Пробный шар
На днях один уважаемый деловой еженедельник — журнал «Эксперт» — опубликовал пространное интервью с первым вице-премьером российского правительства Дмитрием Медведевым. Публикация вполне тянет на программное заявление, уже второе за весьма непродолжительное время (в июне Медведев разразился длинной речью на экономическом форуме в Санкт-Петербурге). Время выбрано несколько странно — период отпусков, практически мертвый политический штиль, так что, скорее всего, это пока только пристрелочно-тренировочный выстрел. Однако к сути.
После туманных и маловразумительных рассуждений о демократии, суверенитете и суверенной демократии Медведев попытался объяснить, почему с таким треском провалился проходивший в Петербурге саммит «большой восьмерки». Ни до чего конкретного лидеры ведущих стран не договорились даже по главной теме саммита — энергетической безопасности. Причем переговоры проходили скорее по формуле «7+1», и единственным участником, отказавшимся подписать Энергетическую хартию, стала именно Россия. Западные — прежде всего европейские — страны добивались от Владимира Путина доступа к газовой трубе независимых производителей. То есть частных компаний, которые нацелены на получение максимальной прибыли и оттого предсказуемы. Этим они отличаются от Газпрома, который регулярно играет роль «политической дубины», призванной напоминать ближайшим соседям, что им не повезло расположиться в зоне российских «геостратегических интересов».
А вскоре после саммита, накануне ухода на каникулы, Дума приняла закон «Об экспорте газа», который закрепляет монополию Газпрома на внешнем рынке. По словам Медведева: «Исключая конкуренцию российских поставщиков за рубежом, которая может привести к значительному снижению экспортных цен на газ, мы тем самым защищаем экономические интересы России». Иными словами, что бы там на мировом рынке ни происходило, цены на российский газ ниже не будут, поскольку это противоречит российским интересам. А если в интересах России будет их поднять этак в полтора-два-три раза, то и поднимем: вентиль-то тут. И после этого Владимир Владимирович надувает губы и делает лицо обиженного школьника, когда европейцы судорожно начинают подыскивать замену российскому газу. И еще сильнее обижается, когда европейцы не хотят пускать Газпром к своим вентилям, запрещая покупать газораспределительные сети. А мы бы за это разрешили им участвовать в разработке наших месторождений. Вывозить все равно стал бы Газпром, да и, по словам первого вице-премьера, «мы не можем допустить иностранного контроля над стратегическими месторождениями», поэтому иностранным инвесторам будут позволены две вещи — платить деньги и не задавать лишних вопросов.
Это и есть модель, успешно внедряемая Уго Чавесом в доверившейся ему Венесуэле. О том, как это выглядит на практике, иностранные инвесторы могли наглядно убедиться во время IPO «Роснефти». Российские олигархи во главе с Олегом Дерипаской и Романом Абрамовичем дружно вложили по несколько сот млн долларов, став ни на что не претендующими миноритариями компании. А управляться она, понятное дело, будет теми, кем и управлялась. Применительно к участию западных (равно как и восточных с южными) компаний в освоении российских месторождений Дмитрий Медведев называет подобную схему «разделением рисков». Позиция чрезвычайно удобная: решения принимаем только мы, за ошибки расплачиваемся вместе.
Впрочем, главный редактор уважаемого делового еженедельника, бравший интервью, заострять внимание на всем этом не стал и перевел разговор на любимую тему возглавляемого им издания — угрозу, которую представляет безответственная экономическая политика США мировой финансовой системе. Об этом же говорил Медведев на экономическом форуме в Петербурге. И тут он с удовольствием порассуждал о перспективах превращения рубля в мировую резервную валюту.
От глобальных проблем плавно перешли к своим, российским. Обсудили неизбежность укрепления реального курса рубля и необходимость сделать этот процесс плавным, чтобы экономика успевала адаптироваться к новым условиям. Поругали Витте и царское правительство за нестабильность финансовой системы и периодические вспышки голода. После этого лирическо-исторического отступления Александр Фадеев дал Медведеву возможность высказаться по одному из ключевых вопросов — о границах участия государства в экономике. Прежде всего, первый вице-премьер (и один из фаворитов в гонке за место преемника) заявил, что роль государства в экономике должна увеличиваться. Однако тут же сказал, что «государство – не очень эффективный собственник». Потом отметил, что «некоторые государственные компании демонстрируют отнюдь не плохие показатели». Очевидно поняв, что вот-вот окончательно запутается, Медведев конкретно назвал «стратегические сектора»: оборонно-промышленный комплекс, трубопроводный транспорт, электрические сети, атомная энергетика. «Это отрасли, в которых необходимы масштабные инвестиции и определение вектора развития на долгие годы, — заявил он. — А также отрасли с низкой или отрицательной рентабельностью. Отрасли, теряющие позиции ввиду серьезной конкуренции, но которые необходимо сохранить по стратегическим соображениям (например, авиакосмический сектор)». Набор более или менее стандартный. Гораздо интереснее один из последующих тезисов: «Не исключаю, что в целях конкуренции с мировыми гигантами уже в ближайшем будущем в России начнется процесс консолидации компаний. Государство намерено оказывать поддержку инициативам в этой сфере».
Конкуренция с западными корпорациями – это лишь один, далеко не самый важный довод, оправдывающий стимулирование властями процесса слияний и поглощений. Властям в их стремлении контролировать все и вся гораздо проще иметь дело с одной гигантской компанией, чем с десятком крупных или тысячей мелких. А стремление к всеобъемлющему контролю, порожденное страхом, что кто-то станет слишком самостоятельным и заявит о своих политических претензиях, будет только расти. Сомневаться в этом не приходится.
