Генпрокуратура догнала Гусинского в Израиле?
Сначала генеральная прокуратура России, а затем и Служба по финансовому мониторингу сделали загадочную мину относительно собственной причастности к расследованию израильской полиции по делу банка Hapoalim. Оба российских ведомства многозначительно не подтвердили, но и не опровергли своего возможного участия в крупнейшей, как пишет израильская пресса, за всю историю страны операции по борьбе с отмыванием денег. Представитель финансовой разведки признал только, что они постоянно обмениваются информацией со своими зарубежными коллегами, в том числе – и с израильскими.
Интрига состоит в том, что среди вероятных фигурантов дела по отмыванию денег называют в основном русские имена. А в их числе – как минимум двое, кого страстно хотели бы видеть в российской Генпрокуратуре. Это Владимир Гусинский и Леонид Невзлин.
На самом деле интересно: есть ли российский след в этом громком деле, то есть след российских правоохранительных органов? Более того, не могло ли случиться так, что вся эта история если и не является результатом активных мероприятий российских спецслужб, то, по крайней мере, спровоцирована чем-то или кем-то из Москвы?
Конечно, представить себе, что израильская полиция действует по наущению российских силовиков очень сложно. Да, есть некоторая, мягко говоря, неприязнь коренных израильтян к эмигрантам из России и СНГ. Есть раздражение и нелюбовь по отношению к богатым и очень богатым россиянам, которые не только «понаехали тут» со своими деньгами, но и претендуют на заметные роли в бизнесе. Более того, они претендуют и на известное политическое влияние. Все это, безусловно, хороший фон для активных мероприятий. Но этого мало.
Нет сомнения, что самой заинтересованной стороной в развитии финансового скандала, в котором фигурирует имя того же Владимира Гусинского, является российская Генпрокуратура.
Заинтересованной даже в большей степени, чем израильская полиция, ведущая расследование. Ведь если вдруг Гусинскому предъявят обвинение, самый неистовый праздник по этому поводу разразится в официальной Москве. В этом случае можно будет поставить под сомнение политический мотив в деле отнятия у Гусинского НТВ. Можно будет поставить под сомнение решения судов в Испании и Греции, которые отказали в выдаче медиамагната. Не столь убедительным будет выглядеть и решение Европейского суда по правам человека, подтвердившего политический характер преследования Гусинского. В любом случае, колоть глаза преследованиями независимой прессы на примере Медиа-Моста будет уже сложнее.
Разве такая игра не стоит любых свеч? Разве ставки здесь не настолько велики, чтобы задействовать все мыслимые и немыслимые ресурсы для того, чтобы обвинение в итоге было предъявлено?
А что, чисто теоретически, можно было бы для этого предпринять? Самый сложный, тонкий и сильный ход таков: некий деловой партнер Гусинского в России должен так провести сделку по приобретению его продукции (а Гусинский остается одним из крупнейших производителей телесериалов), чтобы она выглядела похожей на отмывание денег. Сдать потом карты израильской полиции – лишь дело техники. Способна ли российская сторона на такую сложную комбинационную игру? Почему нет, ведь сегодня в Кремле и на Кремль работает немало бизнесменов, знающих толк в подобного рода сделках.
Хотя более вероятной представляется другая, практически лобовая, схема. У России есть такая сильная переговорная позиция, как продажа оружия Сирии. Причем такого оружия, которое не подпадает под международные ограничения, но представляет реальную угрозу безопасности Израиля. Есть еще вопрос вывода сирийских войск из Ливана, где от позиции России тоже кое-что зависит. И если преследование Гусинского для российских властей – дело государственной важности, то можно ведь и поторговаться с израильтянами, запасшись всеми этими аргументами.
Понятно, что вот так просто обменять Гусинского даже на сдержанность в продаже оружия Сирии невозможно. Но подогреть энтузиазм, добавить страсти израильским детективам, разогнать информационную волну вокруг этого дела очень даже вероятно. Особенно на начальной стадии, когда можно говорить, но еще ни за что не надо отвечать, а репутация фигуранта уже непоправимо повреждена.
