конечно, является одной из главных причин активных и беззастенчивых действий российского руководства. Но отнюдь не только это повлияло на довольно предсказуемые шаги Москвы.

Курс на вовлечение России в мировые процессы и ожидание смягчения ее внутренней и внешней политики, выбранный Вашингтоном, сыграл с тем же Белым домом злую шутку. Такая политика требует мягкости в подходах и умеренности как в словах, так и в действиях. В основном, в действиях. Просто потому, что про слова можно договориться. Снять трубку, позвонить в Кремль и сказать что-нибудь вроде: «Ребята, мы сейчас сделаем заявление, но вы его серьезно не воспринимайте, мы же должны отреагировать».

С действиями все обстоит значительно сложнее. Когда в гардеробе много одежды, можно выбрать костюм на любой вкус. Когда же в шкафу висит один поношенный пиджак, а другой покупать не хочется, то выбирать не приходится.

Вашингтон, похоже, оставил себя с одним пиджаком, занимаясь войной в Ираке и не обращая внимания на то, что происходит за кремлевской стеной, расположенной не так далеко от Багдада.

Подтверждением этому могут служить слова, публично сказанные в Вашингтоне высокопоставленным чиновником нынешней администрации Белого дома около года назад: «Россия не входит в список приоритетных для США стран».

По-моему, это свидетельствует о том, что в администрации либо не понимают, с кем имеют дело, либо руководствуются принципом «стратегическое терпение». Эта формулировка принадлежит Стробу Тэлботу, бывшему заместителю госсекретаря США, отвечавшему за отношения с Россией.

Фактически эти два слова — «стратегическое терпение» — означают долгое, очень долгое ожидание перемен и сохранение баланса в отношениях между двумя странами. По всей видимости, последнее подразумевает и возможную слабость позиции Вашингтона, при которой готовность идти на компромисс или не раздражать оппонента становится одной из главных задач.

Сегодня жертвой компромисса, с большой долей вероятности, стала полуживая российская демократия. И не очень важно, на что ее разменяли. Важно почему. Думаю, что причиной является не только слабость администрации Белого дома, но и отсутствие сколько-нибудь организованного демократического движения в России.

США в очередной раз поступили более чем прагматично, попытавшись отдать «маленькую» демократию в России за большую экономику и политику и понимая уязвимость своей позиции. Вопрос лишь в том, доверяет ли президент Буш президенту Путину так же, как Франклин Рузвельт доверял Сталину, когда переехал в советское посольство в Тегеране во время одноименной конференции.

Сталин не посмеет подслушивать разговоры президента США, заявил Рузвельт Черчиллю, пытавшемуся его образумить. Высокая должность гостя не помешала Дядюшке Джо записать все беседы Рузвельта со своими подчиненными. Итоги Тегеранской конференции хорошо известны.