Мир изменился, но топливо осталось прежним
О связи нефти с политикой сказано столько, что писать об этом неблагодарное дело: мне всегда казалось, что очевидное интереса не вызывает. Но в прессе идут дискуссии по поводу российской энергетической политики. Авторы публикаций делят участников нефтяного и газового рынка на "чистых" и "нечистых". Понятно, что в наших либеральных и западных изданиях "неблагородным" партнером выступает Россия. А в патриотических и умеренных — наоборот – Запад. Россию обвиняют в том, что ее энергетическую политику контролирует государство, что это – "политизированная политика". Из этого следует, что на Западе в вопросах энергетической безопасности государство довольствуется ролью "участвующего наблюдателя", иначе – просто зрителя тех или иных событий на рынках энергоносителей.
Сомневаюсь в этом. Потому что у этих "событий" со дня промышленной добычи первой капли нефти есть некоторые особенности. "История нефти" очень хорошо изучена. А из нее, при любом способе прочтения, следует, что рынок углеводородов очень политизирован. Может быть, даже больше, чем рынок оружия. Говорят, на нефтяном рынке теперь соперничают транснациональные корпорации (ТНК), и государства здесь ни при чем. Но ведь во время войн, например, сражаются не чиновники правительств или депутаты парламентов, а фронты, корпуса, армии, вплоть до одиночных пехотинцев. Однако из этого не следует, что объявляют и ведут войны не государства, а командиры взводов.
Думаю, так обстоят дела и в войнах мирных: за топливные ресурсы "воюют" государства, а "сражаются" на самом деле ТНК. И противоречия между этими участниками рынка углеводородов, уверен, всюду в мире снимаются. Стоит ценам на нефть качнуться, на любой встрече в верхах только и говорят об энергетической безопасности. Надо полагать, что политики самого высокого уровня не обсуждают там пластовое давление или кэш-фло проекта установки стабилизации нефти. Не подумайте, что я имею в виду только последний саммит "восьмерки" в Петербурге. Я, скорее, обращаю внимание на то, что сам институт саммитов возник в 1975 году как одно из политических следствий именно нефтяного кризиса 70-х годов. На одном таком саммите, тогда еще "семерки", в Лондоне в 1975 году, два заседания из четырех были целиком посвящены исключительно нефтяным проблемам.
Неизменно упоминаемая отечественными поклонниками теорий "заговора и мировой закулисы" Трехсторонняя комиссия странным образом собралась в первый раз в 1973 году так же, именно по следам нефтяного кризиса. И в составе специалистов, промышленников и, разумеется, политиков под руководством Збигнева Бжезинского занялась глобальными энергетическими проблемами. Понятно, что по направлению Север–Юг, то есть от потребителей к производителям углеводородов. Область рассуждений по этой проблематике не сводится только к спорам хозяйствующих в энергетике субъектов. А еще через год в Вашингтоне в противовес картелю экспортеров (ОПЕК) Запад организовали объединение нефтяных импортеров — Международное энергетической агентство (МАЭ).
Если западные государства в нефтяной рынок не вмешиваются, то что же означает угроза тогдашнего государственного секретаря США Генри Киссинджера применить в 1974 году силу против нефтедобывающих государств? Что означает формирование "сил быстрого реагирования" США накануне следующего энергетического, а еще и долгового кризиса 80-х годов? Что означает доктрина Картера 1980 года, согласно которой ни одна "враждебная страна" не может помешать США присутствовать на Ближнем Востоке? Зачем объявлять Персидский залив "зоной жизненных интересов" Америки, создавать в 1983 году центральное командование США, зона ответственности которого включила девятнадцать стран именно "нефтяного эллипса"? По данным корпорации РЭНД, в 90-х годах безопасность в районе Персидского залива обходилась военному бюджету США в суммы до 60 млрд долларов. Это при том, что ежегодный импорт ближневосточной нефти в США не превышал тогда 30 млрд долларов. Какая уж тут "чистая экономика". И т.д.
Скажут, все это история, а сейчас, может быть, ничего такого и нет, ведь "мир изменился". Мир-то, может, и изменился, но топливо осталось прежним, и углеводороды по-прежнему добываются в местах, удаленных от своих основных потребителей. С 70-х годов развитые страны "пугают" нефтяных шейхов альтернативным топливом, эрой водорода, газификацией, ожижением угля и проч. Но шейхи относятся к этому, я бы сказал, со "змеиным спокойствием". До сих пор. Тем более сейчас, когда к потребителям нефти и газа из "золотого миллиарда" присоединились страны АТР во главе с Китаем. И если верить, что нефтегазовый рынок аполитичен и работает по моделям учебников для колледжей, то откуда вдруг такое "геополитическое беспокойство" по поводу планов России повернуть часть своих труб на Восток? Если западные государства лишь "участвующие наблюдатели", то почему в Великобритании так нервно восприняли слух о покупке Газпромом компании Centrica? Недавно журналистам показалось, что Ричард Чейни в Вильнюсе объявил России "холодную войну". Но вице-президент США быстро сбил пафос своего выступления, когда переместился в Казахстан и стал уговаривать тамошние власти транспортировать нефть, минуя Россию. И заголовки "холодная война" со страниц прессы повсеместно и закономерно исчезли.
Я никому никаких оценок не ставлю. Любая "мирная война", будь она нефтяной, газовой или куриной, закрыта и непрозрачна. Резко судить о ней опрометчиво, в том числе из-за недостатка информации. Я лишь задаю вопросы, исключительно ради "трезвого осознания ситуации". Например, вопль — "русские идут!" – это политический или экономический "испуг" Европы? Или – почему государственная принадлежность норвежской компании «Статойл АСА» никому не угрожает, а Газпрома - угрожает?
Мы были очень уязвимы в 90-е годы, в период, как верно говорят, "государственного расстройства". И брали на себя экономические обязательства, скорее всего, под политическим давлением. Например, подписали в 1994 году Энергетическую Хартию. Не ратифицировать эту Хартию ума хватило. Но подпись означает, что Россия все же участвует в ней, пусть и на временной основе.
С экономической точки зрения, Россия ни в коем случае не должна была ставить подпись под этим документом. Она и сейчас не готова выполнить его требования, потому что лишится козырей добывающей и транзитной страны. Хартия родилась в бедной энергетическими ресурсами Европе, ясно, в чьих интересах, в первую очередь, она сочинялась. Документ стал скелетом в шкафу на любых переговорах с Евросоюзом. И эффективно дополняет аргументы политических противников присутствия российских компаний в Европе. Понятно, что Россия не выходит из режима этой Хартии по политическим причинам. Но недавно глава Европейской комиссии Жозе Барроуз приравнял российскую энергетику к коммунизму. После чего не мне одному показалось, что во внешнеэкономических связях Москвы политика, конечно, присутствует, но ее все же меньше, чем у Брюсселя.
Политизирован не только Брюссель. Например, Россия расширяет свое экономическое присутствие в Африке. Там ее интересы пересекаются не только с США и Евросоюзом, но и с Китаем. И Китай действует в Африке очень "идеологично", без европейских лозунгов о правах человека и сексуальных меньшинств. Он на всех международных площадках поддерживает африканские страны политически. Организован форум министров "Китай – Африка". Под эгидой Госсовета Китая работает "Группа торгово-экономического и технико-экономического сотрудничества и координации отношений со странами Африки". Эту комплексно "обеспечивающую" сторону китайско-африканских отношений эксперты отмечают особенно. Сегодня в нефтяном импорте Китая четверть составляет африканская нефть. Я не призываю копировать китайский опыт. Но что-то в политическом тезисе "общности судеб и задач", с которым Китай успешно присутствует в Африке, согласитесь, есть…
В 1956 году американец М. Кинг Хабберт ввел в оборот термин "пик Хабберта". Этот пик соответствует исчерпанию половины мировых запасов нефти. Хабберт предсказывал, что это случится в 2000 году и повлечет за собой всплески цен на нефть и войны за контроль над ее ресурсами. Не знаю, достигнут ли "пик Хабберта" с ресурсной точки зрения. Но цены на нефть выросли, и войны под разными прикрытиями в нефтеносных районах идут. А в солидных высших учебных заведениях внешнеполитического профиля открываются кафедры энергетической дипломатии. Стало быть, и в энергетике есть политика, потому что без политики дипломатия не нужна.
