Дагестанские боевики ответили на амнистию

Во вторник в Буйнакске взорвали местного прокурора Бетала Беталова, а когда на место происшествия поехал глава МВД Адильгирей Магомедтагиров, он попал в засаду и чудом уцелел. Судя по всему, прокурора взорвали как приманку: настоящей целью был именно Магомедтагиров.


Прокурор был на небронированной машине. Бронированная, одолженная друзьями, стояла в гараже, потому что в Дагестан только что назначили нового прокурора республики, и Беталову было неловко ездить перед новым начальником на дорогой бронированной машине.

Понимаю, что у меня как журналиста нет доказательств, но полагаю, что покушение устроил Раппани Халилов. Халилов родом из Буйнакска, и, говорят, частенько навещает город с поддельным паспортом. Это, несмотря на блокпосты, не проблема. Я знаю очаровательную историю, когда человек, бывший в розыске, ехал вот так через блокпост, и когда к нему придрались, передернул затвор «стечкина». Гаишник услышал звук передергиваемого затвора и пропустил машину, чтобы не было беды.
Полагаю также, что настоящей мишенью был даже не Магомедтагиров – настоящей мишенью была амнистия, и одно это доказывает, что амнистия – вовсе не фикция, а очень серьезная вещь.

Амнистия в Дагестане имеет свои особенности. На самом деле она идет довольно давно, с момента назначения президента Алиева. Очень многие боевики вернулись в села под сложную систему неформальных гарантий, данных депутатами и бандитами (что в Дагестане зачастую одно и то же), старейшинами и пр., а в конечном итоге – президентом.

Многие оказались в боевиках в результате милицейского беспредела, помноженного на милицейскую же жадность. Где для таких людей кончается кровная месть и начинается ислам, сказать очень сложно: весь их ислам военно-полевого масхаба. У одного из таких, с кем я беседовала, в городе при штурме снайпер подстрелил четырехлетнего сына: «Я думал, кролик бежит», — усмехаясь, объяснил он. Сын выжил и теперь приходит в колонию к отцу. Он имеет обыкновение подходит к ментам и спрашивать: «Это ты стрелял в моего отца? Я тебя убью, когда вырасту».


В других случаях имели место провокации. Например, в Гимрах молодежь оказалась в горах после такой истории. Ребятам позвонил некий человек и, отрекомендовавшись «братом-мусульманином», попросил помощи, он-де прячется от ментов. Молодые ребята, в основном отучившиеся в Сирии и, вероятно, оказывавшие подобные услуги не раз, поехали забрать бедолагу на тот конец Гимринского туннеля. Новый знакомец сел в машину, сказал, что помощь больше не нужна, оставил в машине два автомата в подарок и вышел. Ребята сообразили, в чем дело, и рванули обратно в село. Их чудом не поймали, а в село федералы войти не решились.

После этого случая старики сами попросили молодых уйти в горы, чтобы по селу не проехали бэтээры. А когда президентом стал Муху Алиев, старики, наоборот, попросили у него разрешения для молодых вернуться. «Они ничего не сделали, — сказали старики, — но если вы продолжите гонять их по горам, то у села ничего не останется, как присоединиться к ним».

Взаимоотношения всех этих парней с ментами, законом, родичами, кровникам, селом чрезвычайно сложные. Помню, в одном селе вернувшиеся с гор ребята рассказывали мне, как во время милицейской спецоперации они ничего не делали, возле них ложились снаряды, а они, безоружные, читали ду’а, и Аллах им помог: никого не убило. «Аллах вам хорошо помог, — не выдержала я, — он еще и двух ментов замочил». «Э, менты сами друг друга перестреляли», — тут же заступился за молодых присутствовавший при разговоре глава администрации села.

Вернуться хотят очень многие. И те, кто попал в боевики совсем сдуру (допустим, подвозил односельчанина, зная, что тот боевик – но не отказывать же односельчанину?), и те, кто убежденно поддерживает идею Халифата, но понимает, что силы слишком неравны и война, буде случится, закончится победой кяфиров — а это запрещено мусульманину, радовать кяфиров поражением мусульман.

Так вот: до выступления Патрушева глава МВД Дагестана Адильгирей Магомедтагиров был против переговоров с боевиками. «Пулю в лоб» — и точка, и никто в Магомедтагирова не стрелял. Зачем, если менты творили ровно то, что надо боевикам, — умножали число сепаратистов?

После Патрушева точка зрения Магомедтагирова переменилась на 180 градусов: тут-то его и попытались убить. Стреляли не в министра – стреляли в идею амнистии. Раппани Халилова тоже можно понять: его никто прощать не собирается, а бегать в одиночку по горам – удовольствие маленькое.

К тому же есть такой немаловажный вопрос. У меня нет сомнений в искренности президента Дагестана, который действительно хочет примирения, но у меня большие сомнения в искренности милиции. В конце концов, боевиков должны прощать их кровники, которые сажали их на бутылку и вымогали после этого деньги у родичей. В жизни так не бывает. Неделю назад я спросила у г-на Магомедтагирова, где гарантия, что после амнистии не будет так же, как с покойным Машакариповым, лидером джамаата «Шариат».

Макашарипов был вполне убежденный ваххабит, «у него крышу снесло на ихнем джихаде», как заметил мне один из его односельчан, был переводчиком Басаева при вторжении в Дагестан, но после вторжения отец уговорил его сдаться, под амнистию. Он сдался – его страшно пытали, а потом взяли деньги и выпустили. Макашарипов поехал в Чечню и сказал, что хочет продолжить джихад. «Да ты ж агент, — сказали ему чеченцы, — а иначе чего б тебя выпустили?» Макашарипов вернулся в Дагестан и стал убивать ментов, чтобы доказать, что он не агент.

Так вот, я спросила министра, какие он может дать гарантии, и тот ответил: «Но ведь Макашарипова осудили и выпустили, а мы с ними будем вести следствие». В чем тут ответ и в чем гарантии, я понять не в силах.
Словом, Раппани Халилов или, допустим, Омар Шейхулаев, скорее всего, вовсе не считали, что срывают мирные переговоры. Они срывали ловушку, в которую, по их мнению, загоняли тех, кто бегает по лесам. Ведь, в конце концов, амнистия, которую объявил Патрушев, какая-то странная. Амнистия – это когда прощают виноватых. А здесь государство говорит, что оно простит невиновных: тех, кто не совершил преступлений.

Согласитесь: когда сидишь в лесу с автоматом и имеешь два десятка кровников в лице родичей замоченного тобой полковника милиции и еще два десятка кровников в лице родичей того мента, который замочил твоего брата, — очень трудно поверить в искренность государства, которое, так и быть, обещает амнистию тем, кто не виноват.